Собака лезла на него, пытаясь добраться до его лица и горла.
Стивен закричал.
Рой хотел объяснить ему, что самые опасные люди, и, наверное, собаки тоже, это те, кого сильно били и унижали. Когда у них отняли гордость и надежду, когда их загнали в последний угол, когда им уже было нечего терять... Необходимо позаботиться, чтобы не было таких отчаявшихся людей, следует проявлять к ним жалость как можно раньше. Только это им требуется. В этом настоящее благородство и самая большая мудрость. Но Рой не сумел поделиться своими соображениями с художником, потому что обнаружилось, что он не только обездвижен, но не может вымолвить ни слова.
* * *
– Рокки, прекрати! Отпусти его, Рокки. Отпусти!
Спенсер тащил собаку за ошейник и боролся с ней до тех пор, пока она не повиновалась ему.
Стивен сидел на полу. Он, защищаясь, подтянул колени и прикрыл руками лицо. Сквозь пальцы сочилась кровь.
Элли подняла «узи». Спенсер забрал у нее автомат.
Он увидел, что у нее кровоточит левое ухо.
– В тебя опять попали.
– Это рикошет, просто касательное ранение, – сказала она.
На этот раз она могла смотреть прямо в глаза собаке.
Опасный ублюдок отнял руки от лица. Он был раздражающе спокоен.
– Они расположили людей по всему периметру усадьбы. В здании нет никого, но как только вы выйдете наружу, вам далеко не уйти. Мики, тебе никуда не уйти отсюда.
Элли сказала:
– Они не слышали выстрелы. Если никто не слышал крики людей, погибавших здесь, значит, и выстрелов тоже не было слышно. У нас есть шанс.
Женоубийца покачал головой:
– Нет, если только вы не заберете с собой меня и удивительного мистера Миро тоже.
– Он – мертв, – сказала Элли.
– Не имеет никакого значения. Мертвый он сможет принести больше пользы, чем живой. Никогда не знаешь, что может сотворить человек вроде него. Я бы сильно волновался, если бы мы забрали его с собой живым. Мы понесем его вместе, мой малыш-мальчиш, ты и я. Они увидят, что он ранен, но не будут знать, насколько сильно. Может, они ценят его и не станут открывать огонь.
– Я не желаю твоей помощи, – сказал Спенсер.
– Конечно, нет, но она тебе понадобится, – ответил его отец. – Они не приближались к твоей машине. Им было приказано держаться подальше, просто наблюдать за вами, пока не поступит приказ от Роя. Таким образом, мы можем положить его в машину между нами. Они не поймут, что тут происходит.
Он с трудом поднялся на ноги.
Спенсер попятился от него, словно от чего-то, возникшего в центре мелового пятиугольника, где вызывают колдуна. Рокки тоже попятился, но продолжал грозно ворчать.
Элли стояла в дверях, держась за ручку. Она была в относительной безопасности.
У Спенсера была собака, что это была за собака! И у него было оружие. У отца не было оружия, и руки его были изранены. Но Спенсер все равно боялся его. Боялся так же сильно, как в ту июльскую ночь и последовавшие за ней.
– Нам он нужен? – спросил он Элли.
– Какого дьявола, конечно, нет!
– Ты уверена, все, что ты проделала с компьютером, поможет нам?
– Я в этом больше уверена, чем в нем.
Спенсер сказал отцу:
– Что случится с тобой, если мы оставим тебя здесь, в их руках?
Художник с интересом смотрел на свои израненные руки. Он не пытался определить, насколько опасны раны. Нет, он разглядывал руки, будто цветок или еще какую-нибудь прекрасную вещь, которую никогда не видел раньше.
– Что случится со мной, Мики? Ты имеешь в виду тот момент, когда я снова вернусь в тюрьму? Я читаю немного, чтобы как-то провести время. Я все еще рисую – ты об этом не знал? Я, наверное, напишу портрет твоей маленькой сучки в обрамлении этой дверной рамы. Я могу себе представить, как она выглядит без одежды. Я также знаю, как она бы выглядела, если бы у меня была возможность разложить ее здесь на столе и помочь ей понять ее настоящий потенциал. Я вижу, что тебе это противно, мой малыш. Но правда, это было бы такое небольшое удовольствие для меня, если учесть, что она будет прекрасна у меня на холсте. Таким образом, я смог бы разделить ее с тобой. – Он вздохнул и отвел взгляд от рук. Казалось, что его не волновала боль. – Что случится, если ты оставишь меня им, Мики? Ты приговоришь меня к существованию, которое будет зря расходовать мой талант и мою жажду и радость жизни. Это будет бесплодная и скучная жизнь, просто существование в окружении серых стен. Вот что случится со мной, ты, маленький неблагодарный сопляк!
– Ты сказал, что они еще хуже тебя.
– Ну, я знаю, кто я такой.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Я прекрасно оцениваю себя, у них эта черта полностью отсутствует.
– Они выпустили тебя.
– Временно, я им был нужен в качестве консультанта.
– Они могут тебя снова выпустить, не так ли?
– Нужно надеяться, что для этого не потребуется еще шестнадцать лет. – Он улыбался, как будто на его окровавленных руках были всего лишь порезы от листа бумаги. – Мы живем в такое время, когда появляются новые поколения фашистов. Я надеюсь, что со временем им понадобятся мои услуги и мой опыт.
– Ты надеешься, что тебе не придется возвращаться в тюрьму, – сказал Спенсер. – Ты думаешь, что тебе сегодня удастся удрать от них. Ты так считаешь?
– Мики, их там слишком много. Большие люди с большими пистолетами и автоматами. Большой черный лимузин «Крайслер». Вертолеты у них тоже есть. Нет-нет, мне, видимо, придется подождать, пока им не понадобится еще одна моя консультация.
– Ты сучий сын, обманщик, убийца моей матери, – проговорил Спенсер.
– О, только не пытайся запугать меня, – ответил его отец. – Я помню эту комнату шестнадцать лет назад. Мики, ты был тогда маленький трусишка, и ты таким же трусишкой остался до сих пор. Малыш, этот шрам ты заработал здесь. Сколько времени он заживал, прежде чем ты смог есть нормальную пищу?
– Я видел, как ты ее избил до полусмерти у бассейна.
– Если тебе легче от признания, тогда – вперед, не останавливайся! Вперед, малыш!
– Я был в кухне. Пошел взять печенье и услышал ее крики.
– Ты взял печенье?
– Когда она упала, ты бил ее по голове ногами.
– Не будь таким нудным, Мики. Ты никогда не был таким сыном, которого я желал бы иметь, но раньше ты не был таким нудным.
Он прекрасно владел собой и был удивительно спокоен. От него исходила аура власти, которая давила на окружающих. В его глазах нельзя было различить признаки безумия. Читай он проповедь, его можно было бы принять за священника. Он сам сказал про себя, что не был сумасшедшим, только порочным.
Спенсер усомнился, так ли это на самом деле.
– Мики, за тобой должок, ты помнишь об этом? Если бы меня не было, ты бы не появился на свет Божий. Что бы ты ни думал обо мне, я – твой отец.
– Меня не существовало бы без тебя. Да. И все было бы прекрасно. Просто чудесно. Но без моей матери я был бы точной копией тебя. У меня долг перед нею. Только перед нею. Это она мое спасение.
– Мики, Мики, ты не должен внушать мне чувство вины! Ты хочешь, чтобы я смотрел на тебя грустными огромными глазами? Хорошо, я могу принять грустный вид. Но твоя мать ничего не значила для меня. Ничего, кроме прикрытия на некоторое время. С ее помощью можно было легко вводить в заблуждение всех остальных, и еще у нее были хорошие сиськи. Но она была слишком любопытной. Когда мне пришлось притащить ее сюда, как всех остальных, – в ней не было ничего возбуждающего. Все оказалось самым обычным.
– Ну и хорошо. Вот тебе за нее, – сказал Спенсер.
Он выпустил короткую очередь из «узи», разорвав отца на куски и отправив его прямиком в ад.
Ни одна из пуль не отрикошетила.
Каждая попала точно в цель. Мертвец потащил их все за собой, падая на пол в лужу крови, темнее которой Спенсер никогда не видел.
При звуках выстрелов Рокки от удивления взвился в воздух. Потом он наклонил голову набок и начал смотреть на Стивена Акблома. Он обнюхивал его, как будто его запах был необыкновенным. Спенсер глядел на мертвого отца и чувствовал, как Рокки с любопытством поглядывает на него. Потом собака пошла к Элли, стоявшей у двери.
– Я думала, сможешь ли ты сделать это, – произнесла Элли. – Если бы ты не смог, стрелять пришлось бы мне. С раненой рукой мне было бы так больно при отдаче.
Он посмотрел ей в глаза. Она не пыталась утешить его. Она сказала ему то, что думала и чувствовала.
– Я сделал это без желания, – заметил Спенсер.
– А я бы с удовольствием!
– Я так не думаю.
– Я бы сделала это с огромным удовольствием!
– Но неприятно мне тоже не было.
– Почему бы тебе было неприятно? Когда ты видишь таракана, его следует растоптать!
– Как твое плечо?
– Жуткая боль, как будто тебя поджаривают в аду. Но кровотечение небольшое. – Она попыталась сжать правую руку и сморщилась от боли. – Я все равно смогу работать на компьютере. Бог мой, помоги мне успеть все сделать!
