и поняла, что ошиблась. Помню, как родители держались за руки, как мама называла папу «милый», как они смотрели друг на друга, даже после ссоры. Между отцом и Рейчел ничего подобного. Никаких искр. Никакого трепета. Ничего.
Несправедливо с моей стороны так думать об отце. Он не забыл бы маму столь быстро, не променял бы ни на кого. Он ее любил. Мы до сих пор ее очень любим.
Пока самое удивительное, что Рейчел мне вроде как нравится. Она с прибабахом, конечно, но не в плохом смысле. Я тоже не без странностей, если честно. Рейчел разговаривает со мной не так, как другие взрослые. Она расспрашивает о том, что я люблю. И никогда не упоминает мою маму. Приятно для разнообразия, когда со мной не обращаются будто с поломанной вещью.
Прежде чем она переехала, папа обещал, что ее приезд ничего для нас не изменит. Разумеется, многое изменилось. Не в плохом смысле. Просто она живет с нами. Ест с нами. Не знаю, с чего он решил, что все останется по-прежнему. Ему нравится думать, что он может все контролировать, останавливать время… Но все всегда меняется.
К примеру, после маминой смерти у меня какое-то время были проблемы с едой. Теперь ко мне вернулся аппетит. Хуже того: я снова начала получать удовольствие от ужина. Когда мы втроем смотрим «Джеопарди!», все как будто по-старому.
С тех пор как приехала Рейчел, я реже чувствую потребность пинать бедное дерево.
Оно наверняка в восторге, а что насчет меня? Как я могу такое говорить? Мама умерла всего пару месяцев назад. Хорошенькая из меня дочь…
Я не должна забывать о скорби. Мне по-прежнему должно быть больно.
Рейчел мне нравится, но я немного ее ненавижу за то, что разогнала мою хандру.
А вообще я рада, что они с отцом не спят вместе.
Когда в доме воцаряется темнота, он приходит.
Его поведение здесь почти идентично тому, что было в сарае. Он вздыхает. Оглядывает тебя с головы до ног. Ему не нужно ждать, пока ты поешь или воспользуешься ведром. Вместо этого он снимает наручники, жестом велит лечь на кровать. Затем, передумав, говорит вернуться на пол. Ты сбита с толку, но подчиняешься.
Чуть позже до тебя доходит. Он не хочет, чтобы дочь слышала скрип пружин, предательский стук каркаса кровати о стену.
Днем ты принадлежишь себе.
Читаешь свои книги в мягкой обложке, которые выучила почти наизусть. Ты ставишь перед собой задачу воспроизвести по памяти первую главу «Дерево растет в Бруклине». Пытаешься вспомнить медитативные практики из прошлой жизни, чтобы силой мысли сжимать или растягивать время.
Иногда в полной тишине дома ты напеваешь – убедиться, что еще не оглохла.
Занятия бегом научили тебя кое-чему. Главное в марафоне – не думать о финише. Не представлять финишную черту. Существовать в настоящем. Единственный способ этого достичь – шаг за шагом продолжать движение. Не обязательно искать в этом прелесть. И уж точно не удовольствие. Важно только остаться в живых.
◾ ◾ ◾
Ты высматриваешь видеокамеры. Находясь в одиночестве в спальне и в кухне во время еды. Ты не знаешь наверняка, правду ли он сказал или все выдумал. Ты ничего не замечаешь, но ведь их легко спрятать между двумя книгами, в углу подвесного потолка, за кухонным шкафом… Ты веришь, что он все видит.
Утром по выходным они уходят, упаковав ланч в набитые рюкзаки. До вечера ничего не слышно, кроме птичьих трелей. Сесилия возвращается уставшей, однако с радостью делится впечатлениями о походе, новых открытиях, блужданиях по библиотеке или музею. Ты извлекаешь информацию из каждой ее фразы. Холод: должно быть, рядом горы, и ты все еще на севере штата. Нельзя сказать наверняка. Иногда она упоминает названия близлежащих городов. Тебе они ни о чем не говорят. Ты можешь находиться где угодно.
Сесилия расспрашивает тебя. Хочет знать, чем ты занимаешься, пока ее нет дома. Ты повторяешь ложь, состряпанную отцом: удаленная работа в службе поддержки клиентов в IT-компании. В дополнение к этому придумываешь жизнь для той Рейчел, которой Сесилия тебя считает. Послеобеденное чтение – не совсем ложь. Туманное упоминание магазинов, о которых слышала от ее отца. Ты воздерживаешься от того, чтобы снабдить Рейчел друзьями или семьей. Нельзя полагаться на память – вдруг она не сохранит выдуманных персонажей, подробности их жизни… Девочка не глупа. Если проколешься, она заметит.
◾ ◾ ◾
Тебе нельзя ни к чему прикасаться, но глаза вольны путешествовать куда угодно. Как в детстве, когда мама водила тебя по магазинам: трогай только глазами. Ты обегаешь взглядом кухню, изучаешь гостиную. На книжной полке рядком стоят медицинские триллеры. Сидя на диване, склонив голову набок, пытаешься разобрать названия. Что ты выискиваешь? Определенный порядок? Тему? Объяснение тому, кто он такой и чем занимается, спрятанное между «Вскрытие показало» и «Штамм “Андромеда”» [9]?
Она прямо здесь, пульсирует в стенах, тихо гудит под паркетным полом. Истина о нем, заключенная в самом сердце дома.
В каждом предмете сокрыта история, правдивая или нет – другой вопрос. Медицинские триллеры в мягкой обложке – коллекция покойной жены, оставшаяся после череды отпусков, или предостережение о темной одержимости человеческим телом? Детские фотографии Сесилии – в бассейне отеля, с «выпускного» в третьем классе, в глубоко нахлобученной шляпе ведьмы на Хэллоуин – обычные символы семейной жизни или театральный реквизит, размещенный только для видимости?
Что в этом доме – его? Или это съемочная площадка, альтернативный мир, собранный по кусочкам, чтобы скрыть истинное «я»?
Ты видишь одни вещи и подмечаешь отсутствие других. Нет стационарного телефона. Нет компьютера. Возможно, где-то лежит ноутбук, запертый в ящике стола и защищенный паролем; его достают только для выполнения организационных задач и домашних заданий. Мобильники вечно в карманах. Сесилии даже не позволено оставлять свой: он у нее исключительно для школы и уроков рисования. Едва она приходит домой, отец протягивает ладонь, и дочь кладет на нее телефон. Ей тринадцать. В тех редких случаях, когда девочка выражает недовольство, он говорит, что не позволит ей тратить время на социальные сети – мол, потом она еще спасибо ему скажет. Сесилия вздыхает, но не перечит.
Твои глаза возвращаются к книгам в мягких обложках, к фотографиям, к аккуратным стопкам журналов о природе на столике. Ты ищешь ответы. Человека. Свидетельства жизни. Его историю.
Ночью ты видишь сны. Образы преследуют тебя со времен
