Воспользовавшись задней дверью гаража, Моррис выкатил тележку во двор. Из-за мокрой травы и раскисшей земли идти было трудно. Дорожку, по которой он так часто ходил в детстве — обычно в Зал отдыха на Березовой улице — от непогоды защищали деревья, поэтому там он смог пойти быстрее. Когда он добрался ручья, который по диагонали пересекал ничейный участок земли размером с городской квартал, наступила полная темнота.
Он захватил с собой фонарик и теперь подсвечивал ним, выбирая подходящее место у ручья на безопасном расстоянии от дорожки. Грязь была мягкой, и копать было легко, пока он не наткнулся на переплетенные корни нависающего дерева. Моррис подумал, не найти ли другое место, но дыра была уже почти готова, и он не собирался начинать все заново, к тому же это только временная осторожность. Он поставил фонарик в отверстие, приделав его на камни так, чтобы свет падал на корни, и разрубил их киркой.
Засунув сундук в дыру, он быстро забросал ее землей. Закончил тем, что прибил рыхлую грязь лопатой. «Отлично, — подумал он. — На берегу ручья травы мало, следовательно, голый клочок земли не будет выделяться. Главное же то, что сундук теперь не в доме, правильно?»
Правильно?
Возвращаясь с тележкой к дому, он не чувствовал облегчения. Все шло не так, как надо. Все. Как будто злой рок стала между ним и записными книжками, так же, как судьба не давала соединиться Ромео и Джульетте. Это сравнение показалось одновременно бессмысленным и идеальным. Да, он был любовником. Проклятый Ротстайн бросил его со своим «Беглец сбавляет обороты», но это ничего не меняло.
Его любовь была настоящей.
Вернувшись в дом, он сразу принял душ, так же, как это сделает мальчик по имени Пит Сауберс много лет спустя в этой же ванной, вернувшись с того самого места на берегу ручья под нависающим деревом. Моррис стоял под душем, пока не закончилась горячая вода, а пальцы сделались лиловыми. Затем вытерся и надел свежую одежду из шкафа в спальне. Одежда этот казался ему детской и старомодной, но по размеру подходила (более или менее). Грязные джинсы и фуфайку он положил в мойку, это движение когда-то тоже будет воспроизведен Питом Сауберсом.
Моррис включил телевизор, сел в старое отцовское кресло — мать говорила, что сохранила его как напоминание на тот случай, если у него снова возникнет желание сделать глупость, — и посмотрел обычную порцию оживленной рекламной ерунды. Он подумал, что любая из этих реклам (прыгают пузырьки со слабительным, мамочки-щеголихи, поющие гамбургеры) могла быть составлена Джимми Голдом, и от этого голова разболелась как никогда сильно. Он решил сходить к «Зоне» купить анацин. Возможно, еще и пару бутылок пива. От пива ничего плохого не будет. Проблемы бывают от крепких напитков, и он хорошо усвоил этот урок.
Анацин он купил, но от мысли о том, чтобы пить пиво в доме, полном книг, которые ему читать не хотелось, перед телевизором, который его привлекал, настроение у него испортилось окончательно. К тому же то, что он действительно хотел почитать, находилось так соблазнительно близко. Моррис не имел привычки пить в барах, но почувствовал, что, если сейчас не получится, не найдет компанию и не послушает энергичную музыку, то, наверное, сойдет с ума. Он был уверен: где в этой дождливой ночи является молодая женщина, которой также хочется танцевать.
Заплатив за лекарства, он вяло спросил молодого парня за кассой, нет ли поблизости бара с живой музыкой, куда можно доехать автобусом.
Молодой человек ответил, что есть.
2010Когда в пятницу в половине четвертого Линда Сауберс вернулась домой, Пит сидел на кухне и пил какао. Волосы его еще не высохли после душа. Повесив куртку на крючок у двери черного хода, она снова приложила запястья к его голове.
— Холодный! — Сообщила она. — Тебе лучше?
— Ага, — ответил он. — Когда Тина вернулась, я сделал ей крекеров с арахисовым маслом.
— Молодец, ты замечательный братик. А где она?
— В Эллен, где же ей еще быть?
Линда закатила глаза, и Пит рассмеялся.
— Матушка Божья, это что, сушилка гудит?
— Да. В корзине разную одежду лежал, и я решил его постирать. Ты не волнуйся, я сделал все, как написано в инструкции на дверце. Все хорошо отстиралось.
Она наклонилась и поцеловала его в висок.
— Ты моя маленькая пчелка.
— Я стараюсь, — сказал Пит, сжав правую руку, чтобы скрыть пузырь на ладони.
Первый конверт пришел снежного четверга, меньше чем за неделю. Адрес — «мистеру Томасу Сауберсу, Сикоморовая улица, дом 23» — был напечатаа. На правом верхнем углу была наклеена сорока четырехцентовая марка с Годом Тигра. В левом верхнем углу обратного адреса не было. Том — единственный член клана Сауберсов, находившийся в доме в это время, — раскрыл конверт в прихожей, ожидая увидеть какую-то рекламу или очередной счет за просроченный платеж. Бог свидетель, в последнее время таких приходило немало. Но это была не реклама и не просроченный платеж тоже.
Это были деньги.
Остальная почта — каталоги ценных товаров, которых они не могли себе позволить, и рекламные проспекты, адресованные «жильцу» — выпали из его рук и рассыпались у ног, но он этого даже не заметил. Низким голосом Том Сауберс произнес, почти прорычал:
— Что за чертовщина?
Когда вернулась домой Линда, деньги лежали посреди кухонного стола. Том сидел перед аккуратной маленькой кучкой, положив голову на сложенные руки. Он был похож на генерала, который обдумывает план сражения.
— Что это? — Спросила Линда.
— Пятьсот долларов. — Он не отрывал взгляда от купюр, восемь по пятьдесят, пять по двадцать. — Поступило почте.
— От кого?
— Не знаю.
Она поставила портфель, подошла к столу и взяла пачку денег. Перечислила и удивленно посмотрела на него.
— Господи, Томми, а что было сказано в письме?
— Письма не было. Только деньги.
— Но кто мог …
— Не знаю, Лина. Но я знаю одно.
— Что?
— Мы можем их тратить.
***
— Праздники, жопа, — сказал Пит, когда они рассказали ему. Он задержался в школе на волейбол и пришел почти на обед.
— Следи за языком, — сказала Линда, думая о чем-то своем. Деньги так же лежали на кухонном столе.
— А сколько здесь? — И, когда отец ответил: — От кого это?
— Хороший вопрос, — заметил Том. — Подойдет для второго тура телевикторины, когда можно проиграть все. — Это была первая шутка, которую услышал от него Пит за долгое время.
Вошла Тина.
— Я думаю, у папы есть фея-крестная. Папа, мама, смотрите, какие у меня ногти! Эллен подарили лак с блестками, и она со мной поделилась.
— Тебе очень идет, моя тыковка, — сказал Том.
Сначала шутка, потом комплимент. Больше Питу было и не нужно, чтобы понять, что он поступил правильно. Абсолютно правильно. Ведь они не могли отправить деньги назад, верно? В них же нет обратного адреса. И, кстати, когда папа в последний раз называл Тину Тыковка?
Линда пристально посмотрела на сына.
— Ты об этом что-то знаешь?
— Нет, но вы со мной поделитесь?
— Размечтался, — сказала она и повернулась к мужу, упершись руками в стороны. — Том, кто-то очевидно ошибся.
Том подумал, и, когда он заговорил, не было ни авки, ни гавки. Голос спокойный.
— Не похоже. — Он подвинул к ней конверт и постучал пальцем по своему имени и адресу.
— Да, но …
— Никаких но, Линда. Мы задолжали нефтяной компании, но сначала надо погасить долг по твоей «Мастер-кард», иначе у тебя ее отберут.
— Да, но …
— Потеряв карту, потеряешь кредитный рейтинг. — По-прежнему невозмутимо. Спокойно и рассудительно. И убедительно. Для Пита это звучало так, будто отец долго болел и сейчас болезнь впервые отступила. Он даже улыбнулся. Улыбнулся и коснулся ее руки. — Сейчас твой рейтинг единственное, что у нас есть, поэтому нам следует его защищать. Да и потом, вдруг Тина прав, и у меня действительно есть волшебная крестная.
«Нет, — подумал Питер. — У тебя есть волшебный крестный».
Тина сказала:
— Ой, подождите, я знаю, от кого это.
Все вернулись к ней. Пит вдруг весь загорелся. Она не могла узнать, ведь так? Откуда ей знать? Только он сам, как дурак, сказал ей о сокровищах, и …
— От кого, дорогая? — Спросила Линда.
— От того фонда, папе помогал. Наверное, у них еще деньги нашлись, вот они их и раздают.
Пит беззвучно выдохнул, и только после этого понял, что не дышал.
Том погладил ее по волосам.
— Они бы не стали отправлять наличные, тыковка. Они шлют чеки. А еще кучу бланков для заполнения.
Пит подошел к плите.
— Сделаю какао. Кто желает?
Оказалось, все желают.
Конверты продолжали поступать.
Стоимость перевода увеличивалась, но сумма никогда не менялась. Ни много ни мало — лишние шесть тысяч долларов в год. Не бог весть, какие деньги, но без налогов и их именно хватало, чтобы семья Сауберсов НЕ погрязла в долгах.
