— Грег умер, — повторила я. — Погиб в аварии.
— Прошу прощения, — отозвалась Китти. — Ты не подождешь минутку?
Я подождала, и вскоре в трубке зазвучал другой голос — резкий и деловитый:
— Элли, это Пол. В чем дело?
Я повторила все те же слова, которые в процессе произнесения казались мне все менее и менее реальными.
Пол Маннинг коротко и нервно кашлянул:
— Говоришь, умер?
Откуда-то издалека донесся всхлип.
— Да.
— Но ему же всего тридцать восемь.
— Попал в аварию.
— На машине?
— Да.
— Где?
— Не знаю. Может, мне и сказали, но я не запомнила.
Он задал мне еще несколько вопросов, касающихся подробностей, но я не смогла ответить ни на один из них.
Потом я набрала номер своих родителей. Кажется, так положено поступать? Даже если отношения с родителями не назовешь близкими, порядок следует соблюдать: сначала — звонок его родным, потом — моим. Ближайшим родственникам покойного. К телефону никто не подошел, и я вспомнила, что по понедельникам в пабе вечер викторин. Я дала отбой и несколько секунд сидела, слушая непрерывный гудок в трубке. Часы на тумбочке Грега показывали тринадцать минут десятого. До утра еще далеко. Как же мне скоротать бесконечные часы? Внезапно меня осенило.
Ее домашний номер я нашла в телефонной книжке Грега. В трубке слышались гудки — четыре, пять, шесть. Происходящее напоминало жуткую игру. Подойдешь к телефону — значит, ты еще жив. Не подойдешь — значит, мертв. Или тебя просто нет дома.
— Алло!
— Мм… — У меня не сразу нашлись слова. — Это Таня? — спросила я, хотя узнала ее по голосу.
— Да. Кто говорит?
— Элли.
— А, Элли. Привет.
Глубоко вздохнув, я повторила все те же бессмысленные слова:
— Грег умер. Погиб в аварии. — И я прервала возгласы ужаса, которые донеслись ко мне по проводам: — Я позвонила вам, потому что думала, что вы были с ним. В машине.
— Я? Что вы имеете в виду?
— Мне сказали, что с ним была пассажирка. Женщина. Я предположила, что он подвозил кого-то из коллег, вот и решила…
— Погибли оба?
— Да.
— Господи, Элли, какой ужас! В голове не укладывается! Я…
— Таня, вы не знаете, кто бы это мог быть?
— Нет.
— Он ушел один? — расспрашивала я. — Может, с кем-то должен был встретиться?
— Нет. Он ушел в половине шестого. И насколько я помню, до этого говорил, что в кои-то веки сразу едет домой.
— Он так сказал? Что сразу едет домой?
— Если не ошибаюсь, да. Но… Элли, возможно, это совсем не то, о чем вы думаете.
— О чем я думаю?
— Не важно. Послушайте, если я чем-нибудь могу помочь…
— Спасибо, — ответила я и повесила трубку.
О чем я должна была думать? Что значит «это совсем не то»? С трудом переставляя ноги, я спустилась в гостиную и села на диван, натянув на колени джемпер. И замерла в ожидании утра.
Шорох газеты, шлепнувшейся на коврик у двери, стал напоминанием о том, что большой мир за стенами дома только и ждет, когда я впущу его. Вскоре на меня свалятся дела, заботы и обязанности. Но прежде я снова позвонила Тане.
— Извините за ранний звонок, — начала я, — мне хотелось застать вас до работы.
— Я всю ночь думала о нашем разговоре, — призналась она.
— Вы не могли бы выяснить, с кем вчера встречался Грег?
— Он весь день провел в офисе, потом уехал домой.
— Может, он по пути заезжал к кому-нибудь из клиентов, отвозил что-нибудь. Если бы вы заглянули в его ежедневник…
— Элли, я сделаю все, что понадобится, — заверила Таня. — Но что я должна искать?
— Или спросите у Джо, не говорил ли Грег вчера ему что-нибудь.
— Джо не было в офисе. Он уезжал по делам.
— С Грегом в машине была женщина.
— Уже поняла. Я постараюсь.
Я поблагодарила ее и повесила трубку.
Мне совсем не хотелось ни есть, ни пить, но я решила, что должна проглотить хоть что-нибудь. На кухне при виде кожаной куртки Грега на спинке стула, меня накрыло так, что стало трудно дышать. Раньше меня часто раздражала его привычка развешивать одежду по стульям: почему нельзя убрать ее на вешалку? В нашей жизни таких размолвок было множество. Пока я варила кофе, ко мне явились и другие воспоминания. Кофе был бразильский, того сорта, который всегда выбирал Грег.
Я вдруг осознала, что дом по-прежнему выглядит почти таким, каким Грег оставил его, но каждым своим действием, каждым движением и поступком я устраняю следы присутствия мужа, лишний раз подтверждаю, что его больше нет в живых. С другой стороны, какая разница? Он умер. Я сняла его куртку со спинки стула, унесла в коридор и повесила на вешалку.
На полке в коридоре лежал мой мобильник, я увидела, что мне пришла эсэмэска, а потом обнаружила, что она от Грега, и на миг почувствовала себя так, словно кто-то обеими руками схватил мое сердце и выжал его, точно тряпку. Негнущимися пальцами я принялась нажимать кнопки телефона. Эсэмэска пришла вчера, вскоре после того, как я отругала Грега за то, что он задержался в офисе, хотя и обещал приехать пораньше. Совсем короткое послание: «Прости прости прости. Я идиот». Я уставилась на эти несколько слов и вдруг прижала телефон к щеке, словно надеясь, что частица Грега, сохранившаяся в его сообщении, коснется меня.
Я налила себе кофе, взяла телефонные книжки — свою и Грега, блокнот и задумалась, с каких звонков начать. Вскоре стало ясно, что мой мозг отказывается работать как полагается: пришлось записывать буквально все, чтобы кого-нибудь не забыть или не позвонить кому-нибудь дважды. В первую очередь следовало известить близких друзей. Но сначала — моих родителей.
Отец взял трубку после первого же гудка и сразу позвал маму, поэтому я говорила с обоими сразу. Без предисловий я выпалила все, что знала. Последовал шквал вопросов. Держусь ли я? Не нужна ли мне помощь? Может быть, им все-таки приехать?
Мне требовалось поговорить с Джо, партнером и близким другом Грега. Но по его номеру включился автоответчик, а я не смогла себя заставить сообщить такую новость машине. Я представила себе, каким будет лицо Джо, когда он все узнает, как потемнеют его блестящие голубые глаза — он-то наверняка сумеет пролить слезы, которые я до сих пор держала в себе. Пусть вместо меня о смерти друга его известит Таня.
Я составила список из сорока трех имен и начала обзванивать их приблизительно в том же порядке, в каком выписывала номера из своей телефонной книжки, а потом — из книжки Грега. Первой в списке значилась Гвен Эббот, одна из моих самых давних подруг. Услышав ее потрясенный возглас, я словно пережила весь ужас заново. Закончив разговор, некоторое время я просто сидела неподвижно и еле дышала, будто воздух вокруг стал разреженным, как высоко в горах. Мне казалось, я этого не вынесу, просто не смогу раз за разом переживать все то же вместе с каждым новым собеседником.
Но вскоре мне стало легче. После нескольких звонков я научилась управлять разговором и довольно быстро сворачивать его. Особенно тягостным получился звонок ближайшему другу Грега, Фергюсу, который знал и любил моего мужа гораздо дольше, чем я. Фергюс был его компаньоном по пробежкам, доверенным лицом, почти братом и шафером. Фергюс выговорил: «Как же мы теперь без него, Элли?»
Когда я дошла примерно до середины списка, в дверь постучали, я открыла и увидела на пороге Джо. Он был в костюме, с тонким кейсом, которым Грег вечно поддразнивал его, уверяя, что это одна видимость и показуха, а внутри пусто. Джо выглядел так, словно попал в потасовку и еле выбрался из нее — шатающийся, бледный, с остекленевшим взглядом. Заговорить я не успела: он шагнул навстречу и заключил меня в объятия. А я думала лишь об одном — как он не похож на Грега, насколько выше ростом и шире в плечах, и пахнет от него совсем по-другому.
Мне так хотелось дать себе волю и расплакаться в его руках, но почему-то не получалось. Вместо меня разрыдался Джо, слезы заструились по искаженному мукой лицу, он твердил, каким замечательным был мой муж, как повезло ему познакомиться со мной. Джо говорил, что считает меня близкой родственницей и потому я могу на него положиться. Потом расцеловал меня в обе щеки, взял меня за обе руки и почти торжественно заявил, что мне вовсе незачем крепиться. Он отчистил кастрюлю от вчерашнего пригоревшего риса, протер кухонный стол, вынес мусор. Даже попытался было навести порядок, перекладывая кипы газет и почти суматошно, бестолково переставляя книги на полках, пока я не остановила его. После этого Джо ушел, а я вернулась к телефону.
Когда я дошла до второй части списка, до родных и друзей Грега, многих уже не было дома — люди ехали на работу.
К тому времени начали звонить и мне. Те, с кем я успела поговорить, осознали, что произошло, сообразили, что следовало сказать и о чем спросить. Одни знакомые созвонились с другими, те сразу кинулись перезванивать мне, проявления горя следовали одно за другим, сливаясь в непрерывный скорбный вопль.
