не секрет. Просто он человек занятой и не всегда говорит мне о своих планах.
– Как глупо с его стороны. Безрассудно даже, мать его… божья… за ногу. Оставить дома такую… такую жену очаровательную и уехать непонятно куда, не сказав ни слова. Этому должна быть веская причина. По мне так только одна – смерть! – Алиев снова рассмеялся. – Хотя я своей жене тоже ничего не говорю, когда куда-то уезжаю. Но сравнивать вас и ее бессмысленно. Класс, так сказать, категории у вас, уважаемая Екатерина Федоровна, с ней совершенно разные. Вы – женщина Феррари, она – УАЗ Буханка или еще что-нибудь помассивнее!
Отец, слушавший внимательно всю эту галиматью, вдруг не выдержал, нервно поднялся и тут же снова опустился в кресло. Его лицо покраснело, но Алиев на него даже не взглянул.
– Дорогой мой, – обратился, наконец, он к Алиеву, – мы очень рады, что вы нас посетили, но если у вас есть что сказать в каком-то деле, существенное я имею ввиду, кроме насмешек и оскорблений, в том числе в адрес членов вашей же семьи, то говорите, а если нет, так… может быть… тогда будет лучше… если вы…
– Без сахара!
Отец прервался на полуслове.
– Что… простите?
– Без сахара! Чай мне без сахара, пожалуйста. Если предложение, конечно, еще в силе.
Отец посмотрел на Екатерину. Она улыбнулась ему одними губами. Лицо Алиева же было самой невозмутимостью.
– Хорошо, – наконец он кивнул головой. – Катя, тебе может чего принести?
– Спасибо, папа. Мне не надо.
Отец снова кивнул головой, поднялся и неспешно вышел из комнаты. У них была домохозяйка, но вечером она уходила домой и такие вещи по дому им приходилось уже делать самим.
– Местные этот остров считают проклятым. Говорят, там происходят страшные вещи, Екатерина Федоровна.
– О чем вы?.. – лицо Екатерины стало совсем серьезным.
– У вас сейчас идет тяжба по наследству. Недвижимость в России, Испании, Соединенных Штатах. Вы оформили требования на всё, даже на мотоцикл одного из погибших, хотя сроду им никогда не управляли; но вы оставили за бортом одну вещь – остров в Карелии, принадлежащий точно так же семье Коровкиных. Отчасти я, конечно, вас понимаю, Карелия это не Испания и не Америка. Там же нет ничего, кроме заброшенных построек, комаров, холода и постоянных ветров. Да и странные вещи, местные говорят, не редкость там. Что тоже, согласитесь, производит определённое впечатление, как минимум на такую хрупкую натуру как вы.
– Простите, но я вас совсем не понимаю…
– Да, да, извините, Екатерина Федоровна. Вы, конечно же не понимаете, о чем я говорю. Этим будет заниматься ваш муж и всё такое. Опыта у него больше в этих вопросах, да и отъехал он в очередной раз куда-то. Приедет – пообщаетесь, да? – Алиев улыбнулся и привстал с дивана. Он подошел к Екатерине и сел на стул рядом, смотря своим проникновенным взглядом ей прямо в глаза. Екатерина отвернулась в сторону, этот тяжелый взгляд выносить на себе она не могла. – Вот только муж ваш, Екатерина Федоровна, не приходит к вам уже очень давно, что должно уже вселять в вашу светлую головку хотя бы какие-то подозрения. Но если ваш муж, Екатерина Федоровна, не дай боже, конечно, все-таки появится у вас тут на пороге, поверьте мне как человеку повидавшему всякое на своем веку, это будет не совсем та встреча, о которой вы мечтали всё это долгое время. Если ваш муж все-таки придет к вам, частично или в полном, так сказать, составе, мой вам совет – бегите прочь как можно быстрее, а то ведь такая встреча добром уж точно не закончится.
– Этот остров был оформлен в собственность ошибочно, – послышался голос отца где-то рядом. Алиев повернулся и увидел, что тот стоял в дверях. Судя по всему, он никуда не уходил всё это время и просто стоял за дверью, слушая разговор. – Простите, дорогой мой, но чая у нас не осталось.
– Кофе? – Алиев снова вернулся к дивану и опустился на него.
– И кофе тоже нет, – в голосе отца уже слышалась раздраженность. – Мы не хотим претендовать на то, что является собственностью государства и было передано в частное владение по ошибке. Этот остров не является нашим и мы не хотим, чтобы он им стал. Это та причина, которая побудила нас от него отказаться. И все эти таинственные истории о которых мы, кстати, слышим только сейчас от вас, здесь совершенно ни при чем. Вы пользуетесь положением девушки, ее болезнью, чтобы вешать себе какие-то медали, чтобы закрыть это дело и получить премию, потом повышение, рост по службе, но это очень низко, молодой человек. Вы общались с ней уже несколько раз и вы видите ее состояние. Возможно, вы не знаете, что такое потерять близкого человека, но Катя теперь знает. И пытаться вытащить из нее то, что нужно вам, делая ей только хуже, это очень низко, безнравственно очень.
– Кого я потеряла, папа?
– Медали? – Алиев хлопнул себя рукой в грудь, – что-то я не вижу, чтобы я их одевал. Может они невидимые и бродят где-то рядом, как муж со всем его семейством?
– Вы понимаете меня.
– Жаль, что вы меня – нет.
Отец покачал головой. Он смотрел в лицо Алиеву, Алиев смотрел в лицо ему. Взгляд же Екатерины блуждал между лицами обоих.
– Послушайте, молодой человек, – начал снова отец тоном уже куда более примирительным, – может я не прав в вас и может в вас действительно говорит чувство долга, а не какая-то корысть. Если так, то я приношу извинения, согласитесь со мной, что такие честные люди, в том числе и в вашей профессии, не самое частое явление, но послушайте, – он подошел ближе к Алиеву и начал говорить тише, так, чтобы слышал только он, – Катя больна, она не помнит ничего из того, что произошло. Все попытки вытянуть из нее это силой приносят ей только страдание. Что бы вы сделали, если бы это была ваша дочь? Хотели бы вы, чтобы к ней ходили каждый день люди и вели допросы? Я думаю, что нет. Имейте же хоть немного жалости к человеку. Не делайте ей хуже. Вы видите ее состояние. Ей не станет легче от ваших этих глупых вопросов и намеков!
Алиев посмотрел на Екатерину. Та перевела взгляд на отца. Алиев посмотрел на отца, тот продолжал смотреть ему в глаза.
– У вас есть дети, молодой человек?
– Сын.
– Сын, говорите? – отец приблизился к Алиеву еще ближе и заговорил совсем тихо. – Тогда вы должны понять меня.
