— Идея принимается, — подвел черту Андрей. — Дью, не забудь только выписать счет. Мистеру Маккью еще раз придется раскошелиться.
На просьбу Хантера дать им с Андреем консультацию генерал Дуглас откликнулся с готовностью. Он принял их у себя на вилле.
Стройный, седой, действительно, как заметила Мона, подстриженный вертикально, пожимая им руки, он смотрел на них внимательными серыми глазами. Впечатления, что перед вами человек, разменявший седьмой десяток, не возникало. Это подчеркивалось и элегантностью темно-серого костюма, который шел к его сединам, и ослепительно белой манишкой, и со вкусом подобранным галстуком. Военного в нем выдавала разве что привычка держаться подчеркнуто прямо.
— Всегда рад вас видеть, господа. — Он чуть улыбнулся, приглашая их в гостиную, украшенную, что сразу бросалось в глаза, великолепной коллекцией охотничьих ружей. — Садитесь, пожалуйста, буду счастлив, если смогу чем-то вам помочь.
— Господин генерал, — Хантер сразу приступил к делу, — мы ведем сложное расследование…
По мере того как Дью говорил, седые брови генерала сдвигались, скулы порозовели, складки у рта обозначились резче. Не задавая вопросов, он слушал внимательно, не пропуская ни одного слова. Сухой рассказ Хантера Городецкий сопроводил рядом иллюстраций из дела Пауля Кирхгофа, и этого оказалось более чем достаточно, чтобы получить в лице генерала Дугласа верного союзника.
— Если я правильно понял вас, господа, — внешне он держался спокойно, но, как предполагал Хантер, факт предательской переквалификации разведчика в бандита его потряс, — главная трудность, с которой вы столкнулись, — невозможность получить сведения, касающиеся кадровых перемещений. Это и не дает возможности понять, кто такой Крюк.
— Совершенно верно, господин генерал, — подтвердил Андрей.
— Ясно, — генерал встал, и они поднялись вслед за ним, — вы можете дать мне три дня, господа?
— Три дня? — Хантер, кажется, удивился.
— Я понимаю, — генерал, видимо, решил, что запрашивает слишком много времени, — я постараюсь уложиться в более сжатые сроки. Но мне не хотелось бы давать пустых обещаний.
— Сэр, — вмешался Андрей, — срок вполне приемлемый.
— Вас, таким образом, интересует только имя? — уточнил генерал.
— Остальное — дело техники, — заверил его Андрей.
Генерал Дуглас кивнул, и этот кивок ничего хорошего не сулил бывшему разведчику.
— Слушай, — по дороге в офис говорил Хантер, — Мона права, Дуглас поднимет армию, авиацию и флот.
— Ты зря волнуешься, — успокоил его Андрей, — уверяю тебя, он знает свое дело. И не забывай, человек, может быть, впервые в жизни почувствовал себя разведчиком. Все будет о'кей.
Генерал позвонил через день.
— Мистер Хантер, — доложил он, — имя интересующего вас субъекта — Рольф Тротт.
— Благодарю вас, генерал. Мы будем держать вас в курсе дела.
Это было как раз то, чего генералу Дугласу очень хотелось.
Остальное, как полагал Андрей, было делом техники. Хантеру по своим каналам, Марку — по своим надлежало выяснить, что представлял собой Рольф Тротт, он же Крюк.
Выяснить это оказалось проще, чем можно было ожидать. Если Крюк, казалось, бесследно исчез, то полковник в отставке Тротт и не думал скрываться. В доме на Бенджамен-стрит он занимал респектабельные апартаменты из пяти комнат, порядок в которых поддерживала приходящая прислуга. Вместе с Рольфом жила его сестра, выполняя роль экономки, высвобождая полковнику время для более серьезных дел. Было известно, что он поигрывает на бирже и, возможно, неплохо разбирается в этом непростом деле. Создавалось впечатление, что основной доход он получает в виде дивидендов по акциям. Как установил Марк, его счет в банке, одним из членов которого был Уилльям Чиверс, сравнительно недавно составлял триста тысяч долларов, но за последний год убавился примерно на треть.
Полковник являл собой, таким образом, человека среднего достатка, живущего вполне по средствам. Он ходил в клуб, играл в гольф, любил теннис, гостей не принимал. От попыток завести с ним знакомство умело отгораживался чопорной холодностью, пресекавшей желание попытки эти повторить.
Единственное, пожалуй, в чем его можно было упрекнуть, так это в том, что полковником он никогда не был, так как уволен был из армии в звании капитана. Но самозванство здесь можно было посчитать простительной и довольно типичной человеческой слабостью. В целом же предосудительно о Рольфе Тротте никто не отзывался.
Таким вот вырисовывался облик полковника по данным, собранным Хантером и Марком.
Тот ли это был человек, которого вот уже год они знали под кличкой «Крюк»? Андрей твердо ответил — тот. Наблюдение за квартирой Рольфа Тротта и за всеми его передвижениями было установлено профессиональное. Кроме Вацлава, Рудольфа и Инклава в нем принимали участие еще несколько человек, отобранных Городецким, кроме которого Маккью не желал видеть никого во главе специально созданной оперативной группы.
Взять Крюка ничего не стоило, но брать имело смысл только вместе с ближайшими помощниками, иначе ниточку между непосредственными исполнителями и Крюком было не протянуть.
Судя по всему, осечка, которая вышла у него с Андреем, многому его научила. Городецкий все больше утверждался в мысли, что участие Крюка в покушении на него вообще следует считать фактом случайным. Он не забыл, как удивился, обнаружив Крюка в машине, которая преследовала их с Хантером. Логичнее было бы найти в ней Мельника или еще кого-нибудь из подручных, но не самого Тротта. Однако к случайностям в действиях профессионалов Андрей всегда относился подозрительно. Он считал, что именно здесь следует искать причины провалов. Разведчик и минер ошибаются один раз. Банальная истина, вычитанная всеми и каждым из шпионских романов, не переставала оставаться истиной.
Если бы на месте Маккью оказался Доулинг, они год назад взяли бы Крюка с поличным, да еще и с тремя подручными. Момент был упущен, все приходилось начинать почти с начала.
Решение, которое в нем зрело, ему не нравилось. Но интуитивно он чувствовал, что наблюдение за Троттом ничего не даст. Вацлав правильно подметил, что Крюк не хотел связываться с другими профессионалами, предпочитая выбирать в качестве исполнителей новичков. Почерк его прослеживался лишь в умелой организации дела. Участие его в покушении на Городецкого оказалось той самой ошибкой, которая должна была привести к провалу.
Крюк хорошо должен был помнить ту ночь, когда он оказался в руках Андрея. Почему он тогда не попал за решетку, видимо, до сих пор оставалось для него загадкой. Все говорило за то, что осторожность его весь этот год была предельной. Даже заметное сокращение капитала, если судить по счету в банке, не побудило его взяться за старое. Поэтому Андрей и полагал, что слежка ничего не даст, если не вынудить Тротта пойти на крайние меры.
Одной из таких крайних мер могло оказаться извлечение из небытия Дика Чиверса. Вот кого Тротту скорее всего захотелось бы убрать. Однако трудно поверить, что, наученный горьким опытом, стал бы он это делать собственными руками. Ему понадобился бы тот же Мельник, если не как непосредственный исполнитель, то как посредник между исполнителями и Рольфом Троттом.
Но думать о Чиверсе-младшем, даже как о подсадной утке, Андрею было противно, не говоря уже о том, что этого дурака, паси его даже бэдфулская четверка, Тротт нашел бы способ убрать, поскольку дурак — он и есть дурак.
Из всех этих рассуждений вытекало, что роль подсадной утки придется сыграть самому Андрею. Это-то ему и не нравилось. Не понравилось бы это и Хантеру, который немедленно бы заявил — ради чего? Пусть бы занимались этим Чарлз с Марком или полиция. Стоило ли ехать из-за океана, чтобы подставлять лоб под пули бостонских киллеров? И он был бы прав. В худшем случае он мог бы предложить Андрею повторить трюк, что он проделал с Крюком и Мельником в их машине. Но во-первых, Дью не знал, что это за трюк, а во-вторых… Тогда это был не Городецкий, а волк, обложенный флажками, и еще раз влезать в его шкуру Андрей не желал.
В бэдфулской группе к его плану отнеслись по-разному. Инклав привел те аргументы, которые, по мнению Городецкого, должен был привести Хантер. Рудольф высказался за то, чтобы план принять, так как считал, что Андрей замещает здесь Доулинга, а значит, его решения следует не обсуждать, а выполнять. Вацлава план скорее удивил, и свое отношение к нему он выразил вопросом:
— Андрей, тебя что, девушки перестали любить?
Но с самого начала едва ли кто-нибудь из них сомневался, что план этот будет принят.
Остановившись у перекрестка, Рольф Тротт равнодушно рассматривал пешеходов, торопливо пересекающих дорогу слева направо и справа налево. И вдруг взгляд его выхватил из толпы фигуру, которая показалась ему знакомой. В следующее мгновение руки его судорожно вцепились в руль. Быстрой, легкой походкой, ловко лавируя в толпе, дорогу пересекал тот самый следователь, на которого год тому назад Крюка навел Дик Чиверс. Полячишка, Городецкий — он хорошо помнил его имя, — мелькнул и исчез в толпе. Тротт опомнился, когда стоящие за ним машины начали сигналить, требуя дорогу.
