— Из конторы. Говоришь, как полицейский.
— Боже мой, я провожу с тобой слишком много времени.
Элли и Джесс выросли в одном и том же доме, с одним и тем же отцом, без продыха ловившим убийц, однако полицейская атмосфера повлияла на них совершенно по-разному. Джесс взбунтовался, отвергнув любую субординацию и жесткий распорядок, которые хоть отдаленно могли напоминать полицейские будни. Элли, напротив, впитала ее целиком и полностью, позволив ей определить дальнейшую жизнь.
Элли сорвала обертку с «Мальборо». Всего одну. Она это заслужила.
18.15
В крохотной конурке с кухонькой, которую в пансионе «Лесная долина» называли «квартирой» ее мамы, Кэти Бэтл наполнила водой из-под крана зеленый стеклянный стакан и водрузила его на палисандровую тумбу, стоявшую между пустой кроватью и креслом, в котором сейчас сидела ее мать. Она служила одновременно тумбочкой и журнальным столиком. Едва Кэти получила сообщение о том, что ее мама снова упала, она быстренько свернула осмотр с четой Дженнингс и на всех парах помчалась в дом престарелых.
Кэти присела на кровать, наблюдая, как дрожащей рукой мама медленно подносит стакан к губам.
— Даже не думай… лезть за одной из этих… глупых детских игрушек… что стоят там… на холодильнике.
Четыре месяца назад Кэти купила маме коробку пластиковых соломинок, однако упаковка так и осталась нераспечатанной. «Это для детей, — сказала тогда мама. — Начни я ими пользоваться, ты тут же попытаешься кормить меня из малюсенькой ложечки в виде самолетика».
Кэти обратила внимание, что во время трехсекундных пауз между словами мама прижимает правую ладонь к груди. Она знала: из-за побочного эффекта лекарств, которыми доктора поддерживали мамино сердце, ее некогда сильный голос ослабел и звучал теперь надтреснуто. Они заверили Кэти, что периодическая неровность сердечного ритма сама по себе не опасна. Однако она также знала, что неполадки в том, что мы воспринимаем как само собой разумеющееся, в сердцебиении, пугают ее маму, заставляют ее говорить медленнее.
Все это было тяжело для матери Кэти. Филлис Бэтл всегда была женщиной, которая знала, чего хочет. Когда ее первая дочь Барбара погибла в автокатастрофе в 1974 году, она точно знала, что удочерит другую девочку, и убедила в этом мужа, хотя оба супруга уже отпраздновали свои пятидесятилетние юбилеи. Филлис знала — и убедила мужа, — что звать ее будут Кэти, в честь уверенной независимой женщины, бросившей Роберта Редфорда в фильме «Встреча двух сердец». А когда десять лет назад ее муж скончался, оставив долги, о которых никогда не говорил жене, Филлис знала — и убедила свою дочь Кэти, — что будет жить в их семейном доме одна.
Но самое большое препятствие Кэти пришлось преодолеть год назад, когда она сказала маме, что ей нужно уехать. Впервые в жизни кто-то в чем-то убеждал Филлис. В конце концов Кэти выиграла битву, но это не значило, что мама окончательно растеряла боевой дух. Никаких пластиковых соломинок. Никакого рисования и рукоделия в общей гостиной в компании бабулек, которых мама называла «жалкими старыми перечницами». Никаких унылых бесформенных халатов, которые были почти униформой в доме престарелых.
И, разумеется, никаких инвалидных колясок.
— Мам, я знаю, ты не хочешь об этом слышать, но еще одно падение может быть по-настоящему нехорошим.
— Я способна… о себе… позаботиться.
— Конечно. Но тебе стало бы гораздо легче, если бы ты начала пользоваться кое-чем из того, что здесь есть, например этим креслом.
Кэти наклонилась вперед и ласково положила ладонь на мамину руку. В свои восемьдесят два Филлис полностью сохраняла трезвый ум и твердую память, но ее рука никогда еще не казалась такой тонкой и хрупкой; голубые вены никогда так не выпирали под увядшей сморщенной кожей.
— Ты говоришь… про коляску. Я не… инвалид.
— Мы могли бы попросить самое дрянное кресло, если тебе от этого станет легче. Не высокоскоростное с моторчиком, нет. Ты сама будешь крутить колеса. Подумай, какая это будет тренировка для верхней части тела. Я даже могу попросить, если хочешь, дрянную коляску, похожую на сломанную тележку из супермаркета.
Кэти была счастлива, что мама улыбнулась, но тут улыбка превратилась в смех, Филлис захрипела и закашлялась. Рука ее снова непроизвольно прижалась к груди.
— Тс-с-с, — попыталась успокоить ее Кэти.
Ее сердце. Инсульт. Эти падения. Чтобы разобраться во всех хворях, нужно быть знатоком не меньшего калибра, чем интеллектуалы из «Менсы».[20]
Едва отдышавшись, мама затянула все ту же песню:
— Никаких инвалидных… кресел.
— Мам, ты меня пугаешь. Я знаю, ты предпочитаешь не придавать этому значения. Но с такими вещами не шутят. Падения для пожилых людей…
Филлис метнула в нее гневный взгляд.
— Падение может стать фатальным. Представляешь, как было бы глупо пережить все, что пережила ты, и погибнуть, растянувшись на полу? Филлис Бэтл слишком сильна и слишком умна, чтобы допустить такое.
Мама сжала зубы, но спорить не стала.
— Я попросила Мардж привезти сегодня вечером кресло. — На этот раз мать покачала головой, но словесного сопротивления не последовало. — Просто ради эксперимента. Вы поработаете с ней в коридоре, пока остальные будут слушать ансамбль, который выступает у вас сегодня вечером.
— Ужас, ужас… они называют себя певцами. Как будто… кто-то сунул кошку… в стиральную машину.
— Хорошо. Так вот, пока старые перечницы будут аплодировать этой жуткой музыке, ты мило проведешь время с Мардж. Завтра я справлюсь у нее, получилось ли у вас, а там посмотрим.
И снова мама ничего не сказала. Прогресс.
Кэти поднялась с кровати, подхватила с пола сумку и наклонилась к маме, чтобы поцеловать ее в макушку.
— Спокойной ночи, мамочка.
Кэти уже открывала дверь, когда услышала за спиной слабый голос:
— Прости, Кэти… Что упала… Что… дряхлею.
— Никогда больше не извиняйся! Просто будь вечером полюбезнее с Мардж. Я хочу, чтобы ты еще долго-долго была со мной.
По пути к метро Кэти извлекла из глубин объемистой черной кожаной сумки свой мобильник. Выбрав номер, нажала на кнопку вызова, но сбросила после первого же гудка. Она хотела, чтобы завтра вечером кто-нибудь заменил ее. В связи с маминым падением меньше всего ей хотелось того, что предстояло завтра вечером.
Ирония, однако, заключалась в том, что именно ситуация с мамой вынуждала ее отправиться на завтрашнюю встречу. Это займет всего несколько часов. Она справится, как всегда.
18.45
Если на 20-х восточных улицах и существовал бар, олицетворявший питейную часть правоохранительной культуры, то это были «Бандюги». Пусть утопавшие в расслабляющей легкой музыке мартини-бары с зеркальными стенами преобладали теперь даже в районе Мюррей-хилл,[21] «Бандюги» оставались прежним пабом, где обшитые темным деревом стены были увешаны черно-белыми фотографиями старого Нью-Йорка и мишенями для дартса; был здесь и музыкальный автомат с богатым выбором песен.
Комментарии посыпались, едва Элли показалась в дверях.
— Братва, держи ухо востро. У нас тут закоренелый преступник.
— Позвоните кто-нибудь в отдел пробации. Убедитесь, что она у них под контролем.
Затем последовали шуточки насчет того, что Элли было бы неплохо принять душ, хотя она давно уже помылась.
Элли отвесила шутливый поклон в знак признательности за внимание, и кто-то из игравших в шаффлборд в глубине зала пропел куплет знаменитой поздравительной песенки «Ведь он такой хороший, славный парень», заменив «он» на «она».
На том все и закончилось.
— Смотри-ка, дела не так уж плохи, — заметил Джесс, заказав черный «Джонни Уокер» для нее и «Джек Дэниелс» для себя.
Элли села на соседний табурет возле стойки.
— Как жилось без меня вчера вечером?
Погостив прошлым летом месяца два у девицы, которая называла себя экзотической танцовщицей, Джесс вернулся на диван в гостиную Элли, где проводил, наверное, большую часть времени.
— Скучно.
— Тебе не первый раз доверили остаться дома без присмотра.
Элли и Макс воспринимали свои отношения без спешки. Как нечто повседневное. Как свидания. Без всяких разговоров о дальнейших перспективах. Но раза два в неделю она ночевала у него, чтобы оправдать наличие второй зубной щетки в его ванной.
— А потому еще скучнее, — сказал Джесс. — Я волновался за тебя.
— Похоже, ты перепутал наши роли. Раньше беспокоиться полагалось мне. А ты был объектом моего беспокойства. — Она улыбнулась, представив, как ее обычно беззаботный братец бродит по квартире, не находя себе места от волнения. — О, черт! — воскликнула Элли, ее спокойствие мгновенно улетучилось. — Мама звонила? У меня совсем из головы вылетело.
