Но в случае с мистером Слутом она сама готова была заняться тем, за что презирала других.
Начав со спальни, она приступила к методическим поискам. Мистер Слут был сама аккуратность; немногие свои вещи — белье и прочее — он хранил в идеальном порядке. Почти с самого начала, по желанию жильца, миссис Бантинг стала стирать его вещи вместе со своими, благо крахмалить рубашки он не требовал.
В прежние времена миссис Бантинг нанимала женщину, которая помогала ей в этой еженедельной утомительной работе, но теперь справлялась со всем сама. Только одну стирку она отдавала на сторону — рубашки Бантинга.
Покончив с комодом, она перешла к туалетному столику.
Мистер Слут, выходя на улицу, никогда не брал с собой деньги, а оставлял их обычно в ящике комода, под старомодным зеркалом. Хозяйка небрежно выдвинула этот ящичек, но не стала трогать то, что там лежало, а только взглянула на кучку соверенов и несколько серебряных монет. Жилец взял с собой ровно столько денег, сколько требовалось для покупки одежды. Предварительно он расспросил миссис Бантинг, сколько может стоить костюм. Он не скрывал своих планов, и это ее немного успокоило.
Хозяйка подняла скатерть, прикрывавшую туалетный столик, и даже скатала край ковра, но не обнаружила там ничего, даже клочка бумаги. Наконец, устав от хождения туда-сюда и бесплодных поисков, она погрузилась в тревожные размышления о том, как жил мистер Слут прежде.
Конечно же, мистер Слут всегда был чудаком, но его чудачества не выходили за пределы разумного. Его поведение основывалось на тех же моральных принципах, что и у прочих представителей того же общественного слоя. Он страстно — можно сказать, безумно — ненавидел спиртное, но не он единственный! Ей, Эллен Бантинг, однажды довелось служить у леди, которую тоже безумно злили выпивка и пьяницы…
Со смутной неудовлетворенностью она оглядела опрятную гостиную. Здесь был только один предмет мебели, пригодный для роли тайника: маленький, но крепкий шифоньер из красного дерева. И тут в голову миссис Бантинг пришла мысль, никогда прежде ее не посещавшая.
Несколько секунд она напряженно прислушивалась, не звучат ли в доме шаги мистера Слута, вернувшегося раньше, чем первоначально намеревался, а потом шагнула к шифоньеру и, прилагая все свои отнюдь не могучие силы, потому что груз был тяжелый, наклонила его вперед.
Ей показалось, будто внутри что-то странно громыхнуло. Похоже, на второй полке перекатывался какой-то предмет, которого не было здесь до прибытия мистера Слута. Медленно, с усилием, она качнула шифоньер раз, другой, третий, с удовлетворением и странной тревогой понимая, что саквояж, пропажа которого ее так удивила, находится здесь, под прочным замком.
Внезапно миссис Бантинг посетила очень неприятная мысль: как бы мистер Слут не заметил, что саквояж сдвинут с места. Вскоре хозяйка с ужасом убедилась в том, что выдала себя, поскольку из-под дверцы потекла тонкой струйкой какая-то темная жидкость.
Миссис Бантинг наклонилась и тронула жидкость пальцем. Он окрасился в красный — ярко-красный цвет.
Миссис Бантинг побледнела как полотно, но быстро пришла в себя. Кровь бросилась ей в лицо, и оно запылало.
Она всего лишь опрокинула пузырек красных чернил — и ничего больше. Что за глупые мысли лезут ей в голову!
Вдвойне глупые, упрекала она себя, оттого что жилец пользовался красными чернилами и ей это было прекрасно известно. Некоторые страницы конкорданции Крудена были исписаны его странным прямым почерком. Места полей не было видно, так густо их покрывали замечания и вопросительные знаки.
Мистер Слут, бедный дурачок, поставил красные чернила в шифоньер, а она, в неуемном стремлении узнать больше, чем ей полезно и полагается, опрокинула пузырек…
Она смахнула пыльной тряпкой несколько чернильных капелек, упавших на зеленый ковер, и, упрекая себя за дурацкое, беспричинное расстройство, от которого все еще не могла отделаться, вернулась в заднюю комнату.
Как ни забавно, мистер Слут не держал в себя почтовой бумаги. Хозяйка ожидала, что он закажет бумагу почти сразу, тем более что она такая дешевая, особенно грязно-зеленый силурийский сорт. Миссис Бантинг однажды жила у леди, которая использовала два вида почтовой бумаги: белую для друзей и равных и серую для тех, кого называла "простонародьем". Эллен Бантинг (в ту пору Грин) это всегда возмущало. Странно, что эта дама припомнилась ей сейчас, тем более что она не была настоящей леди, а мистер Слут, при всех своих заскоках, оставался джентльменом с головы до пят. Миссис Бантинг почему-то не сомневалась, что он бы приобрел не серую и дешевую, а непременно белую бумагу — или же кремовую.
Она снова открыла дверцу старинного гардероба и заглянула под небольшую стопку белья.
Там не обнаружилось ничего — то есть ничего спрятанного. Если вдуматься, мистер Слут поступал очень загадочно: все деньги, которые у него были, оставил там, где любой мог бы их взять, а такую бесполезную вещь, как потертый и дешевый саквояж спрятал под замок. Не говоря уже о пузырьке с чернилами.
Миссис Бантинг вновь принялась открывать ящички под зеркалом. В среднем из этих изящных ящичков красного дерева мистер Слут хранил свои деньги.
Зеркало обошлось Бантингам всего лишь в семь шиллингов шесть пенсов, и сразу после аукциона к ним заходил один торговец, который предложил за него сперва пятнадцать шиллингов, а потом гинею. Не так давно она видела на Бейкер-Стрит похожее, с наклейкой: "Чиппендейл. Антик. 2 фунта 15 шиллингов".
Здесь лежали деньги мистера Слута. Хозяйка знала, что эти соверены рано или поздно перейдут в их с Бантингом владение в уплату за честный труд, но получить — вернее, заработать — их можно только через посредство нынешнего собственника этой тускло мерцающей кучки золота.
Наконец она вернулась вниз и стала ждать возвращения мистера Слута.
Услышав, как в замке поворачивается ключ, она вышла в переднюю.
— К сожалению, сэр, у меня произошла маленькая неприятность, — сказала она, немного волнуясь. — Воспользовавшись вашим отсутствием, я поднялась наверх прибраться и, когда стирала пыль за шифоньером, неудачно его наклонила. Боюсь, сэр, чернильница, которая там была, разбилась и несколько капель просочилось наружу. Надеюсь, ничего страшного в этом нет. Я вытерла грязь только поверху, ведь шифоньер заперт.
Мистер Слут ответил ей диким, почти что паническим взглядом. Но миссис Бантинг чувствовала себя уверенно. Теперь ей было не так страшно, как до прихода жильца. Тогда же она от испуга готова была выскочить на улицу, только бы не оставаться одно.
— Я понятия не имела, сэр, что вы держите там чернила.
Она говорила извиняющимся тоном, и чело жильца прояснилось.
— Я знала, что вы пользуетесь чернилами, сэр, — продолжала миссис Бантинг, — я видела ваши пометки в той книге, которую вы читаете вместе с Библией. Не сходить ли мне, сэр, за другим пузырьком?
— Нет, — ответил мистер Слут. — Спасибо, не нужно. Я сейчас пойду наверх и посмотрю, что там стряслось. Когда вы понадобитесь, я позову.
Он проскользнул мимо хозяйки. Через пять минут в верхней гостиной зазвонил колокольчик.
Входя в дверь, миссис Бантинг сразу увидела, что дверцы шифоньера широко распахнуты, а полки пусты, за исключением нижней, где валялся в луже чернил опрокинутый пузырек.
— Боюсь, миссис Бантинг, на дереве останутся пятна. Наверное, мне не следовало хранить чернила в шифоньере.
— Что вы, сэр! Ничего страшного. На ковер попала только капля-другая, да и те незаметны, поскольку рисунок в этом углу темный. Пузырек убрать?
Мистер Слут заколебался.
— Нет, — произнес он после долгого молчания, — наверное, не стоит. Немножко чернила на донышке еще осталось. Мне этого хватит, особенно если разбавить их водой, а еще лучше — чаем. Они мне нужны только для того, чтобы отмечать в конкорданции самые интересные места. С каким удовольствием, миссис Бантинг, я сам бы взялся составлять конкорданцию, но этот джентльмен по фамилии Круден меня опередил.
* * * *
Не только Бантинг, но даже и Дейзи отметили про себя, что манеры Эллен этим вечером сделались значительно мягче. Ни разу не осадив ни мужа, ни падчерицу, она выслушала все, что они поведали о "Черном музее", и не моргнула глазом даже тогда, когда Бантинг принялся описывать нелепое и ужасное выражение на посмертных масках повешенных.
Но через несколько минут на внезапный вопрос, заданный мужем, она отозвалась невпопад. Стало ясно, что последние слова, им произнесенные, ускользнули от ее внимания.
— А ну признавайся, о чем это ты задумалась? — весело потребовал он.
Но она покачала головой.
Дейзи выскользнула из гостиной и через пять минут вернулась, одетая в белое с голубым шелковое платье в клетку.
