— Пуля была извлечена из верхней половины грудной клетки. Сквозному проникновению помешала лопатка. Вам нужна пуля?
— Конечно. В нее стреляли один раз?
— Только один раз. В верхнюю половину груди с левой стороны.
— Так. — Он завернул свинцовый цилиндрик в носовой платок и положил в карман. Сознание того, что пуля была в теле девушки, неожиданно вызвало у него легкий приступ тошноты.
— Вы можете пройти к ней. Она в боковой палате, там больше никого нет. Девушка очень страдает. Сейчас ей лучше быть одной.
Доктор Лей проводила его. Стены коридора, вдоль которого располагались одноместные палаты, были сделаны из матового стекла. У двери палаты с номером «2» сидела Энн Леннокс и читала книгу. При появлении Уэксфорда она вскочила.
— Я нужна вам, сэр?
— Нет, спасибо, Энн. Пожалуйста, сидите.
Из палаты вышла сестра, оставив дверь открытой. Доктор Лей сказала, что подождет его и еще раз повторила просьбу не оставаться дольше десяти минут. Уэксфорд прошел в палату и закрыл за собой дверь.
Она сидела на высокой белой кровати, обложенная множеством подушек. Левая рука покоилась на перевязи, а плечо плотно забинтовано. В палате было так тепло, что вместо больничного халата она набросила белую накидку, обнажавшую правое плечо и предплечье. В эту же руку была введена и капельница.
Ему вспомнилась фотография из «Индепендент он санди». Перед ним словно сидела Дэвина Флори, только семнадцатилетняя.
Вместо копны коротко остриженных кудрей лицо обрамляли длинные волосы. Густые, без единого завитка, необычайно красивого темно-каштанового оттенка, они свободно падали на плечи. Как и у бабки — высокий лоб, большие, яркие, глубоко посаженные глаза, нет, не карие, а цвета лесного ореха с черным обрамлением вокруг зрачков. Кожа, пожалуй, слишком белая для шатенки, довольно тонкие и очень бледные губы. Нос, в отличие от бабки, совсем не походил на клюв, а был чуть вздернут. Уэксфорд вспомнил мертвые руки Дэвины Флори, узкие, с длинными пальцами; у Дэйзи — точно такие же, только кожа мягкая и по-детски нежная. Колец на руках не было. Проколы для серег на нежно-розовых мочках ушей выглядели как крохотные розовые ранки.
Взглянув на него, она не произнесла ни слова, а лишь беззвучно заплакала.
Вынув салфетку из коробочки, стоявшей рядом на столике, он молча протянул ее девушке. Она вытерла лицо и, опустив голову, зажмурила глаза. Тело ее вздрагивало от сдерживаемых рыданий.
— Мне жаль, — произнес Уэксфорд, — мне очень жаль.
Она кивнула, и здоровая рука ее сжала мокрую салфетку. Ведь прошлой ночью она потеряла мать, а у него это как-то отошло на второй план. Она потеряла и бабушку, которую, должно быть, любила не меньше, и человека, ставшего для нее дедом, когда ей было всего пять лет.
— Мисс Флори…
— Называйте меня Дэйзи.
Голос прозвучал глухо, так как она вновь прижала салфетку к лицу. Уэксфорд видел, что слова давались ей с усилием. Она сглотнула и подняла голову.
— Пожалуйста, называйте меня Дэйзи. Не надо «мисс Флори». Ведь моя фамилия Джонс. И я должна перестать плакать!
Уэксфорд выждал минуту-другую, помня, как мало у него времени. Он понимал, что сейчас она пытается отогнать от себя воспоминания прошлой ночи, стереть их из памяти, уничтожить эту жуткую видеопленку и вернуться в сейчас. Девушка глубоко вздохнула.
Он помолчал еще немного, но ждать дольше он не мог. Еще одна минутка, чтобы она могла вздохнуть, смахнуть с лица слезы.
— Дэйзи, — начал он, — вы знаете, кто я, не так ли? Я полицейский, инспектор Уэксфорд.
Она быстро закивала в ответ.
— Мне сегодня разрешили поговорить с вами только десять минут, но я приду завтра, если вы позволите. Мне бы хотелось, чтобы вы ответили на один-два вопроса, я постараюсь причинить вам как можно меньше боли. Можно?
Она медленно кивнула и беззвучно всхлипнула.
— Нам придется вспомнить события прошлой ночи. Я сейчас не буду спрашивать вас, что в точности произошло, это потом, только скажите: когда вы услышали, что в доме посторонние, и откуда послышался шум?
Она молчала так долго, что он непроизвольно взглянул на часы.
— Просто скажите, в котором часу вы услышали шум и откуда он шел…
Она заговорила неожиданно и торопливо.
— Они были наверху. Мы обедали, как раз ели второе. Первой их услышала мама. Она сказала: «Что это? Похоже, наверху кто-то есть».
— Так. А что дальше?
— Дэвина, моя бабушка, ответила, что это кошка.
— Кошка?
— Да, большая кошка, ее зовут Куини, голубая персидская. Иногда по вечерам она носится по дому. Просто удивительно, сколько шуму она может наделать.
Дэйзи улыбнулась. Это была чудесная улыбка, улыбка юной девушки. Несколько секунд она освещала ее лицо, потом губы задрожали и улыбка исчезла. Уэксфорду захотелось взять ее руку, но, конечно, этого сделать он не мог.
— Вы слышали, как подъехала машина?
Она покачала головой.
— Я ничего не слышала, только шум наверху. Какие-то глухие удары и шаги. Харви, муж бабушки, вышел из комнаты. Мы услышали выстрел, затем второй. Они прозвучали ужасно громко, было действительно жутко. Мама закричала. Мы все вскочили. Нет, я вскочила и мама, а потом я уже хотела выйти, а мама закричала: «Нет, не выходи», и потом вошел он. Он вошел в комнату.
— Он? Был только один человек?
— Я видела только одного. Я слышала, что был и второй человек, но я не видела его.
Воспоминания вновь заставили ее замолчать. Уэксфорд увидел, как глаза ее наполнились слезами, и она потерла их здоровой рукой.
— Я видела только одного, — произнесла она сдавленным голосом. — У него был револьвер, и он вошел в комнату.
— Не волнуйтесь. Я должен задать вам вопросы. Скоро все закончится. Это необходимо, и так к этому и относитесь. Хорошо?
— Хорошо. Он вошел… — Голос ее затих. — Дэвина все еще сидела на стуле. Она так и не встала, просто сидела, повернув голову к двери. Я думаю, он выстрелил ей в голову. Он застрелил маму. Я не помню, что я делала. Это было так ужасно, просто невозможно представить, сумасшествие, кошмар, как во сне, только это был… ох, не знаю… Я постаралась опуститься на пол. Я слышала, как на улице второй завел машину. Первый, тот, что был в доме, с револьвером, он выстрелил в меня и… я больше не помню…
— Дэйзи, вы хорошо обо всем рассказываете. Поверьте мне. Вы, конечно, не помните, что произошло после того, как он в вас выстрелил. Но вы помните, как он выглядел? Вы можете описать его?
Поднеся здоровую руку к лицу, она покачала головой. Ему показалось, что она не то что не может описать человека с револьвером, а просто не в состоянии заставить себя сделать это. Затем, едва слышно, она произнесла:
— Я не слышала, чтобы он говорил, он не говорил.
И потом, хотя он и не спрашивал, она прошептала:
— Мы услышали их сразу же после восьми, а десять минут девятого они уехали. Десять минут, вот и все…
Открылась дверь, и в палату вошла сестра.
— Ваши десять минут прошли. Боюсь, что на сегодня это все.
Уэксфорд встал. Даже если бы их не перебили, он вряд ли стал бы продолжать разговор. Девушка была уже не способна отвечать на его вопросы. Не шепотом, но так, что было слышно, она произнесла:
— Вы можете прийти завтра. Я знаю, что вы должны поговорить со мной. Завтра я смогу.
Она отвела от него глаза и, закрыв рукой рот и подняв плечи — здоровое и раненое, невидящими глазами смотрела в окно.
Колонка в «Индепендент он санди» представляла собой образец, что называется, умного чисто женского восприятия. Уин Карвер не упустила ни единой возможности для насмешек, дала волю язвительности и ехидству. И все же это было хорошее эссе. Такова человеческая натура, признался себе Уэксфорд, ирония и легкий сарказм всегда лучше, чем лесть и фальшь.
Какая-нибудь журналистка из «Кингсмаркхэм курьер» могла бы весьма экзальтированно описать лесонасажденческие устремления Дэвины Флори, ее страсть к садоводству и коллекционированию редких пород деревьев. Мисс Карвер же представила все это в чуть странном свете, давая понять, что там не обошлось и без некоторого лицемерия. «Посадить» лес, намекала она, не совсем точное выражение того, что делают для тебя другие, в то время как ты стремишься извлечь из этого лишь деньги. Садоводство может быть очень приятным времяпрепровождением, если заниматься им только на досуге и в хорошую погоду. А землю-то копают здоровые молодые парни.
Дэвина Флори, продолжала она примерно в том же духе, была женщиной, достигшей потрясающего успеха и признания, но ведь ей не пришлось очень-то за это и бороться, не так ли? Учеба в Оксфорде уже сама по себе шаг, учитывая, что она была умна и имела папу профессора, и, кроме того, недостатка в деньгах также не наблюдалось. Да, она могла бы стать незаурядным парковым дизайнером, а земля и средства свалились ей в руки, когда она вышла за Десмонда Флори. То, что она овдовела в конце войны, печально, но огромный загородный дом и колоссальное наследство, безусловно, смягчили боль после смерти первого мужа.
