class="p1"> Это было странно и невозможно, но в кружке почтальона совсем не чувствовался коньяк.
Эриксон сделал ещё глоток, погонял кофе во рту. Отхлебнул ещё. Да, совершенно определённо в кофе Хельша коньяку не было!
– Проклятье… – прошептал он, ощущая зябкую дрожь, пробежавшую по телу. – Так вот оно как, значит, да?.. Ах вы мерзавцы!.. Так вот оно что!
«Они не просто хотят свести меня с ума, – думал Эриксон, направляясь в туалет. – Они ещё и пичкают меня наркотиками. Может быть, я вовсе и не пьян был вчера. Да конечно, я в жизни не напивался до такого состояния. И голова с похмелья, я думаю, болит совсем по-другому… Ах, мерзавцы!»
В туалете он опустился перед унитазом на колени и торопливо сунул в рот два пальца. Целую минуту, наверное, елозил ими в горле, пытаясь вызвать рвотный рефлекс, но теперь, как назло, тошнота не приходила. А отравленный кофе между тем всасывался в организм из его пустого голодного желудка.
Наконец он почувствовал спасительные спазмы и изверг из себя чёрную, пахнущую плохим алкоголем, жижу. Долго сидел возле унитаза, отдуваясь и размышляя, как быть дальше, как спастись из расставленной западни, как сбежать из этого дома.
Потом тяжело поднялся, прошёл на кухню и влил в себя три стакана вонючей воды, в которую он добавил из чайника горячей, чтобы вода стала в итоге омерзительно тёплой. С отвращением заполнив этой жидкостью желудок, он снова проследовал в туалет и повторил упражнение с пальцами.
«Бороться, – думал он, отдуваясь, – я должен бороться. Если надо будет, я убью их всех».
Поднявшись, долго стоял перед зеркалом, вглядываясь в собственное лицо и пытаясь увидеть в нём хоть что-то незнакомое.
– Витлав Эриксон, – сказал он, приближая свои глаза к глазам отражения в зеркале. – Ты – Витлав Эриксон. И как смел ты хоть на мгновение усомниться в этом?!
Вернувшись на кухню, увидел брошенные на столе письма. Взял одно. Это была повестка из полиции – формуляр зеленовато-казённого цвета, вложенный в узкий конверт с большой и грозной штатсмаркой. Господину Якобу Скуле предлагалось явиться в полицейский участок, улица Схевендер, семнадцать, кабинет триста два, комиссар Йереми Вальхоф, для дачи свидетельских показаний по делу… (графа не заполнена), не позднее, чем до полудня завтрашнего дня.
Поморщившись, Эриксон смял повестку, бросил под стол, распечатал следующий конверт. В нём лежало извещение, отпечатанное на официальном бланке с гербом и многочисленными атрибутами. Строительная компания «Норвиг Бильдверке» извещала господина Я. Скуле, что господин Витлав Эриксон осуществляет свои функциональные обязанности в должности старшего инженера филиала номер четыре, расположенного в Биркебю, на Эриксгаде, один. Записаться на приём к господину Эриксону по вопросу трудоустройства или любому другому господин Скуле может позвонив в указанный филиал по приведённому ниже телефону или явившись туда лично…
Несколько минут он сидел в полной прострации, и только глаза его снова и снова пробегали строки извещения.
Что это? – пробилась наконец в его сознание более-менее связная мысль. Что, чёрт возьми, происходит? Кто такой этот Якоб Скуле, учитель музыки? Что связывает его, Витлава Эриксона, с этим человеком? Какие тайные силы заставили их пути пересечься и зачем? Почему он, Витлав Эриксон, оказался в квартире этого человека? И зачем нужно было неведомому учителю справляться о нём в компании?
Он чувствовал, что от всех этих вопросов, от многочисленных и самых невозможных вариантов ответов ни них его голова вот-вот взорвётся и мозг рассыплется по плечам, как перхоть. Он действительно был готов сойти с ума, и ощущал себя сейчас как в иные моменты детства, когда, лёжа в постели перед сном, пытался представить себе бесконечность вселенной, о которой толковал учебник астрономии. Он пытался уяснить для себя возможность бесконечности как таковой, тщился и не мог представить бесконечную чёрную пустоту, не вложенную ни во что, ни на чём не держащуюся, и чувствовал, что при попытке представить подобное, волосы его встают дыбом, в голове бегают мурашки, а мозг наполняется звенящей пустотой, грозящей немедленным сумасшествием.
Вот так же и тут: бесконечная пустота, мириады вопросов, носящиеся во мраке его головы, и невозможность представить хоть какую-то нить, могущую связывать его с учителем музыки Якобом Скуле.
«Тише, – сказал он себе, испугавшись, – остановись, не надо погружаться в эту бездну – ведь они только этого и добиваются: чтобы твой разум утонул в пучине твоего собственного вскипевшего мозга. Тише, тише, нет никакой связи. Нет абсолютно никакой связи между тобой и этим учителем. Быть может даже, что это и не злой умысел этих, а всего лишь некая невообразимая цепь случайных событий, связавшая судьбы Витлава Эриксона и Якоба Скуле.
Нет! – возразил он себе в следующий момент. – Нет никакой цепи случайностей. Это именно злой умысел преступников-психопатов, проживающих в доме номер один по улице Сёренсгаде. Вспомни о том, что все они делают вид, будто знают тебя, будто ты, Витлав Эриксон, и есть тот самый учитель музыки. Да, конечно, это злой умысел, это – преступление, направленное против тебя. Чего они хотят – смерти ли твоей, безумия ли, принятия ли на себя чужой вины или иного – это уже не важно, это вопрос, ответ на который можно будет искать в последнюю очередь, после того как ты избавишься от опасности. А путь к избавлению один – прочь отсюда. Домой, к Хельге, в полицию, в сыскное бюро, в ''Норвиг Бильдверке'' – тебе везде окажут помощь, ты не один против этой своры чудовищ.
А значит – бороться. Жизнь – борьба, а борьба – это жизнь; и для тебя это сейчас актуально как никогда. И помни главное: ты никакой не Якоб с идиотской фамилией Скуле, ты – Витлав Эриксон».
Поднявшись, он решительно открыл обшарпанную дверь и вышел на площадку.
– А-а, господин Скуле, – улыбнулась ему навстречу бегемотиха Винардсон, которая поднималась с первого этажа. – А вами тут интересовались.
– Кто? – спросил он, обмерев.
– Полиция, – подмигнула Бегемотиха. – Я уж не стала говорить им, что вы никуда не выходили, хотя и знала, что вы дома. Вчера-то, стучали к вам – это полиция и была. Но я вас не выдала, знаю я этих ищеек: им только дай заподозрить человека в чём-нибудь, так уж они вцепятся в него так, что и железным ломиком челюсти не разожмёшь. И попробуй-ка, докажи им, что ты ни в чём не виноват, что ты просто больной человек.
– О чём это вы? – помрачнел Эриксон ещё больше, если только это было возможно.
– Да о чём-о чём, о полиции, – недоумённо усмехнулась фру
