Да, чем больше разных сигналов, тем шире должно быть представление о мире, чтобы вместить все эти сигналы. У большинства людей ум недоразвит, потому что каждая нация, каждая религия и практически каждая семья ограничивает диапазон сигналов. С возрастанием скорости перемещения (а также скорости связи) люди будут воспринимать все больше разных сигналов. Может, хотя бы это заставит одомашненных приматов поумнеть. Ни один итальянец не сможет сохранить узколобое итальянско-католическое представление о мире, пообщавшись с сотней немцев-протестантов. Англичанин, который вернулся из Индии, уже не тот стопроцентный чертов англичанин, каким он был до отъезда. Да. Скорость перемещения и связи в этом веке должна возрасти, поэтому людям придется поумнеть.
Если только война не отбросит нас назад, в мрачное средневековье.
Очень изящная формула. Но пацифизм заложен в нас глубже, чем социализм, по крайней мере так должно быть. Если мы не перестанем воевать, нам вскоре не из чего и негде будет строить социализм. Но попробуйте сказать это социалистам. Как только начинается драка, все они сразу же становятся в первую очередь немцами или французами, и только потом вспоминают про свои социалистические убеждения.
Тоже очень изящно. Это уже больше похоже на кривую в новых уравнениях. Неевклидовая, сходящаяся. Геодезическая. Нельзя ни увидеть, ни почувствовать, можно только описать математической формулой.
Связь будет все быстрее и быстрее, и каждый Иван, Ганс и Хуан будет получать смесь католических, иудаистских и атеистических сигналов, как это было со мной, или какую-нибудь другую похожую смесь. Это заставит их думать и выбирать.
Zwei Seelen wohnen…Точно. Два вида сознания, или то, что Фрейд называет сознательным и бессознательным — вот что имел в виду Гёте, говоря о двух душах. «Золотая Заря» сэра Джона — это нейрологическая игра, в которой бессознательная душа, которую они называют астральным телом, постепенно становится сознательной.
Но даже Фрейд не понимает, что сама нервная система как инструмент тоже относительна. Три человека в этой комнате — Джойс, сэр Джон и я — существуют в трех разных нейрологических реальностях, точно так же как физики из моего примера с лифтом существуют в разных пространственно-временных реальностях, так как перемещаются в пространстве с разными скоростями.
Театр теней, обман зрения и чувств. Nur der Wahnsinnige ist sich absolut sicher[36]. Интересно, понимает ли это хоть один психолог?
Конечно, не имеет никакого значения, к чему или кому восходит традиция этой новоявленной «Золотой Зари» — к розенкрейцерству, средневековью, Адаму или даже первой амебе. Пусть даже мистер Роберт Уэнтворт Литтл и таинственная фрау Шпренгель выдумали эту традицию от начала и до конца — это совершенно не важно. Единственное, на чем в данном случае я, как ученый, должен сосредоточить свое внимание — тот факт, что, вступив в «Золотую Зарю», наш друг Бэбкок связался с тайным орденом, о планах и деятельности которого он не знает практически ничего, хотя и уверен в обратном. Слишком уверен, как и все мы.
Нелепость ньютоновского императива «Не создавать гипотез» очевидна: человек просто не может не строить гипотезы. Скорость прохождения нервных сигналов в нашем мозгу такова, что мы не в состоянии отделить процесс восприятия от процесса создания гипотез. Даже то, что я сейчас общаюсь с двумя людьми — не что иное, как моя гипотеза. Джойс и Бэбкок могут оказаться автоматами, выдающими себя за людей, или просто галлюцинацией. Только Пуанкаре и Мах понимали это по-настоящему. Как точно заметил Джойс, мы живем среди символов, которые создает наш мозг. Господа доктора и профессора не могут понять мою статью об относительности пространства-времени, потому что считают «длину» фактом, а не идеей, родившейся и существующей в человеческом мозге.
Семнадцать лет назад в Милане, когда я отказался от немецкого гражданства, со мной произошло то, что психологи сейчас называют перерождением. Я заново определил и заново открыл себя. Как и тогда, когда отказался от Бога своих родителей. Наверное, если бы не эти два поступка, я бы не смог заново определить и открыть пространство и время. Отказ от старого — вот единственный путь к новому.
Итак, в основе фантастической истории, которую рассказывает нам сэр Джон, лежит простой сюжет: сирота, которому судьба подбросила слишком много денег, пытается заново определить и открыть себя. И не только себя, но и весь мир. Точно так же, как это сделал я. Своеобразная шахматная игра.
Но каковы правила этой игры и как она довела его до такого плачевного состояния? И кто, или что, находится по другую сторонy шахматной доски? Вот что я хочу понять в первую очередь — правила этой странной игры под названием «Золотая Заря».
Я должен задать себе вопрос, похожий на тот, который Biedermeier Эйнштейн задавал себе двадцать лет назад, в 1894 году. Тогда я спрашивал себя, каково быть фотоном, сейчас я должен спросить себя, каково быть учеником колдуна.
Однажды ночью, в ужасную грозу, на пороге дома Грейстоков кто-то оставил корзину с новорожденным. Найденыша выходили и назвали Фербишем Вшивогоном. Он вырос и стал верным слугой в поместье Грейстоков.
Говаривали, что Фербиш был незаконнорожденным сыном викария из Вимса, известного как Джон-Толстяк или Священный Боров Святого Губерта, ибо он служил в церкви Св. Губерта. Матерью Фербиша была одна монашка, которая впоследствии, дабы искупить свой плотский грех, совершила паломничество к могиле Святого Фомы, во время которого повстречалась с неким Джеффри Чосером и рассказала ему совершенно невероятную историю, каковую, уже в стихах, тот пересказал в своей знаменитой книге. Некоторые также утверждают, что эта монашка послужила прообразом для прекрасной Настоятельницы, изображенной на одной из цыганских карт Таро. Позднее эту карту называли «Папессой», а сейчас она именуется «Верховной Жрицей».
Лорд Грейсток назвал найденыша Фербишем Вшивогоном, ибо ребенок выглядел на удивление чистым и аккуратным, когда его нашли в грязном хлеву. Надо сказать, что в Веселой Англии тех дней такое имя считалось очень красивым и было признаком большой любви к ребенку, несмотря на то, что в народе так называли herba pedicularis, или вшивицу, цветок наподобие львиного зева. Воистину, никто не смог бы назвать растение ни точнее, ни красивее.
Шли годы, и вот уже Фербиш Вшивогон стал крепким мужчиной, очень хитрым, но и очень веселым. Помимо трех законнорожденных сыновей, у него еще было семь незаконнорожденных детей разного пола. Увы, в расцвете сил он пал ужасной смертью в крестовом походе против темнокожих сарацин, которые силой удерживали Святую Землю. Люди утверждают, что он оставил свой след в веках скорее своим распутством, чем верностью священному брачному ложу, ибо его честь судья П. Дж. Фармер, который превосходно разбирается в генеалогии и преданиях старины, не раз говаривал (по словам многих людей с хорошей репутацией), что после того крестового похода единственным продолжателем рода Грейстоков по мужской линии стал не настоящий, а, так сказать, ложный Грейсток — плод преступной связи леди Грейсток с упомянутым выше плутом, Фербишем. Если это так, то благородный род Грейстоков (в котором когда-то были одни паписты, а сейчас, как говорят, сплошь добрые англиканцы), в сущности, берет свое начало от незаконнорожденного плебея. Многие считают это сказкой, но в каждой сказке есть доля правды.
С математической точностью можно утверждать только одно: в ту ночь, 26 июня 1914 года, в организме виконта Грейстока содержалась ровно одна шестнадцатая часть генетической информации, которая составляла нейрогенетический шаблон сэра Джона Бэбкока, тогда как в организме кузена виконта Грейстока, Джакомо Челине, содержалась ровно одна четвертая часть генетической информации Хагбарда Челине, который шестьдесят лет спустя сообщит внучатому племяннику егеря сэра Джона, что врага нет нигде.[37]
Даже самые ужасные события почти никогда не лишены иронии, которая словно напоминает нам о том, что в этом мире не существует бессмысленного зла. После того, как в комнате сэра Джона треснуло зеркало, он начал постепенно и кое-как приспосабливаться к двадцатому веку, но чем лучше ему это удавалось, тем коварнее его окружали ужасы и адские образы предыдущих столетий. Сначала треснувшее зеркало доставляло ему лишь незначительные неудобства: в своем искаженном и зазубренном отражении он видел некий отвратительный и даже угрожающий символ темной стороны таинственной силы вриль. Эта сила атаковала его сквозь брешь, открывшуюся в его душе под действием плотских желаний, пробужденных — и возможно, вполне намеренно — таинственной Лолой и ее откровенными словами о ритме акта любви и красной кобре желания. После землетрясения, которое совпало во времени с кошмарным сном, у сэра Джона зародилось определенное подозрение. Это подозрение росло и росло, как бы он ни старался от него избавиться. Вскоре он был уже почти уверен, что встретил настоящую ведьму, и что мир средневековья, который он так долго изучал, оживает вокруг него.
