Сначала Джозеф Каролла хотел, чтобы сын занял его место, но за последний год он изменил свое мнение. Оказалось, что, несмотря на всю свою браваду во время последнего визита к Роберто, старик в глубине души понимал, что с ним его связывают узы гораздо более тесные, чем с сыном. Роберто давно слышал о том, что Пол понемногу торгует наркотиками. Во время войны он даже летал в Стамбул, чтобы заключить там сделки. Партии сырья доставлялись морем в Милан, где проходили очистку на подпольных заводах.
Каролла-младший был полностью занят делами и не скупился, оплачивая итальянским пилотам рейсы в Африку, где передерживал товар, когда в Роммеле становилось опасно. Он чуть с ума не сошел от ярости, когда узнал, что американцы вошли в Северную Африку, поскольку это ставило под угрозу существование отлаженного маршрута. Казалось, Пола не интересовало в жизни ничего, кроме денег. Даже судьба родного отца.
Организация единогласно проголосовала за то, что после смерти Джозефа Кароллы его место займет Роберто Лучано. Боссов поразили его жизнестойкость, умение наладить деловые связи и уберечь свои предприятия от разрушающего влияния кризиса. Военные награды также говорили в его пользу. Однако решение Организации, чрезвычайно лестное для него, ставило крест на его решении выйти из дела. С этой минуты он становился полноправным доном, одним из самых молодых в Синдикате, но его не покидали тревожные предчувствия. И прежде всего потому, что он нажил себе смертельного врага в лице Пола Кароллы.
Джозеф Каролла был подключен к кислородной подушке, которая лишь немного облегчала его существование. Из его груди вырывалось хриплое дыхание; исхудавшие пожелтевшие руки неподвижно лежали поверх белоснежной простыни. Он понимал, что Роберто стоит возле постели. Его рука вздрогнула и слегка приподнялась. Роберто склонился, чтобы поцеловать ее. Он произнес слова благодарности старому дону, но тот смог лишь промычать в ответ. В следующий миг его сотрясли конвульсии жуткого кашля и кислородная маска запотела.
Каролла сжал в кулак руку, на которой было надето массивное золотое кольцо — символ его власти. Он нашел глазами лицо Роберто и разжал руку. Взгляд его помутился, и через миг в больничной палате раздался угасающий зуммер машины, которая до последней минуты поддерживала жизнь старика. Джозеф Каролла не успел ни увидеть кольцо на пальце своего преемника, ни обнять на прощанье того, кого подобрал когда-то на улицах Неаполя и с тех пор считал своим сыном.
Роберто надел на палец кольцо и вышел из палаты. Он направился в дом Кароллы, где его встретили доверенные лица отошедшего в мир иной старого дона. Они поцеловали Роберто руку и открыли ему двери кабинета Кароллы. Он забрал оттуда и из офиса Кароллы все документы. Лучано везде оказывали должные знаки внимания, признавая в нем нового главу семьи. Джозеф Каролла не желал бы для своего наследника лучшего.
Роберто пробыл в Нью-Йорке шесть месяцев и за это время видел Пола только однажды, на похоронах.
На пальце у Роберто сияло кольцо, и Пол не мог пережить этого.
— Наступит день, когда я заберу его у тебя, — сказал он. — Не забывай, что оно принадлежит мне по праву.
Только спустя два года после смерти Джозефа Кароллы Лучано доказал себе и остальным, что старик сделал правильный выбор, передав ему власть. Однако выполнять обещание позаботиться о Поле, данное Джозефу перед самой смертью, с каждым годом Роберто становилось все труднее. Этторе Каллеа постоянно предупреждал Роберто о том, что Пола следует приструнить, но он не принимал предостережения всерьез. Когда выяснилось, что Пол собрал группу людей, организовал что-то похожее на собственную семью и продолжает заниматься наркотиками, Роберто вышел из себя.
Полу Каролле приказали явиться в Нью-Йорк в штаб-квартиру дона Роберто, который специально прилетел из Италии, чтобы переговорить с ним.
За два часа до назначенной встречи от Кароллы прибыл посланец с запиской. Пол извинялся, что не может приехать, потому что у него рожает жена. Как истинный сицилиец и отец четырех детей, Роберто мог понять волнение Пола при появлении на свет первенца и его желание, чтобы это случилось на Сицилии.
Пол Каролла между тем использовал отсутствие Роберто в Италии для того, чтобы провернуть кое-какие свои дела.
Ева Каролла, миниатюрная женщина с сильным характером и буйным темпераментом, была единственным человеком, который мог сладить с Полом. Это понимали все, кроме него самого. Пол боготворил жену, готов был покрывать поцелуями землю, по которой она ступала. Она не любила сопровождать Пола в его деловых поездках, предпочитая жить в апартаментах на Манхэттене, заниматься хозяйством и готовить. Она ужасно ревновала его, и над Полом частенько подшучивали друзья, замечая, что, в какой бы части света он ни оказался, первым делом он бросался к телефону и заказывал разговор со своей «сладкой», так он любовно называл ее. Ни один из тех, кому доводилось присутствовать при этих телефонных разговорах, полных трогательных признаний в любви и воздушных поцелуев, не мог удержаться от хохота. Но все видели, что Пол действительно горячо любит свою жену.
Ева Каролла возражала против того, чтобы ехать рожать на Сицилию. Она плохо переносила беременность, особенно в последние месяцы, а теперь еще страдала гипертонией. Перелет в Рим стал сущей мукой для Пола, на которого всю дорогу сыпались жалобы и ругательства. Он дошел до белого каления от злобы к тому моменту, когда самолет приземлился в Риме. Однако при пересадке на рейс до Сицилии Еве стало плохо, и ее увезли в ближайший госпиталь.
Каролла впал в истерику при мысли о том, что может потерять ребенка. Он то бросался с кулаками на докторов, то плача метался по приемному отделению. Пол слышал, как Ева, которую увозили в палату на каталке, позвала его, но ему не дали за ней последовать. Тогда в отчаянии он закричал изо всей мочи, что он здесь, он рядом…
Прошло четыре часа, а Ева все еще была в родильном отделении. Каролла сидел в фойе, на столике перед ним стояли пепельницы, доверху набитые окурками, и валялись пластиковые стаканчики из-под кофе. Он ужасно вымотался, как будто рожала не его жена, а он сам. Временами его одолевали сильнейшие боли в животе, от которых он сгибался пополам. Молодой интерн предположил, что это диспепсия, и отправил шофера Кароллы за сандвичами для босса.
Каждый раз, когда дверь в отделение приоткрывалась, Каролла вскакивал, но постепенно силы оставляли его. И теперь он лишь поднимал голову и по-собачьи преданно смотрел на сестер, которые лишь сочувственно улыбались ему и молча качали головой. В фойе появились еще два нетерпеливых отца, и, когда одному из них сообщили, что у него родился сын, Каролла на радостях дал ему пятьдесят долларов.
Вскоре пришли за вторым папашей и увели его внутрь. Жена родила ему двойню — очаровательных девочек-близняшек. Каролла пожал ему руку и полез в карман за деньгами, но хрустящая купюра выпала из его дрожащих пальцев, когда он увидел в дверях хирурга в марлевой маске.
— Ваша жена очень плоха, — сообщил хирург, сняв маску. Его голос был тих и спокоен, но лицо озабоченно. — Мы сделали ей переливание крови, но она ужасно слаба.
Каролла схватил доктора за лацканы халата и притянул к себе.
— Что с ребенком?
Доктор забыл, что на голове у него белая шапочка, и провел рукой по волосам. Каролла выпустил его, и он нагнулся, чтобы подобрать упавшую шапочку. Через миг доктор почувствовал, как ему заломили руку за спину, и услышал над ухом жаркий шепот:
— Что случилось? Ради бога, скажите мне правду.
Доктор высвободил руку и растер ноющее запястье.
— У вас мальчик. Он сейчас в отделении интенсивной терапии. Мне жаль, но надежды на то, что он выживет, почти нет.
Каролла держал руку Евы в своей и старался говорить спокойно. Было около полуночи. Она очень долго приходила в себя после анестезии, и теперь глаза у нее слипались, так что Каролла не был уверен в том, что она понимает, кто с ней рядом. Она как-то странно смотрела на него, словно не узнавая, и вдруг взгляд ее стал сосредоточенным.
— Полли? Это ты, Полли?
— Да, сладкая моя, это я. Как ты себя чувствуешь?
Ева облизнула пересохшие губы, и Каролла положил ей на лоб влажное полотенце. Она закрыла глаза и тяжело вздохнула.
— Говорила я тебе, что мне не нужно уезжать из Нью-Йорка. Почему ты не послушал меня?
— Да, да, но я хотел, чтобы ты была со мной.
— Мне станет лучше, когда мы вернемся домой. Я хочу рожать ребенка дома. Они сказали тебе, когда мы сможем уехать? Уверяю тебя, в Нью-Йорке все будет в порядке. И почему я позволила тебе притащить меня в эту дыру!
Каролла прослезился, смачивая полотенце в чаше с водой и возвращая его на лоб жены.
