Это была короткая бейсбольная бита. Она со всей мощью обрушилась бы на мою голову и со стопроцентной гарантией вырубила, не пригнись я. Бита задела меня лишь по касательной, скользнув по затылку. Но и этого было достаточно, чтобы я рухнул на одно колено, теряя опору под ногами. В глазах вспыхнул миллион искр, а череп взорвался фейерверком боли.
Мой противник замахнулся снова. Я не увидел это, а почувствовал. И я наугад бросился на него, оттолкнувшись от земли. Одной рукой схватил его за руку с битой, не давая ей опуститься, второй нащупал его горло и крепко сжал.
Противник хрюкнул и захрипел, дыша мне в лицо запахом дешевого табака.
Ярость и боль придавала мне сил. Я обеими руками схватил биту и резко вывернул ее. Ручка биты выскользнула из рук нападавшего и осталась у меня. Но противник не сдавался, он пнул меня в живот. На короткое мгновение у меня перехватило дыхание.
— Настя! — рявкнул в ухо голос.
Рыком заставив себя вдохнуть воздух, я взмахнул битой. Она описала полукруг и на полной скорости обрушилась на правое бедро противника. Мышцу ему отсушило мгновенно. Нападавший плюхнулся на землю и взвыл от боли.
— Аааа! Настя!
Женщину звали Настя, и она вдруг догнала, почему приятель постоянно повторяет ее имя. С визгом она пришла ему на помощь, прыгнув мне на спину. Острые ногти царапали шею и пытались добраться до глаз. При этом она пронзительно верещала во все горло:
— Убью! Сука! Падла! Убью!
Тут я рассвирепел окончательно. Одной рукой схватил ее за волосы и, подтолкнув корпусом, скинул с себя ведьму. Она перелетела через мое плечо и рухнула в кусты. Затрещали, ломаясь, ветки.
А ухо уловило характерный щелчок. Раскладной нож. Выкидываемое лезвие ножа.
Бита была у меня в руках, и я не стал медлить. Ножа я не видел, лишь силуэт противника: тот шатался в паре метров от меня, растопырив руки в стороны и заваливаясь на правую ногу — после удара по бедру мышцы не слушались. Я прыгнул вниз, перемахнул биту через себя, описывая ею огромное круговое движение, и со всей мощью, на которую был способен, опустил ее на его левую ногу.
Удар пришелся чуть выше его колена. Что-то хрустнуло. Криков и воплей не было — противник просто обрушился вниз, как мешок с дерьмом. Я бешено озирался, гадая, откуда ждать нападения. Но рядом никого не было.
Приблизившись, я различил блеск лезвия — оно поймало какой-то далекий заплутавший в этой темени отблеск света и отразило его, с потрохами сдав своего хозяина. Я наступил на запястье противника каблуком ботинка и покрутил, словно давил окурок. Тот заверещал, а его темная фигура забилась в судорогах.
— Отпустил перо! — рявкнул я.
Нож мягко шмякнулся на землю. Оставив правый каблук на запястье противника, я опустил левое колено на его грудь. Швырнул биту в сторону, подобрал нож и ткнул острым лезвием в скулу нападавшего.
— Замри, или останешься без глаза!
Тот послушно застыл. Его панику и боль выдавало только частое дыхание. С каждым выдохом он издавал писк, как скулящий от боли щенок.
Только теперь я разглядел лицо нападавшего. Это был таксист. Лысый, с кривым ртом. Прошлой ночью он стоял среди остальных, когда я расспрашивал у них про Сергея.
— Ах ты гнида, — зарычал я. От ярости меня заколотило. Мне хотелось порезать сволочь на куски. Я приблизил нож к его веку. — Ты его видел? Моего брата? Видел?!
Захрустели ветки. Настя ожила.
— Скажи своей суке, чтобы не рыпалась! Одно мое движение, и я наколю твой долбаный глаз на лезвие!
— Настя! — голос таксиста был тонким от страха. — Назад! Не надо!
Боковым зрением я различил силуэт Насти. Он замер около поломанного кустарника, шипя проклятия.
— Вы его видели? — повторил я, чуть усилив давление на нож. Лезвие уткнулось в веко. Очевидно, пошла кровь, потому что таксист панически залепетал:
— Нет! Отвечаю! Никогда!
— Тогда что это было?
— Отвечаю, не видели!
— Ты меня не понял? Или тебе не нужен глаз? Это больно. А главное, жутко. Сейчас нож проткнет твою кожу, скользнет по кости, а потом я поддену глазное яблоко — и оно очень противно чавкнет и выпрыгнет. Повиснет на тонких соплях, которые соединяют его с тем, что у тебя вместо мозга. Хочешь испытать? Считаю. Три. Два…
— Не видели! — завыл таксист, безуспешно пытаясь вжать затылок в землю, чтобы хоть как-то отстраниться от доводящего его до истерики лезвия. — Б… дь, клянусь, отвечаю!
— Тогда что это было? — повторил я, подчеркивая каждое слово.
— Да просто обуть хотели! Забрать шмотки и бабки и свалить нахер! Ты ж неместный! Меня бы ты не увидел! А Настя из деревни! Братан, в натуре тебе говорю!
Он назвал меня братаном. Паскуда.
— Кошелек, — сказал я.
— А?
— Кошелек. Или глаз. Считать больше не буду. Просто выдавлю глаз, а потом примусь за второй. Жить в темноте — это очень хреново.
Рука таксиста поползла к джинсам. Трясущаяся пятерня вручила мне кошелек. Не отпуская ножа, я левой рукой открыл его, нащупал купюры и забрал, спрятав в заднем кармане. Кошелек отбросил в сторону. Потом убрал нож от его лица и поднялся.
— Я ведь тебе сказал, что брата ищу. Ну ты и гнида.
Я не выдержал и коротким боковым в челюсть отключил таксиста. Тело обмякло. Настя заверещала. Я прыгнул к ней и схватил за горло.
— Заткнулась, свинья, или на ленты порву. Еще раз увижу твою наркоманскую рожу — перережу глотку. Поняла? Ты — поняла?
Настя утвердительно хрюкнула.
За углом я выбросил нож в первую попавшуюся урну. Предварительно обтерев его о ткань футболки, чтобы стереть жировые полоски папиллярных узоров — мои отпечатки пальцев на ноже, с которым неизвестно что творили раньше, мне сейчас были нужны меньше всего.
Когда я добрался до зала ожидания, громкий голос диспетчера объявил о прибытии поезда «Москва-Оренбург» на первый путь.
Мне повезло, теперь мне досталась нижняя полка у окна. По другую сторону столика дремала старушка, обнимая свою сумку.
Когда поезд тронулся, я увидел за окном какое-то движение. Прищурившись, различил троих мужчин. Они вылетели на перрон и принялись лихорадочно озираться. В руках одного из них была бейсбольная бита. Еще у одного я различил газовый ключ. Третьим был бритоголовый таксист с кривым ртом, который хромал на левую — там наверняка была как минимум трещина — ногу. Он что-то орал и прижимал к глазу платок, из-под которого сочилась струйка крови.
Мысленно я выругался. Вся привокзальная площадь Рузаевки была буквально обвешана листовками, на каждой из которых красовался аршинными цифрами мой номер. Сутки в городе — а он для меня уже закрыт.
Мое знакомство с Россией начиналось не так, как я рассчитывал.
А впереди были 1,5 тысячи километров пути…
До Сызрани, это был следующий город моего маршрута, поезд шел чуть более четырех часов. На вокзал Сызрани он прибывал уже утром в 6.50. А сейчас была глубокая ночь. Большинство пассажиров спали. Кто-то тихо, кто-то посапывал, кто-то громогласно храпел. Пассажиры, севшие на поезд вместе со мной в Рузаевке, обживались на своих местах. Проходя по вагонам, я периодически натыкался на них. Одни раскладывали вещи, готовясь к долгому пути, другие сидели и разговаривали. Кто-то ел. Почему нужно было ждать поезда, а не перекусить на вокзале, я не понимал. Еще двое, сидевшие на боковом сиденье, пили пиво. Один выглядел типичным лохом — потрепанным, зажатым, он обнимал свою спортивную синюю сумку, словно боялся, что ее умыкнут прямо у него из-под носа. Сидевший напротив был рыжим и внушительным. На столе — двухлитровая бутылка с разливным пивом.
Вообще в этой путевой культуре я не понимал ничего. Это был абсолютно чуждый мне мир. А еще плацкартные вагоны напоминали мне загоны для скота, и я никак не мог отделаться от этой аналогии.
— Брат, значит? — проводница очередного вагона подозрительно посмотрела на снимок и на меня. — Не больно-то и похож.
— Мы не близнецы.
— Точно, брат?
— Вам поклясться надо или как?
— Рожа у тебя больно бандитская. Я уж про наколки молчу.
Проводница не отличалась деликатностью.
— Простите, на пластическую операцию еще не накопил.
— В таких случаях в полицию обращаются, — упорствовала подозрительная работница железной дороги.
Она начинала меня бесить.
— И всё МВД тут же бросит еду и сон и начнет рыскать по стране, конечно.
— Что он сделал? — прищурилась проводница. — Зачем ты его ищешь?
Я убрал фото в карман и двинулся дальше, бросив ей:
— Проехали.
Проводница ткнула палец мне в спину и проскрипела вслед:
— Если что-то не так, я сразу куда следует пожалуюсь!
В другом вагоне работница была менее дикой.
— Ваш брат точно ехал на этом поезде?
