– Почему бы не помочь ему поскорее увидеться с богом? – предложил кто-то.
– Хорошая мысль!
Обладатель знакомого голоса выстрелил в упор. Очередь прошила грудь. Вьетнамец дернулся и замер. Американец обернулся к Уильямсу и поднял вверх большой палец. И тут вдруг, взглянув на его ухмыляющуюся физиономию, Уильямс вспомнил и его.
И улыбнулся в ответ. Эд Репп. В последний раз он видел Эда, когда они вместе ходили в разведку в районе высоты 860. Уильямс шел впереди. Эд крикнул: “Подожди, пузырь лопается!” – и скрылся в зарослях. Минутой спустя раздался взрыв.
Уильямс побежал туда, где скрылся Эд. Сначала он нашел его правую руку. На месте локтя была лишь кровавая каша с белым пятном кости. Остальные части тела Эда были разбросаны в радиусе пятидесяти ярдов. Мина. Вьетконговские мины были начинены стальными шариками, и если такая взрывалась у вас под ногами, то это было равносильно тому, как если бы в вас выстрелили в упор одновременно из семидесяти охотничьих ружей, заряженных картечью. Минутное дело.
Уильямс не плакал. И вообще не выказал никаких эмоций, лишь достал из рюкзака специальный мешок для останков и начал наполнять его. Он ничего не чувствовал – даже не чувствовал тех капель, которые упали на него сверху после взрыва. Это не дождь, и цвет совсем другой.
Эд Репп был последним, с кем Уильямс подружился во Вьетнаме. После этого он перестал заводить новых друзей. Инвестиции в друзей не окупались.
Эд Репп, убит при отправлении малой нужды под Кхесаном, Республика Вьетнам, лето 1967 года.
Увидеть его снова было приятно.
– Ну и как ты жил все это время? – поинтересовался Уильямс.
Эд перестал улыбаться, и в глазах у него, как это всегда бывает в джунглях, появилось отсутствующее выражение – словно он смотрел вдаль на какой-то объект, находящийся в тысяче ярдов от него.
– Мертв. Я был мертв все это время, – тихо ответил он.
– Да, я знаю. Я тоже там был, помнишь?
Глаза Эда снова приняли нормальное выражение, лицо его озарила улыбка, а вокруг глаз появились мелкие морщинки. Он сразу как-то помолодел – теперь на вид ему нельзя было дать больше двадцати четырех лет. А ему было девятнадцать.
Эд не успел ответить. А кто-то сказал:
– Слушайте, а что будем делать с двумя другими желтожопыми? Здесь где-то должен быть базовый лагерь армии ДРВ.
Уильямс посмотрел на говорившего, пытаясь понять, кто это, но в тусклом свете догоравшего дня лица было не разглядеть, и Уильямс решил, что лучше и не пытаться.
– Ну, что скажешь, начальник? – лениво поинтересовался Эд Репп. В глазах у него заиграли знакомые Уильямсу озорные искорки.
– Потом, – отозвался Уильямс. – У нас в отряде тяжелораненый. Слушайте, кто-нибудь, возьмите рацию и вызовите санитарный вертолет. Эд, запусти дымовуху, просигналим им.
Вертолетные винты прижали слоновую траву к земле. Чеппелла погрузили на вертолет, и все остальные тоже поднялись на борт. Вертолет взмыл вверх, и с борта солдаты помахали Уильямсу, оставшемуся на земле. Он помахал им в ответ, недоумевая, почему же он остался.
Потом Уильямс отвернулся и увидел вдали горы, покрытые буйной зеленой растительностью и совершенно не тронутые войной. Над горами поднимался густой туман, как пар изо рта ангелов. Уильямс сел, положил винтовку на колени и устремил свой взор на это дивное зрелище. Он смотрел и смотрел, пока слезы не застили ему глаза и он не испытал всепоглощающее чувство восторга, которое не понять никому, кто не прошел через Вьетнам. И даже те, кто прошел, не нашли бы слов выразить это чувство.
“Черт побери, это будет длиться вечно. И никакое количество смертей, никакие политики, никакая трескотня и лапша, которую нам вешают на уши, никогда ничего не изменят. Вьетнам – это навсегда, и мне кажется, что я стал его неотъемлемой частью”.
Римо проснулся в незнакомой комнате. Стены были обиты какой-то невыразительной мягкой материей. Римо лежал на большой, но неудобной койке.
Откуда-то снизу раздался скрипучий голос:
– Ага, ты проснулся.
– Чиун?
Мастер Синанджу сидел в углу, прямо на полу, как всегда. Он переоделся в короткое желтое кимоно с укороченными рукавами. Кимоно для тренировки.
– Ты меня помнишь? Это хорошо, – сказал Чиун и потянул какой-то шнурок. За тяжелой металлической дверью раздался звонок.
– Конечно, я тебя помню, – раздраженно отозвался Римо. – А почему бы и нет?
– Там, где ты побывал, возможно все, – пожал плечами Чиун.
– А где я побывал?
– Неважно где, – отрезал Чиун. – Сейчас ты в штате Нью-Йорк. Вот так-то. Хе-хе!
Римо не поддержал веселья Чиуна. Лицо Чиуна посуровело.
– Где я? В “Фолкрофте”?
– Да. Император Смит и я решили, что твой дом здесь.
Римо встал с кровати.
– Я в резиновой комнате?
Щелкнул замок двери, и в комнату вошел Смит.
– Римо, Мастер Синанджу, – сказал он вместо приветствия. – Как вы себя чувствуете, Римо?
– Голова кружится. Чем ты меня ударил, Чиун? Кирпичом?
Чиун достал из рукава смятый клочок бумаги, перекинул его из правой руки в левую и швырнул Римо. Бумажный шарик круто взлетел вверх и резко опустился вниз. Римо поймал его на лету и тупо на него уставился.
– Ты шутишь. Тебе уже много лет не удавалось подловить меня на эти шуточки с бумажками.
– Да, – негромко отозвался Чиун. – И это самое печальное.
Смит легонько откашлялся.
– Чиун полагает, что уровень вашей подготовки резко снизился, Римо. Мы привезли вас сюда в надежде, что он поработает с вами и отточит ваше мастерство до такой степени, чтобы вы могли в полном объеме использовать ваш потенциал.
– Все это фигня, – возразил Римо. – Я сам теперь Мастер Синанджу. Я в своей лучшей форме. Вы просто решили запереть меня и не дать исполнить мой долг.
– Твой долг – повиноваться Императору! – гневно воскликнул Чиун.
Смит подошел к Римо и положил руку ему на плечо.
– Римо, вы когда-нибудь слышали о помутнении памяти?
– Помутнении памяти? – переспросил Римо.
– Да. Но это только симптом. Само по себе явление более серьезное. Раньше, когда мы еще не понимали всех внутренних механизмов действия этого синдрома, мы просто называли это шоком и галлюцинацией. Чиун и я полагаем, что сегодняшнее происшествие вызвало у вас в памяти наплыв старых воспоминаний и временное помутнение памяти.
– До сегодняшнего дня я многие годы даже и не вспоминал о Вьетнаме.
– Так бывает. Иногда проходят годы, прежде чем наступит первый приступ.
– Фигня, – отмахнулся Римо. – Вьетнам давно позади. Я выкинул его из головы. Мне не снятся сны про Вьетнам. У меня не бывает кошмаров. Я… – и тут взгляд Римо помутнел.
– Что случилось, Римо? – испуганно спросил Смит.
– Кошмары, – ответил Римо. – Как раз перед тем, как проснуться, мне снилось, что я снова там. И видение было невероятно реальным. Абсолютно реальным. Я видел ребят, о которых не вспоминал с шестидесятых годов.
– Вот видишь, – жестко оборвал его Чиун. – Мутная память. Ты сам признался.
Римо сел на кровать и мрачно уставился на свои босые ноги.
– Все было так реально. Мне казалось, протяни руку – и сможешь их коснуться.
Чиун, как подброшенный пружиной, вскочил на ноги.
– Не волнуйся, сын мой. Это пройдет. Мы будем тренироваться здесь, в “Фолкрофте”, как в былые дни. Мы выгоним этот Вьетнам из твоей памяти.
– А как с убийцей Фонга? – вдруг спросил Римо. – Его нашли?
– Нет, – вынужден был признать Смит. – Поисками убийцы Фонга занимаются власти штата Нью-Йорк. Кстати, нам удалось проверить истинность части того, что рассказывал Фонг.
– Ну?
Смит вынул из конверта фотографию.
– Эта фотография была прислана по факсу из управления военной разведки. Это фото офицера вьетнамских спецслужб, капитана Дай Чим Сао. Оно идентично фотографии человека, замеченного среди зрителей шоу Копры Инисфри.
Римо взглянул на фото.
– Это он. Это точно он.
– Послушайте, Римо, – возвысил голос Смит. – Это вполне приличная фотография. Я был уверен, что как только ее вам покажу, вы тут же поймете, что раньше ошиблись. Неужели вы будете по-прежнему настаивать на том, что это фотография человека, которого вы убили во время войны?
– Мы не знали его имени, – поведал Римо. – Мы называли его Капитаном-Невидимкой. Мы подозревали, что он работает на разведку Северного Вьетнама. О нем ходили легенды. Иногда он появлялся одетый в военную форму, а иногда на нем была черная вьетконговская “пижама”. Мы не знали точно, где его настоящее место службы – Вьетконг или армия ДРВ. Мы десятки раз думали, что нам удалось его убрать. Дважды мы приносили из лесу трупы, как мы полагали – его. Но потом, неделю или месяц спустя, поступало сообщение, что он орудует уже совсем в другом районе. Я до конца своих дней не забуду эту мерзкую рожу.
– Но вы не можете утверждать наверняка, что он мертв? – предположил Смит. – Может, это он и есть.
