покрепче обхватила их израненными пальцами, уперлась ногами в стену… Прутья выскочили, и я ракетой полетела горизонтально. А потом по параболе.
В полете бросила решетку и повисла на перилах: успела схватиться за них, пролетая мимо, и в лестницу башкой не врезалась.
Слезла с перил и посидела на холодной лестнице, отдыхая и успокаиваясь. Сидела, пока не стало казаться, что из ступенек в меня вползает смертельный холод подземелья.
Пришлось в третий раз лезть на перила и прыгать с них в окно.
Есть! Я уцепилась за края наружной поверхности стены! То, что они тоже оказались склизкими, как стены склепа, им не помогло: руками я давила в разные стороны и так, в распор, держалась.
Дело другое, что долго так не провисишь.
Но мне вскоре удалось подтянуться и, задерживая дыхание от отвращения и для уменьшения толщины, проскользнуть в окошко. Влезла я в него, развернувшись плечами по диагонали квадрата, и все равно, несмотря на слизь, покрывающую подоконник и стенки, с большим трудом. Все потому, что у кого-то слишком тесные окна.
Проскочив в окно, я тут же полетела вниз головой. Но я была к этому готова, и, сделав в воздухе пол-оборота, приземлилась ногами на козырек подъезда.
Который тут же с готовностью рухнул.
Но я почему-то уже ожидала и этого. Оттолкнувшись от падающего массивного козырька – он был из железобетонной плиты – я приземлилась на асфальт, и, все больше ощущая себя персидским принцем, с удовольствием наблюдала, как рухнувший козырек вдребезги разносит крыльцо и разламывается сам, и как между обломками бетона с визгом распрямляются ржавые прутья освобожденной из бетонного плена напряженной арматуры.
Посидев некоторое время на асфальте, я со старушечьим кряхтением встала.
Во дворе никого не было. Только на стене рядом с дверью по-прежнему висели кровавые обгоревшие ошметки гаражных зомби. Двигаясь как испорченный робот, я зашагала по направлению к проспекту, которое разведала с этого дома с привидениями, катающимися в лифте.
Кстати, когда рухнул козырек, стальная дверь со скрипом отворилась.
Я повернулась и ушла…
–шла–шла–шла–шла–шла–шла–
…Иду до сих пор.
Иногда в арках попадается горелое железо. Тогда я злобно смеюсь, чтобы не зарыдать от горя при мысли о Якуро.
Гаражи я обхожу по дальнему от въезда в них тротуару, ступая тихо и прислушиваясь. Тишина, разве что откуда-то издалека шумит проспект.
Шестнадцатиэтажки – они попадаются во дворах реже, чем гаражи – тоже обхожу. У некоторых из них разрушено крыльцо. Не у всех. Однако у всех дверь подъезда открыта и внутри – слышно – гудит лифт. У некоторых стены заляпаны красным и черным.
Впрочем, может, это у меня в глазах все красное и черное.
Несколько раз мелькнула вдали, возле углового подъезда, фигура молодого человека на лавочке. Увидев его в первый раз, я чуть не побежала к нему. Но тут же остановилась и пошла прочь, в обход двора, огибая гаражи по другой его стороне. И с остальными так поступаю. Ну его. Кто его знает, кто это сидит там, на лавочке. Вдруг мертвый Якуро с торчащим из груди и спины окровавленным ломом? Или мертвый, но живой вампир с внешностью Якуро? А на самом деле – старухин крокодил Гена?
Потом я отключилась. Только что шла, механически переставляя ноги, и вдруг сижу на ступеньках какого-то подъезда. В глазах медленно рассеивается краснота и чернота. Вот уже и встать могу.
Встала.
Ха, у какого-то! Не у какого-то подъезда я села, а у старухиного! Это явный намек.
Черт с тобой, старая ведьма, подумала я и потащилась к ней – прощения просить.
Глава 10. Повинную голову меч не сечет
– Прощения просить не буду! – нагло заявила я, едва старуха открыла дверь. – Я, положим, виновата, в квартиру к тебе вперлась. И врала, что открыто было. Но и ты за это вдоволь моей крови попила, моего мяса поела и покаталась-повалялась на моих косточках. А главное – зачем постороннего-то человека извела? Якуро тут при чем, людоедка ты бессмысленная?! – закричала я и вдруг заплакала, неожиданно для себя самой.
Да жив он, жив, твой Якуро, успокойся, Ринка, – захихикала старуха.
Я чуть не окосела…
–села–села–села–
…села, не помню, как. На какую-то галошницу в прихожей. И на некоторое время онемела. В голову будто кто позвонил, как в колокол, и теперь тонко гудело в ушах. Но сумасшедшая надежда уже овладела мной. Я уже верила ей. Да и какой смысл врать там, где легко можно проверить?
– А ты молодец, Ринка, – старуха, оказывается, продолжала болтать, как будто не замечая, что со мной творится. И только теперь, когда она второй раз назвала меня по имени, я обратила на это внимание. – Я таких люблю. Смелая, ну прям как я в молодости. Прощения, говорит, просить не буду, а сама тут же и повинилась. И сразу – права качать. Восемь жизней из девяти потеряла, еле ноги таскаешь, а все как непобитая. Эх, когда оно было, то времечко, когда я такой была…
– Ну ладно, мне бы старой все болтать, – прервала она сама себя, а вам, молодым, время дорого. Любезный твой друг жив и здоров. Разве что кошмар ему приснился, но сейчас он об том не помнит. Ты мимо его уже сколько раз проходила. Только подойди к лавочке – и он твой. Но ты с ним поосторожнее. Он японский шапиён. Они, японцы, все хотят острова свои вернуть, и для того шапиёнов засылают. А вы и отдали бы, чужое-то оно впрок не идет. Ну, это дело не мое. А я еще другое скажу.
За храбрость твою я тебе твои восемь жизней исторгнутых верну, так уж и быть. И еще благодарность свою прибавлю. Шайку гаражных урок ты с японцем своим мне помогла вывести. Им всем теперь такой сон все время будет сниться, что долго они тут не задержаться.
Поэтому выбирай, чего тебе больше хочется. Перво-наперво, как ты мне понравилась, могу тебя своей преемницей сделать. В обучение, значит, возьму, и все секреты передам. И утварь со скарбом. Когда помру, сможешь колдовать не хуже меня. А второе – могу тебе обсказать хоть прямо сейчас, то, зачем тебя ко мне посылали. Только предупреждаю – пользы тебе самой от того никакой не будет, кроме вреда. Как говорится, любопытство сгубило кошку. Только думай скорее, время не терпит. Ну, чего выбираешь?
– То, зачем посылали, – твердо сказала я. Первое предложение ведьмы затронуло какие-то тайные струны моей души. Мне
