Эди Марш грезились тиковые яхты и молодые красивые Кеннеди, когда к ее левой груди пристроилась влажная рука Тони Торреса.
– Хорош тискать, это тебе не помидор, – сказала Эди, приоткрыв один глаз.
– А посмотреть можно? – спросил Тони.
– Исключено.
Но шезлонг, скрипя под тушей торговца, подъехал ближе.
– Никого же нет, – бормотал Тони, возясь с пуговицами на блузке Эди. – И потом, ты ведь моя жена. – Раздался гнусный смешок.
– О господи! – Почувствовав на сосках горячие лучи солнца, Эди открыла глаза. Ну так и есть – этот боров уже ее рассупонил. – Тебе же английским языком сказано.
Тони удовлетворенно оценивал ее груди.
– Не забывай, у кого дробовик, милочка.
– Как романтично, – сказала Эди. – Пригрозить убийством – лучший способ распалить девушку. Только подумаю об этом, и уже вся мокрая. – Она оттолкнула руку Тони и застегнула блузку. – Где же мои очки? – пробормотала она.
Торговец баюкал на брюхе «ремингтон». В пупке у него набралась лужица пота.
– А ты об этом подумаешь. Все одинаковые.
– Я и о раке думаю, только он меня не заводит.
В Тони Торресе Эди привлекало одно – его золотые часы «Картье». Только на них, наверное, такая безвкусная гравировка, что никому втихую не толкнешь.
– У тебя были лысые мужики? – спросил Тони.
– Нет. А ты шанкр видел?
Торговец засопел и отвернулся.
– Кто-то у нас в дурном настроении.
Эди порылась в сумочке и спряталась за черными «Рэй-Банами». Дробовик нервировал, но она решила не дергаться. Старалась не замечать летнего зноя, неумолчного воя пил и грохота самосвалов, шуршанья газеты Тони Торреса. Жаркое солнце помогало представить изрезанные дюнами берега на курорте Виньярд и частные пляжи Маналапана.
Ее грезы прервались шагами на другой стороне улицы. Эди надеялась, что вернулся Щелкунчик, но там оказался человек с двумя маленькими таксами.
Эди почувствовала руку Тони у себя на локте и услышала голос:
– Милая, натри мне, пожалуйста, плечи «Бронзой».
Эди вскочила со стула и перешла через дорогу. Человек наблюдал, как таксы писают на пенек от почтового ящика. Печально ссутулившись, он держал ненатянутые поводки в одной руке и, против ожидания, не приосанился с появлением красивой женщины.
Эди сказала, что собачки просто прелесть. Нагнулась их погладить, и таксы одновременно опрокинулись на спину и принялись ерзать, как червячки на сковородке.
– Как их зовут?
– Доналд и Марла, – ответил человек. Он был невысок и изящен, как доменная печь, одет в персиковую сетчатую рубашку и слаксы цвета хаки. – Вы живете в этом доме?
Заметив, как Тони Торрес пристально наблюдает за ними из шезлонга, Эди спросила незнакомца, не является ли он представителем страховой компании «Среднезападный Ущерб».
– Ну да, – насмешливо ответил человек и показал на собак: – А это мои коллеги из «Меррилл-Линч».
Таксы уже вскочили и, виляя попками, облизывали голые лодыжки Эди.
Человек повел раздвоенным подбородком в сторону Тони Торреса и спросил:
– Ваш родственник? Вы ему жена или сестра?
– Вот еще! – Эди картинно содрогнулась.
– Чудненько. Тогда мой совет: вали-ка, на хрен, отсюда подальше.
Мысли у Эди разбежались. Она посмотрела в оба конца улицы, но Щелкунчика нигде не было.
– Какого черта мнешься? – Человек сунул Эди в руку оба поводка. – Вперед.
Августина разбудили запах кофе и звяканье посуды – в его кухне замужняя женщина готовила завтрак. Похоже, самое время оценить ситуацию.
Отец сидит в тюрьме, мать уехала, звери покойного дядюшки разбежались и бродят среди невинных горожан. Сам Августин тоже свободен – в полнейшем и грустнейшем смысле этого слова. Абсолютно никакой личной ответственности. И как объяснить Бонни Лэм это положение?
Отец был рыбаком и попутно перевозил наркотики, пока его не арестовали у острова Андрос.
Мать уехала в Лас-Вегас и вышла замуж снова. Ее нынешний супруг – тенор-саксофон в оркестре Тони Беннетта.
Последняя подружка работала моделью ног в большом чулочном концерне. Накопив денег, купила дом в Брентвуде, Калифорния, и там делает минет лишь обрезанным агентам киноактеров и случайным режиссерам.
А что насчет вас, спросит миссис Лэм. Чем вы зарабатываете на жизнь?
Читаю банковские счета.
Миссис Лэм выкажет вежливое любопытство, и придется рассказать ей об авиакатастрофе.
Это случилось три года назад, когда я улетал из Нассау после того, как навестил своего старика в тюрьме Фокс-Хилл. Что пилот пьян, я понял, лишь когда наш двухмоторный «Бичкрафт» врезался в вертолет береговой охраны, стоявший в ангаре аэропорта Опа-Лока.
Потом три месяца и семнадцать дней я спал в палате интенсивной терапии больницы имени Джексона. А когда очнулся, был уже богатым. Страховое агентство чартерных воздушных перевозок уладило инцидент с адвокатом, которого я не знаю и по сей день не встречал. Поступил чек на восемьсот тысяч долларов, и я, к своему удивлению, разумно их вложил.
Миссис Лэм, если я верно ее оценил, спросит: так а чем же вы все-таки занимаетесь?
Честно говоря, я и сам не знаю…
Беседа, состоявшаяся за ветчиной с французскими тостами, прошла не совсем так, как это предполагал Августин. Когда он закончил, Бонни Лэм посмотрела на него поверх чашки с кофе и спросила:
– Тот шрам у вас после аварии?
– Какой шрам?
– Внизу спины, похож на букву «У».
– Нет, – сдержанно ответил Августин, – это другое. – И мысленно пометил себе: не разгуливать без рубашки.
Убирая со стола, Бонни спросила об отце.
– Его выдали Багамам, – сказал Августин. – Но он предпочел бы Алабаму.
– Вы с ним близки?
– Конечно. Между нами всего семьсот миль.
– Часто видитесь?
– Как только мне захочется испортить себе настроение.
Августин часто мечтал, чтобы крушение стерло из его памяти то посещение тюрьмы Фокс-Хилл. Однако не стерло. Наверное, они должны были говорить об экстрадиции, о поиске мало-мальски приличного адвоката в Штатах, о возможности договориться с обвинителями, чтобы старик все же выбрался из тюрьмы до скончания этого века.
Но отцу на свидании хотелось говорить совсем о другом. Он просил сына об услуге.
– Помнишь Мудю? Он задолжал мне за часть товара.
– Ответ отрицательный.
– Перестань, А.Г. Мне адвокатам платить. Возьми с собой Ссыкуна и Гориллу. Мудей они займутся. Но не деньгами. Деньги я только тебе доверю.
– Пап, я просто не верю своим ушам. Это невероятно…
– Да ты съезди в порт Нассау. Посмотри, что они сделали с моим катером. Горилла рассказывал, сняли радар и всю электрику.
– Ну и что? Ты все равно не умел ими пользоваться.
– Слушай, умник, у меня был пожар на борту. Среди, черт возьми, ночи!
– Все равно еще надо суметь пришвартовать шестидесятифутовый ярусный тунцелов на глубине девять дюймов. Как тебе это удалось?
– Не смей так с отцом разговаривать!
– Взрослый человек – а водится с личностями, которых зовут Ссыкун и Горилла. Видишь, к чему это привело?
– А.Г., я бы и дальше предавался воспоминаниям, но надзиратель говорит, что время на исходе. Сделай, как я прошу. Повидайся с Генри Мудей в Биг-Пайне. Что тут такого?
– Жалкий.
– Что?
– Говорю, ты жалок.
– Это следует понимать как «нет»? Ты не выполнишь мою просьбу?
– О господи…
– Ты меня огорчаешь, малыш.
– Я тоже тобой горжусь, папа. Просто лопаюсь от гордости, когда произносят твое имя.
Августин припомнил свои мысли в «Бичкрафте», выруливающем на взлетную полосу: мой старик безнадежен, урок не впрок. Выйдет из тюрьмы и примется за старое.
Сын говорит родителю в глаза, что он жалок. Жалок! Другой бы отец заорал, выругался и врезал отпрыску. Только не мой. Особенно когда речь – о деньгах за наркотики. «Ну так как же, А.Г.?»
Пропади он пропадом, думал Августин. Дело даже не в том, что он сделал, не в том, что возил; главное – его тупая эгоистичная жадность пережила само преступление. На хрен! Он неисправим. Черт возьми, это он должен меня воспитывать, а не я его.
И тут самолет взлетел.
И тут же рухнул.
После этого Августин не мог по-прежнему воспринимать ни мир, ни свое место в нем. Иногда он и сам точно не знал, что его переменило – крушение или свидание с отцом в тюрьме Фокс-Хилл.
Бонни Лэм провела час в управлении ФБР, где с ней беседовали удручающе вежливые агенты. Один позвонил ее автоответчику и скопировал странное сообщение Макса о похищении. Агенты настоятельно рекомендовали известить их, как только Бонни получит достоверное требование выкупа. Тогда и только тогда ее делом займется отдел похищений. Следует почаще проверять автоответчик и ни одну запись не стирать. Определенных рекомендаций – стоит ли ей продолжить поиски мужа в Майами или вернуться в Нью-Йорк – высказано не было.
Бонни проводили в отдельный кабинет, откуда она безуспешно попыталась связаться с родителями Макса, путешествующими по Европе.
