В детдоме она выпросила у завхоза коробку от нового телевизора, подаренного спонсорами. И старательно упаковала все фигурки, обложив их ватой и старыми газетами. Спрятала под свою кровать, пусть лежат до поры до времени.
Теперь, пожалуй, пришло время. Теперь у них с Ясей свой дом, пусть даже временный, и теперь можно извлечь всю эту красоту на божий свет.
Надя аккуратно расставила на полке фигурки, переливающиеся в солнечном свете, проникающем в комнату через вымытые окна, и только шесть одинаковых стеклянных ангелов с крошечными весами выставлять не стала, полюбовалась только и снова убрала. Она хранила их отдельно в коробке из-под туфлей, подаренных ей в детдоме на выпускной после окончания девятого класса. Туфли оказались малы, уезжая, она подарила их девочке-восьмикласснице, а вот коробка пригодилась.
И был у нее еще один стеклянный ангел, свой собственный Ангел покаяния - тот, которого подарил ей Ясин дед. С этим ангелом она никогда не расставалась, носила всегда с собой в сумочке или в кармане, и без него из дома никогда не выходила.
- Вот это да! Надя, как тебе это удалось?
На пороге стола Яся.
Светлые легкие волосы падали на плечи, загорелая кожа светилась, мило морщилась переносица. Она улыбалась, и все в ней улыбалось, улыбались голубые глаза, улыбались розовые губы.
На нее невозможно было сердиться, и вся обида, которая копилась у Нади в течение этих авральных дней, тут же куда-то исчезла.
- Тебе нравится? – спросила она.
- Спрашиваешь! Когда ты только успела? Спасибо тебе, у тебя руки золотые… и руки и голова… Что бы я без тебя делала? – Яся прошлась по комнате, легко до всего дотрагиваясь. - Мне очень, очень нравится.
Она встала перед зеркалом, расчесала волосы.
- Ромка зовет нас прогуляться по городу.
- Вы еще не нагулялись? – Надя старалась не злиться, улыбалась через силу.
- Но ведь сегодня последний день перед учебой, - протянула Яся, - я тут с одним старшекурсником познакомилась, он говорит, что во время учебы невозможно будет никуда вырваться. Так что собирайся скорей! Где твое голубое платье? И давай я тебя причешу как следует.
- Нет, я никуда не пойду, - сказала Надя и легла на свою кровать у окна поверх пушистого в пунцовых розах покрывала. - Я устала, и тебе тоже не мешало бы отдохнуть. Ты хоть спала на этой даче?
- Почти нет, и мне не хочется, только голова звенит. На даче было здорово, мы в лес ходили за грибами, представляешь, набрали полную корзину. Потом жарили с луком и картошкой, так вкусно было. Вечером на речку пошли, разожгли костер огромный, плясали вокруг. Весело было, я танцевала, танцевала! - раскинув руки, Яся закружилась по комнате.
- А Ромка? - спросила Надя.
- Ромка? Ну ты же его знаешь, ходил мрачный, как Отелло, ревновал ко всем, в драку лез. Генка пригласил меня танцевать, так Ромка чуть его не прибил. Почему, говорит, он тебя лапает? Я психанула и убежала.
- Куда убежала?
- А куда глаза глядят. По берегу… Уже темно было, там коряги какие-то на берегу, лодки старые. Потом дождь начался, я спряталась в каком-то сарае лодочном, развалившемся. Села и реву, а тут Ромка… Он нашел меня, представляешь? Ночью, посреди всего этого хлама…
- И что потом? - спросила Надя, все больше мрачнея.
- Потом… - Яся усмехнулась, - потом все и случилось.
- Что - все?
- Ну что ты все выспрашиваешь? Сама не понимаешь, что случилось? – засмеялась Яся. - Он просто сумасшедший какой-то! Синяков мне понаставил, до сих пор все тело болит… Ты чего на меня так смотришь? Не смотри так! Сейчас испепелишь меня взглядом.
Надя отвернулась к стенке.
- Ты расстроилась? - спросила Яся. – Хочешь, я поговорю с Ромкой? Он и твой первый раз сделает незабываемым.
Надя резко повернулась, села на кровати.
- Какая ты, – принужденно рассмеялась она, – не поймешь у тебя никогда, шутишь ты или серьезно. Даже сердится на тебя не могу.
Яся подошла, присела рядом, обняла подругу за плечи:
– Я знаю, что ты не меня никогда не рассердишься, вот и несу, что в голову взбредет. Не обижайся, ладно? - она прижалась щекой к лицу Нади. - Я ведь знаю: сильнее, чем ты, никто меня любить не будет.
- Привет, красавицы! – раздался голос у двери. Девушки обернулись.
На пороге стоял невысокий плечистый парень – синеглазый, светловолосый. Девичья присуха, как называла его Вера Алексеевна.
- Ну что, девчонки, собрались?
- Надя отказывается идти с нами, - улыбаясь, сказала Яся.
Надя встала, отошла к окну.
- Почему отказываемся? – Ромка прошелся вокруг Нади. - Почему ударники труда не желают отдохнуть?
Надя не ответила. Она всегда терялась в его присутствии.
Ромка взял со стола яблоко, сел на койку рядом с Ясей.
- У вас здесь теперь… как у бабушки, - он притянул девушку к себе.
- У какой еще бабушки? – серьезно спросила Яся.
- У какой-нибудь.
- Глупый ты, - сказала Яся, и они поцеловались.
Надя отвернулась. Там за окном не было ничего интересного. Пустырь, автобусная остановка. На горизонте две высоченные фабричные трубы.
- Яся, ты есть будешь? – спросила она, царапая стекло ногтем. - Я щи приготовила.
- Ух ты! Щи? - Ромка встал, подошел к Наде. – Я люблю щи! Почему ты мне не предлагаешь?
- Пожалуйста, - стараясь казаться равнодушной, пожала плечами Надя, - мне не жалко, я полную кастрюлю сварила.
- А какие щи? – спросил Ромка. - Диетические?
- Вегетарианские, – поправила она его, – нам за весом следить надо. Тебе, кстати, тоже не мешало бы.
- Что это ты имеешь в виду? Хочешь сказать, что я толстый?
Он расстегнул рубашку, встал перед Надей:
- Потрогай, ни грамма жира! Одни мышцы!
Наде очень хотелось потрогать, но она заметила насмешливый взгляд Яси и сказала:
- Вот именно одни мышцы, и в голове, похоже, тоже.
Ромка начинал злится, у него даже желваки заходили. Надя видела, что он сдерживается, чтобы не нагрубить ей в ответ.
- Ну хватит вам, – сказала Яся, – опять вы ругаетесь. Ну, давайте щей поедим что ли? Кушать уже хочется.
- Нет, - запротестовал Ромка, - каких еще щей? Там уже ребята ждут. Пошли, поедим пиццы, немного выпьем. Когда еще придется?
- Я не пойду, – Надя упрямо сжала губы.
- Ну и оставайся, – усмехнулся Ромка, - а мы пойдем.
- Нет, – сказала Яся, - я без нее тоже не пойду.
- Ну ты чего? Договаривались ведь.
Когда Ромка расстраивался, у него становилось такое забавное лицо – совсем как у маленького. Надя не могла смотреть на него без улыбки. Она опустила голову, чтобы он не заметил, какой у нее взгляд.
- А ты уговори ее, - сказала Яся, - может, получится.
- Пойдем, Надя,- попросил Ромка. - Ну чего дома сидеть?
Надя отрицательно покачала головой.
- Она хочет, чтобы ты ее поцеловал, – неожиданно вставила Яся, – и тогда она пойдет. Она сама мне об этом сказала.
Надя от возмущения даже не нашлась, что ответить, чувствуя, как загорелось лицо и уши.
Ромка усмехнулся и пошел на нее.
Надя испугано смотрела на него и молча отступала к стене.
Он встал перед ней, взял ее за плечи и прижался губами к ее губам. У Нади перехватило дыхание, ей показалось, что она сейчас упадет. Но Ромка очень крепко ее держал и целовал так, словно сейчас наступит конец света.
Наконец она пришла в себя, оттолкнула его. С негодованием взглянула на Ясю и выбежала из комнаты.
* * *
Яся нашла ее в комнате под лестницей. Надя сидела на колченогой табуретке среди веников и тряпок и в который раз прокручивала в голове эти несколько секунд. Ромкины теплые губы, его крепкие руки и это невыносимое чувство любви к нему, любви, которую ни в коем случае нельзя показывать, и о которой все равно знают… И Яся, и Ромка… Знают и смеются…
- Надя, – Яся прикоснулась к ее плечу, и Надя вздрогнула от неожиданности. Она не слышала, как Яся вошла.
- Прости меня, прости, пожалуйста, не знаю, что на меня нашло, - она погладила Надю по волосам. - Пойдем, я твое платье голубое приготовила. Пойдем. Ромка нас на улице ждет.
В музее стояла тишина, и, проходя один за другим пустые залы, Миша слышал, как звучным гулким эхом отзываются в этой тишине его шаги. Видимо, встревоженная этим гулом, из одной из закрытых дверей выглянула женщина в синем халате.
- Вам чего, молодой человек? У нас сейчас перерыв. Осмотр начнется минут через двадцать.
- Простите, мне нужна Елизавета Иванченко.
- У вас индивидуальная экскурсия?
- Да, да, - кивнул Миша, - точно, индивидуальная экскурсия.
- Посидите вот здесь. Я ее позову.
Миша сел на скамеечку у окна. Прямо напротив него стояла старинная карета – самая настоящая – с позолоченным орнаментом, деревянными, словно отполированными колесами, замшевым потертым сиденьем.
