На частной стоянке позади здания, где стояло несколько катафалков, под большим вязом уже ожидали двое молодых и один старый заместитель шерифа, а также двое полицейских.
Когда патрульная машина въехала на стоянку, Кларис окинула их быстрым взглядом и тут же поняла, что может сказать об этих людях довольно многое. Она уже знала, что вместо стенных шкафов в их домах стоят огромные старомодные шифоньеры и даже видела, какая одежда хранится в этих шифоньерах. Знала, что в детстве старый заместитель шерифа каждый день стоял на грязной улице в ожидании школьного автобуса, а весной у него на шее обязательно висели связанные шнурками чистые ботинки, как и у ее отца, когда он был школьником. Знала, что они носили свои школьные завтраки в бумажных пакетах с жирными пятнами от многократного использования, и, съев завтрак, аккуратно сворачивали эти пакеты и засовывали в задний карман застиранных джинсов.
Интересно, а что мог бы сказать о них Кроуфорд?
Изнутри на задних дверцах патрульной машины ручек не оказалось. Кларис обнаружила это, когда Кроуфорд и водитель уже вышли и направились к заднему входу похоронного бюро. Пришлось стучать в стекло, пока ее не заметил один из стоящих под деревом заместителей шерифа. Водитель густо покраснел, вернулся к машине и открыл ей дверь.
Когда она проходила мимо собравшихся под вязом мужчин, все краем глаза окинули ее с ног до головы. Один сказал: «Здрасьте, мадам». Кларис кивнула, послав ему вежливую улыбку и поспешила за Кроуфордом.
Когда она отошла, один из молодых заместителей почесал шею и вяло заметил:
— По-моему, она не выглядит и на половину того, что о себе думает.
— Ну, если она думает, просто «чертовски хороша», я бы с ней вполне согласился, — отозвался другой. — Так и влез бы в нее весь целиком, как в спальный мешок.
— Эх, а я бы лучше влез сейчас в какой-нибудь тулупчик, а то холодновато что-то, — пробормотал тот, что постарше.
Когда Кларис вошла в контору, Кроуфорд уже разговаривал с невысоким плотным мужчиной в очках с металлической оправой и модных туфлях, которые в каталогах назывались не иначе, как «Ромео». Мужчина оказался исполняющим обязанности шерифа.
Они перешли в полутемный задний коридор, где тихо гудел автомат кока-колы, а вдоль стен стояли довольно странные для похоронной конторы вещи: педальная швейная машина, трехколесный велосипед, рулон искусственного газона и прикрепленный к столбам полосатый тент. Стену украшала репродукция «Святой Сицилии за пианино». Волосы девы были заплетены в уложенные на голове косы, откуда-то с воздуха на клавиши падали розы.
— Спасибо, что так быстро связались с нами, — поблагодарил Кроуфорд.
Исполняющий обязанности шерифа нахмурился.
— Вам позвонил кто-то из прокуратуры округа, — ответил он. — Насколько я знаю, шериф Перкинс не мог связаться с вами. — Вместе с миссис Перкинс он сейчас отдыхает на Гаваях. Сегодня утром я говорил с ним по телефону, в восемь часов утра по нашему времени, это три часа на Гаваях. Он сказал, что перезвонит к концу дня. Так вот мистер Перкинс считает, что задача номер один — узнать, не из нашего ли округа девушка. Чтобы не получилось так, что вы, посторонние, будете просто вмешиваться в наши внутренние дела. Так что, прежде, чем предпринимать какие-то шаги, я настаиваю на этой проверке.
— Мы могли бы помочь вам. Если…
— Я связался с начальником полиции Чарлстона. Он присылает нам несколько человек из отдела уголовных расследований. Они и окажут нам всю необходимую помощь. — В коридор входили полицейские и заместители шерифа. Перед такой аудиторией исполняющий обязанности не мог ударить лицом в грязь. — Мы введем вас в курс дела, как только сможем, окажем вам внимание и сделаем все, что в наших силах, но пока…
— Знаете, в этих преступлениях на сексуальной почве есть кое-какие аспекты, которые я бы хотел обсудить с вами наедине, как мужчина с мужчиной, понимаете, что я имею ввиду? — Кроуфорд легким кивком головы указал на стоящую рядом Кларис.
Они пришли в небольшой кабинет и закрыли дверь. Старлинг осталась стоять в коридоре, чувствуя на себе насмешливые взгляды заместителей шерифа и стараясь хотя бы внешне скрыть обиду. Сцепив зубы и устремив взгляд на Святую Сицилию, она попыталась расслышать, о чем говорят за дверью. Из кабинета доносились голоса, затем кто-то о чем-то быстро говорил по телефону. Меньше, чем через четыре минуты оба снова вышли в коридор.
Губы исполняющего обязанности были плотно сжаты.
— Оскар, сходите позовите сюда доктора Эйкина. Он вроде как обязан присутствовать на всех похоронах, но по-моему, они еще не начинали. Скажи, что на телефоне КЛЭКСТОН.
Коронер доктор Эйкин прошел в кабинет, и, ковыряясь в зубах зубочисткой, молча выслушал короткий монолог патологоанатома из Клэкстона. Затем кивнул и сказал, что со всем согласен.
Через несколько минут в комнате для бальзамирования трупов с выцветшими розочками на обоях и дурацкой лепкой на высоком потолке Кларис Старлинг впервые столкнулась с реальным доказательством существования Буйвола-Билла.
Наглухо застегнутый ярко-зеленый мешок был единственной современной вещью в комнате. Он лежал на древнем фарфоровом столе для бальзамирования, отражаясь в дверцах старого стеклянного шкафа, заполненного троакарами и пакетами с каким-то порошком.
Пока Кроуфорд ходил к машине за факсом для передачи отпечатков пальцев, Кларис положила свой чемодан на раковину у стены и распаковала оборудование.
В комнате было слишком много народа. Несколько заместителей шерифа, исполняющий обязанности — все хотели посмотреть на их работу и даже не собирались уходить. Это было неправильно. Почему Кроуфорд не выгонит их всех отсюда к чертовой матери?
Доктор включил большой пыльный вентилятор.
Стоя у раковины, Кларис подумала, что сейчас ей понадобится больше мужества и самообладания, чем тем десантникам во время ночных прыжков. Она отвернулась к стене, закрыла глаза — и вдруг перед ней очень ясно возник образ, пронзивший, словно ледяной стрелой, но в то же время и вселивший некоторую уверенность.
Мать, склонившаяся над раковиной и смывающая кровь со шляпы отца. Холодная вода течет прямо на шляпу. «Все будет хорошо, — говорит мать. — Все образуется. Скажи братьям и сестре, чтобы мыли руки и шли за стол. Нам нужно поговорить, а потом сядем ужинать».
Старлинг сняла с шеи шарф и повязала на голову. Затем достала из чемодана пару тонких резиновых перчаток. Когда она открыла рот и сказала свою первую фразу за все время пребывания в Поттере, голос ее прозвучал намного резче, чем обычно, и был таким громким, что даже вошедший в дверь Кроуфорд остановился, чтобы послушать, что она скажет.
— Господа! Господа, прошу минуту внимания. Разрешите мне сейчас заняться ей. — Она подняла руки и демонстративно надела перчатки. — Нам нужно поработать с телом. Вы привезли ее сюда издалека, и я уверена, что ее родственники обязательно поблагодарили бы вас за все, что вы сделали. Но теперь я бы хотела попросить вас выйти и позволить мне заняться телом.
Кроуфорд заметил, как толпа тут же притихла. Во взглядах появилось уважение. Присутствующие начали толкать друг друга со словами:
— Давай, Джесс, пойдем выйдем во двор.
И еще он заметил, что здесь, в присутствии покойника, атмосфера как-то сразу изменилась: откуда бы ни принесло к ним это тело и кто бы ни была эта несчастная, она попала в деревню и пока она лежит здесь, в этой комнате, Кларис Старлинг имеет к ней какое-то особое отношение. Сама же Кларис, попав сюда, вдруг стала похожа на старую, умудренную опытом бабушку, деревенскую целительницу, крепкую старуху, которая всегда сделает все, что нужно, которая будет до самого конца сидеть с умирающей, а когда все закончится, спокойно обмоет тело и оденет его в чистое платье.
Наконец, в комнате остался лишь Кроуфорд, Старлинг и доктор Эйкин.
Кроуфорд достал из кармана флакон, помазал вокруг ноздрей и передал Кларис и доктору.
Повернувшись к стене, Старлинг вынула и зарядила фотоаппарат. За спиной раздался звук раскрываемой на мешке молнии.
Кларис еще раз взглянула на выцветшие розочки на обоях, глубоко вздохнула и, повернувшись, посмотрела на лежащее на столе тело.
— Нужно было надеть ей на руки бумажные пакеты, — сказала она. — Ладно, сама надену, когда закончим.
Тщательно наведя резкость, она сфотографировала труп.
Погибшая была молодой женщиной с широкими бедрами ростом 167 см. Она пролежала в воде всего несколько дней, к тому же погода стояла довольно холодная, поэтому места, где не было кожи, стали лишь слегка серыми. Кожа была аккуратно снята от грудей до самых колен.
Между маленькими грудями виднелся явный признак смерти — рваная, размером с ладонь, рана в форме звезды.
