Она нагнулась и подняла с пола засохший лист. Лицо ее выражало смущение и задумчивость.
— Нелегко все начинать сначала. Я знаю, что не выгляжу на свои годы, все так говорят, но, когда все закончится, мы ведь не станем моложе, ни я, ни Кен.
— Вы хотели рассказать, что, по-вашему, произошло вчера вечером.
Бренда вздохнула.
— Что произошло? Ну что происходит в таких случаях? Это ведь не первый, верно? Они пробрались в дом и поднялись наверх, они знали про жемчуг, а может, и про кольца тоже. В газетах постоянно пишут о Дэвине. Я хочу сказать, всем известно, что у нее есть деньги. Харви услышал их, пошел наверх, они спустились и застрелили его. Они должны были убить и всех остальных, чтобы те не сказали, как они выглядят.
— Возможно.
— А что еще? — произнесла она так, словно никаких сомнений быть не может. И тут же, удивив его, очень живо: — Теперь я смогу завести собаку. Что бы с нами ни случилось, никто не может мне запретить завести собаку, верно?
Берден вернулся в зал и задумчиво посмотрел на лестницу. И чем больше он думал, тем меньше находил логики в том, что произошло.
Пропали драгоценности. Они могли быть очень дорогими, даже стоить сто тысяч фунтов, но убивать за это трех человек и пытаться убить четвертого? Берден пожал плечами. Он знал, что людей убивают и за пятьдесят пенсов: столько стоит рюмка спиртного.
Все еще испытывая некоторый дискомфорт при воспоминании о своем выступлении по телевидению,
Уэксфорд тем не менее внутренне радовался, что ему удалось дать минимум информации о Дэйзи Флори. Он больше не относился к телевидению как к чему-то загадочному и пугающему. Он начинал привыкать. Третий или четвертый раз он выступал перед камерой и, хотя не мог сказать, что не замечал ее, но, по крайней мере, чувствовал себя уверенно.
Беспокоило лишь одно: выступление никак или почти никак не было связано с убийствами в Тэнкред-хаусе. Что, на его взгляд, произойдет быстрее: поимка совершивших преступление в Тэнкред-хаусе или виновных в убийстве в банке? Он ответил, что уверен: оба преступления будут раскрыты и стрелявший в сержанта Мартина пойман, так же как и преступники, проникшие в Тэнкред-хаус. При этом на лице задавшего вопрос появилась легкая улыбка, но Уэксфорд, стараясь сохранить спокойствие, не обратил на нее внимания.
Этот вопрос задал ему не «забойный» корреспондент одной из общенациональных газет, представители которых находились в зале, а репортер «Кингсмаркхэм курьер», очень молодой темноволосый человек, довольно красивый, и держался он вызывающе. Он говорил как выпускник частной привилегированной школы, без намека на лондонский или местный акцент.
— Инспектор, со времени убийства в банке прошел уже год.
— Десять месяцев, — ответил Уэксфорд.
— Статистикой установлено, что чем дольше идет следствие, тем меньше вероятность…
Тут Уэксфорд сделал знак поднявшей руку журналистке, и ее вопрос заглушил слова репортера «Кингсмаркхэм курьер». А как себя чувствует мисс Флори? Дэвина, или Дэйзи? Они ей звонили?
На этом этапе Уэксфорд хотел как можно меньше говорить о Дэйзи. Он ответил, что она находится в палате интенсивной терапии, что в тот момент было вполне вероятным, а потому — правдой, что состояние ее стабильное, но пока серьезное. Она потеряла много крови. Этого ему никто не говорил, но это тоже было правдой. Журналистка спросила, числится ли девушка в списке лиц, чья жизнь находится под угрозой, и Уэксфорд ответил, что ни в одной больнице такого списка нет и, насколько ему известно, никогда не было.
Он поедет к ней один. Он не хотел, чтобы при первой беседе с ним находился кто-то еще. Районный уполномоченный Гэрри Хинд, чувствовавший себя в родной стихии, вводил в свой компьютер массу информации, на основе которой, как он загадочно сообщил, он составит базу данных и перекинет ее на каждый компьютер в следственном центре, располагавшемся в конюшне. Некоторое время назад привезли сандвичи, купленные в супермаркете Черитона. Разрезая пакет ножом для бумаг и отмечая, что он все-таки пригодился, Уэксфорд подумал, какой долгий путь пришлось проделать человечеству, пока оно не изобрело пластиковые пакеты для сандвичей. Заслуживают того, чтобы быть в списке самых ценных изобретений, решил он, бросая неодобрительный взгляд на Гэрри Хинда, по крайней мере, на уровне факса.
Он уже собирался уходить, когда пришла Бренда Гаррисон со списком пропавших драгоценностей Дэвины Флори. Быстро пробежав его глазами, Уэксфорд передал лист Хинду. Лакомый кусок для базы данных, будет ему что погонять «мышью» из компьютера в компьютер.
Выйдя из конюшни, Уэксфорд, к своему неудовольствию, увидел ожидающего его репортера из «Курьера». Он сидел на низкой каменной ограде, болтая ногами. Уэксфорд взял за правило разговаривать с прессой о делах только на специально организованных пресс-конференциях. Этот парень ошивается здесь, должно быть, не меньше часа, зная, что рано или поздно Уэксфорд все-таки выйдет.
— Нет-нет. Сегодня мне больше сказать нечего.
— Это несправедливо. Вы должны отдавать нам предпочтение. Оказывать поддержку местным властям.
— Это означает, что вы должны оказывать поддержку мне, — ответил довольный собой Уэксфорд, — а не ожидать, пока я представлю вам факты. Как вас зовут?
— Джейсон Шервин Корам Сибрайт.
— Длинновато, а? Я хочу сказать, для подписи.
— Я еще не решил, как подписывать материалы. В «Курьере» работаю только с прошлой недели. Дело в том, что у меня явное преимущество перед остальными. Понимаете, я знаю Дэйзи. Она учится в моей школе, вернее, в той, где я учился. Я очень хорошо ее знаю.
Все это он произнес уверенно-нахально, что не принято даже сегодня. Джейсон Сибрайт держался абсолютно раскованно.
— Если вы собираетесь навестить ее, не забудьте пригласить и меня, — сказал Уэксфорд. — Буду надеяться на эксклюзивное интервью.
— В таком случае, мистер Уэксфорд, можете оставить свои надежды.
Отделавшись от Сибрайта, Уэксфорд постоял еще минутку, наблюдая, как тот садится в свою машину. Доналдсон повез Уэксфорда по основной подъездной дороге, по которой они ехали вчера. Маленький «фиат» Сибрайта держался сзади. Спустя полкилометра, проезжая мимо участка, где было много поваленных деревьев, они увидели Гэббитаса, орудовавшего, как показалось Уэксфорду, какой-то пилой для разделывания бревен на доски. Ураган трехлетней давности нанес здесь большие разрушения. Уэксфорд заметил расчищенные участки с недавними насаждениями. Молодые, меньше метра, деревца, были привязаны к палкам и огорожены, чтобы их не обгладывали животные. Здесь тоже стояли навесы с досками дуба, платана и ясеня, которые были уложены в штабели и укрыты брезентом.
Они подъехали к воротам, и Доналдсон вышел, чтобы открыть их. На левой опоре лежали цветы. Уэксфорд опустил стекло, чтобы рассмотреть их получше. Это был не обычный букет из цветочного магазина, а корзинка с глубоким вырезом по одной стороне и искусно подобранными цветами. Золотистые фрезии, небесно-голубые колокольчики и нежные своей восковой белизной тропические цветы на вьющихся стеблях изысканно свисали над позолоченной кромкой корзины. К ручке прикреплена карточка.
— Что там написано?
Доналдсон, начав читать, запнулся, откашлялся и начал снова: «Что же, смерть, гордись — Ты овладела женщиной, которой Подобных нет»[2].
Оставив ворота открытыми для Сибрайта, который, как заметил Уэксфорд, тоже вышел из машины, чтобы прочитать надпись на карточке, Доналдсон свернул на шоссе В-2428, ведущее в Кэмбери-Эшез и Стоуэртон. Через десять минут они были в городе.
Доктор Лей, молодая, лет двадцати пяти, женщина с усталым лицом, встретила Уэксфорда в коридоре.
— Понимаю, что вам необходимо поговорить с ней, но постарайтесь, чтобы сегодня это заняло не больше десяти минут. Если все будет хорошо, то вы сможете приехать завтра, но для начала не больше десяти минут. Этого достаточно, чтобы выяснить главное, не так ли?
— Как скажете, — ответил Уэксфорд.
— Она потеряла много крови, — сказала доктор, подтверждая сказанное Уэксфордом на пресс-конференции. — Пуля не повредила ключицу. Более того, она не задела легкое. Просто чудо. Дело не столько в ее физическом состоянии, сколько в том, что она очень страдает морально. Она очень, очень опечалена.
— Меня это не удивляет.
— Вы не могли бы зайти на минутку в офис?
Уэксфорд прошел за ней в маленькую комнатку с табличкой «Старшая медсестра» на двери. В пустой комнатке было накурено. Почему больничный персонал, который должен знать больше о вреде и опасности курения, курит намного больше, чем все остальные? Это была загадка, над которой он не раз ломал голову. Доктор Лей поцокала языком и открыла окно.
