— Так все верно, здесь он разворачивается и едет, как выяснилось, в сторону морга.
15–35. «я подъехал, жду на месте».
15–50. приглушенный хлопок. «Незнакомый голос: здорово, Ганс! Боишься заходить? Не сожрут тебя мертвяки! смех. Голос Ганса (заикается): да пошел ты! … неизвестный: Они, видишь, наоборот, всем поделиться готовы. Держи еще одну поченьку, мужик в аварию попал по виду здоровый, хирург доволен будет».
— Так, здесь он едет в больницу. В этот раз я не стал за ним следить по территории. – сказал Кабанов. – Что там дальше из существенного?
17–10. «это я снова. Перевез, все в порядке, хирург доволен. – пауза – как там шеф? – пауза – ходит уже? За…отлично! Когда вернется? – пауза. – может звякнуть ему о том, кого я видел сегодня? – пауза. – откуда у меня его телефон? – может и правильно, не стоит волновать. Приедет, разберется».
— С шефом, наверное, кто‑то другой контактирует. – предположил Горохов. – Хирург, скорее всего.
— Очень может быть, Андрей Сергеевич. – согласился Кабанов, просматривая дальнейшие записи. – Это для нас очень хорошо. Так, Вова–Ганс рулит домой, покрывая дорогу россыпью ругательств, в чем я с ним абсолютно солидарен, ставит машину во дворе и покидает зону слышимости.
— Чего надумал, детектив? – голос дяди Бори вывел Кабанова из задумчивости.
— Да. – Дмитрий постучал пальцами по столу. – Андрей Сергеевич, ты никогда не заикался?
— Бог миловал, Дмитрий Петрович.
— Думаю, у тебя получится. И вообще, Андрей Сергеевич, пора тебе из подполья выходить, проверить, на что способно тренированное тело.
— Я готов. А заикание здесь причем, боитесь, что испугаюсь?
— Что Вы, мой друг, в нашем предприятии пугаться будет другой человек. Сейчас я набросаю сценарий, и все будет понятно.
— Караваев, стой! Сюда иди! – Пантелеев стоял возле двери своего кабинета и кричал через весь коридор.
Темноволосый лейтенант в мешковатой форме обернулся, лицо на мгновенье сморщилось, но тут же приняло подобострастное выражение.
— Ты где ходишь, Караваев, твою мать? – сверкая глазами снизу вверх, спросил начальник уголовного розыска.
— С выезда приехал. Я дежурю сегодня. – Караваев покосился на проходящих мимо сотрудников.
— Я знаю, что ты дежуришь! Тебе мои указания по хую? Я же сказал, по всем преступлениям писать по три рапорта – поквартирный обход, проверка мест сбыта, проверка судимых! Время полшестого вечера, в материалах не рапорта, а обезьяньи каракули, следователь тебя найти не может, я дозвониться не могу.
— Я же на кражу из подвала выезжал, там телефон не ловит. – оправдывался опер. Он ссутулился, стараясь не слишком возвышаться над начальством.
— Ты издеваешься надо мной, сука! – взвизгнул Пантелеев. – Перезвонить не мог?
— Я не издеваюсь, у меня деньги кончились. – Караваев секунду помолчал, выпрямился и тихо сказал: — И я не сука.
Пантелеева пробила дрожь, лицо побледнело.
— Я тебе припомню. – прошипел Пантелеев.
Начальник уголовного розыска забежал в свой кабинет, оставив Караваева догадываться о неприятностях, неминуемо последующих в обозримом будущем.
Алексей Николаевич схватил пачку «парламента» со стола.
— Твою мать! – дрожащие пальцы никак не могли вытащить сигарету. Глаза затуманились. Кровь ударила в мозг. Как же тяжело быть начальником! Суки гребаные! Был бы ростом повыше, так бы не разговаривали! Не сука он! Голову поднял! Суки! Суки вы все! Ничего, все еще попляшут, когда премии лишаться! Главное удержаться на месте, Зайсунцева не разозлить.
Пантелеев прикурил сигарету, затянулся. В легких потеплело, в черепной коробке сработал байпас. Раскрыть бы самому преступление какое, а лучше информацию железную получить, доложить, потом раскрытием руководить.
На столе резкой трелью напомнил о себе городской телефон. Кто‑то наверху воздал чаяниям Алексея Николаевича. Из трубки раздался голос Золотого:
— Мне начальника угро.
— Я слушаю, Макс.
— Узнали? Я новую информацию по тому делу надыбал. Не по телефону. Можете выйти? Я в скверике, где заброшенная пивнушка буду ждать.
Пантелеев глянул в окно: пасмурно, ветер. Алексей Николаевич надел курточку, похлопал по карманам – телефон, ключи, удостоверение, присовокупил пачку сигарет, все. Можно идти на встречу. Закрыл кабинет, зарысил по коридору. Перед выходом на лестницу открыл дверь попутного кабинета, важным голосом громко отчеканил:
— Рома! Я на встречу с агентом, вернусь, соберемся!
Вечно насупленный татарин по имени Румиль выглянул из‑за монитора, вздохнул. Что он подумал о великом агентуристе, остается догадываться.
Пантелеев, стараясь шагать солидно и в тоже время торопясь услышать важную информацию, сулившую всякие ништяки, приближался к скверу. Могут медалью наградить, в газете, а то и по телевизору прославить. Могут к внеочередному званию представить. Премия само собой! Мечтая таким образом, Алексей Николаевич прошел две сталинские пятиэтажки, свернул налево к воротам в сквер. Через кованые прутья и заросли кустарника просматривался синий павильон в дальней стороне сквера. К бывшей пивной можно было выйти с другой стороны, через малые ворота, но тогда пришлось бы проходить мимо продуктового рынка, отданного на выкуп представителям южных независимых республик. Возле павильона никого не наблюдалось. Прячется конспиратор, решил Алексей Николаевич. Он шел по центральной дорожке и поглядывал по сторонам. Было бы от кого прятаться – в сквере никого, даже бомжи еще ночевать не пришли.
— Максим, ты где? – Пантелеев остановился у пивнушки.
— Здесь я. – послышалось из‑за угла.
Алексей Николаевич шагнул мимо облупленной двери, не успел дойти до угла, как почувствовал движение за спиной, и в голове разорвалась белая звезда.
Очнулся Пантелеев от недостатка кислорода. Он успел разглядеть остаточные следы комет, резко вздохнул носом, попытался дышать глубже. От затылка ко лбу растеклась боль, вызывая смутные воспоминания. Правой стороной Пантелеев ощутил сырость и прохладу, чернота перед глазами чуть посерела, в нос ударил запах застарелой мочи. Алексей Николаевич с испугом понял, что голова обмотана тканью, губы не разжимаются, рот залеплен, и лежит он на земле возле пивнушки. Попытался шевельнуться — разъяснилась поза: ноги и руки связаны, колени прижаты к груди, руки за спиной. Испуг сменился ужасом, когда пленник услышал приглушенные голоса. Пантелеев замер.
— С З–золотым что б–будем делать? – мужчина заикался.
— То же, что и с этим. – голос как у робота, без эмоций. – На запчасти пустим. И тебя бы тоже, долбоеба, вместе с ними, чтобы язык не распускал.
— Я же с–сразу осознал. Не от–трицаю же. – винился заика. – К‑как думаешь, Золотой больше никому не с–слил?
— Он бы сказал. Про этого же сказал. У меня все говорят.
Алексей Николаевич услышал звуки шагов, голоса раздались совсем близко.
— А этот н–не мог н–никому рассказать? Может, поп–пытаем?
— Времени нет. – сказал робот. – Даже если и рассказал, кто поверит? Просто надо сделать, чтобы их не стало. Искать будут, ясен перец, может, дело по мокрухе заведут, зато про наши дела никто не вспомнит.
— Нам бы еще К–кабанова найти прежде м–мусаров. Зря ты б–бутылку с его пальцами подкинул.
— Шеф приказал. И правильно сделал, — убежденно сказал робот, — не пошел же Кабанов в ментовку заяву писать. Ты точно его здесь, в городе, видел?
— Т–теперь уже не знаю. Все‑таки к–крепко он мне в морге к–кукушку встряхнул.
— Ничего, найдем, куда он без документов денется. Давай грузить, где твоя «приора» стоит?
— С–слушай, он очнулся вроде.
— Сейчас отключим. – голос робота совсем приблизился.
В голове пленника снова взорвалась звезда, и он полетел в космос.
Из забытья Пантелеева вернул удар правой стороной груди обо что‑то продолговатое.
— С–смотри, как в б–багажник помещается.
— Таких четверо сюда можно засунуть, если притрамбовать. Присмотри за ним, я пока хирургу звякну. Шевельнется, дай ему огнетушителем по башке. До больнички дотянет, а мозги не пересаживают.
От ужаса Пантелеев дышал через раз, стараясь себя не выдать.
— Дозвонился я до нашего хирурга. – голос робота приближался. – Аркадий Ефимович ждет пациента.
— Поверим нашего донора. – голос приблизился совсем близко, Пантелеев почувствовал, как из под него достают цилиндрический предмет. – Ну что, контрольный в голову.
Алексея Николаевича снова встретила бездна.
— С какой, однако, л–любовью вы его, Дмитрий Петрович, по голове стучали. – заметил Горохов. Он придвинулся к передним сиденьям и взглядом провожал габаритные огни.
— Как родного. – подтвердил Кабанов. Он тоже следил за «Приорой».
Фары высветили арку, автомобиль завернул, в глухом дворе снова стало темно.
— План удался? – спросил Хаким.
«Шаха» стояла в дальнем углу двора, неприметная среди подобного автохлама.
