оправдание.
– Всё бросай! Мы уезжаем!
– Куда, пап, сегодня ж выходной?..
– Быстро собирайся, все вопросы потом, – отец бросил взгляд на Витьку, который продолжал сидеть у компа и держать обеими руками клавиатуру, будто всё еще прилагая усилия к тому, чтобы выключить компьютер.
– Здрасти, – тихо проговорил Витька, не меняя своей позы. Отец не ответил ему, он снова повернулся к Тохе.
– Быстро, говорю! Документы, свитер, пару трусов и больше ничего. Все остальное купим, слышишь?!
Тоха бросил на пол кабель и ногой загнал его под диван. Он пожал плечами, переглянулся с Витькой и пошел к шкафу.
– Иди домой, парень. Увидишься с ним в другой раз! – бросил, наконец, отец Витьке, и по взгляду его Витька сразу догадался, что Тоху ждут серьезные проблемы. «Запалил, наверное, про компьютер», – подумал он про себя и поспешно поднялся из-за стола, готовый спуститься вниз и двинуться обратно домой сквозь эту серую пелену дождя. Но тут случилось что-то, что вызвало странную реакцию у тохиного отца. На улице послышался скрип тормозов, как будто какая-то машина резко остановилась прямо перед их домом. Отец быстро подошел к окну и лицо его вдруг изменилось. Нельзя сказать, что на лице его отразился испуг, нет, совсем нет, скорее в его лице появиось что-то мрачное, что-то даже трагичное.
– Ладно… я пошел, Тоха, завтра… может быть после…
– Стой! Теперь уже стой! Не успели!.. – отец внимательно наблюдал за тем, что происходило на дороге перед домом и, судя по тому, как осторожно он выглядывал из-за занавески, стараясь быть незамеченным, там происходило что-то особенное. Через мгновение скрипнула калитка и отец повернулся к Тохе. – Сидите оба здесь! Никуда не вылезайте, никуда не ходите. Не издавайте никаких звуков! – он приблизился вплотную к Тохе и крепко схватил его за оба плеча. – И запомни главное – чтобы ни случилось, верь и надейся в этой жизни только на себя!
Тоха не понял тогда этих слов. Он снова переглянулся с Витькой. Они не понимали ничего из того, что происходило вокруг, но каждый из них каким-то внутренним чутьем, а особенно Тоха, который знал спокойный нрав отца, но сейчас видел его в необыкновенном для себя напряжении, понимал, что вот-вот должно было произойти что-то страшное.
– Может… тоже вниз пойдем? – спросил Витька друга где-то через минуту после того, как отец ушел вниз.
– Сиди здесь. Если отец сказал, значит так и надо.
Через некоторое время внизу щелкнул замок. Потом послышался звук чьих-то шагов в прихожей. Тоха слышал, что их было несколько, но сколько конкретно человек оказалось в прихожей, разобрать он уже не мог. Потом послышался голос отца, он звучал громче и более напряженно, чем обычно, отвечал же ему голос монотонный и совершенно спокойный. И потом тишина, продолжавшаяся почти целую минуту. На мгновение обоим показалось, что те, кто пришли, покинули дом, что они вновь остались вдвоем или втроем. Тоха даже хотел подойти к окну, чтобы выглянуть на улицу сквозь занавеску, но в этот момент послышался новый звук, от которого оба вздрогнули. То был звук оружейного выстрела и через мгновение что-то тяжелое с грохотом повалилось на пол.
Тоха задрожал всем телом, но не произнес ни звука. Но Витька… совершенно непроизвольно для себя, сам прекрасно осознавая то, что делать этого никак было нельзя, издал короткий, но хорошо слышный крик. Снова послышались голоса и среди них Тоха различил голос отца. Он был не такой как прежде, он был какой-то надорванный, хриплый. И вдруг звуки шагов, несколько ног зашагали по скрипевшей лестнице, несколько человек медленно, тяжело, видимо таща с собой что-то большое, двигались к ним в комнату.
Витька струсил окончательно. Он было бросился к лестнице, но Тоха поймал его за капюшон толстовки и прошипел ему в ухо:
– Нельзя туда! Залезай в шкаф, я под кровать!
– В шкаф? – переспросил полностью потерянный Витька, и Тоха, не пытаясь больше ничего объяснить окончательно отупевшему от страха другу, с силой толкнул его к большому, для верхней одежды шкафу. Сам же он, не теряя времени, бросился под кровать, туда, куда несколькими минутами ранее затолкал он ногой кабель от компьютера.
Наступила пауза, мучительная и напряженная. Пыль попадала Тохе в глаза, в ноздри, но он лежал тихо и неподвижно. Отец никогда не знакомил его ни с кем из своих знакомых, и сейчас, лежа под кроватью на пыльном полу, он понимал почему он так поступал. Это были люди плохие, люди, которые несли с собой зло. Он знал, что надо было сидеть тихо, знал, что надо было молчать и не подавать никаких признаков жизни. За себя он был уверен полностью, но Витька… Уверенности в нем у него не было никакой. Из того шкафа где он сидел, несмотря на приближавшиеся шаги, продолжали доноситься редкие всхлипывания и приглушенный плачь. Звуки шагов, тем временем, становились всё громче и громче. По их тяжелой поступи, по сильному скрипу ступеней он понимал, что их было несколько, может двое, может трое, может даже больше. И вот спустя минуту в комнате появились чьи-то ботинки, блестящие, начищенные до состояния зеркала ботинки, на правом из которых Тоха заметил следы крови.
За ними в комнату вошло еще две пары ног. Один из них стоял как-то неестественно, его ботинки смотрели в разные стороны и когда через минуту он упал на пол, Тоха сразу понял, почему он стоял именно так. Это был его отец! Он свалился на пол, прислоняясь лицом к холодному паркету прямо перед кроватью и их глаза вдруг встретились. Светлая рубашка у него на груди была в крови, но он был жив, он понимал всё, и он не подал вид того, что заметил сына под кроватью. Через несколько секунд чьи-то руки схватил его под плечи и потащили куда-то в сторону, к стене. Тоха видел, как оставался на светлом паркете кровавый след, как отец с затуманенным, но почему-то уже спокойным видом, прислонился не без помощи человека с блестящими ботинками к стене, оставляя на ней красный след от окровавленных пальцев.
– Рома… Рома… Рома… – послышался прежний голос в тишине. Антон запомнил этот голос навсегда, эта интонация, это легкое вытягивание «о». Потом кто-то всхлипнул. Это был Витя и следом за ним голос отца «не двигайся… ни на кого не надейся… никому не верь». Снова плач Вити, это трусливое создание уже не могло контролировать свои чувства и расплатой за это была смерть, – меньше через минуту его обезглавленное тело в толстовке «New York Rangers», в той
