– Мы переговорили со всеми, кроме одного, из двадцати семи сотрудников, имеющих доступ в ЛБЗ-четыре, – произнес он, подчеркивая слова, словно учитель, уставший что-то объяснять самому тупому в классе ученику. – Все сказали правду, когда в последний раз заходили в лабораторию и открывали хранилище. Ни один не заметил, чтобы кто-то из коллег вел себя странно. И никого не лихорадит.
– А кто у нас остался неохваченным?
– Майкл Росс, лаборант.
– Я знаю Майкла, – сказала Тони. Это был застенчивый неглупый человек лет на десять младше ее. – Я даже была у него дома. Он живет в коттедже милях в пятнадцати отсюда.
– Он работает в нашей компании восемь лет без единого замечания. – Макэлпайн провел пальцем по списку и сказал: – В последний раз он заходил в лабораторию две недели назад – проверял животных.
– А потом что делал?
– Был в отпуске.
– Он должен был сегодня выйти на работу, – вставил Эллиот. И посмотрел на свои часы. – То есть вчера. В понедельник утром. Но не явился.
– Сказался больным?
– Нет.
Тони в удивлении подняла брови.
– И мы не можем с ним связаться?
– Ни его домашний телефон, ни мобильный не отвечают.
– Вам это не кажется странным?
– То, что одинокий молодой мужчина решил продлить отпуск, не предупредив своего нанимателя? Так же странно, как то, что в Гленко идет дождь.
Тони снова повернулась к Макэлпайну:
– Но вы же говорите, что Майкл на хорошем счету.
Вид у директора лаборатории был встревоженный.
– Он человек очень добросовестный. Удивительно, что он решил устроить себе отпуск без разрешения.
– Кто был с Майклом, когда он в последний раз заходил в лабораторию? – спросила Тони. Она знала, что кто-то должен был с ним быть, так как по правилам в ЛБЗ-четыре из-за опасности никто не мог работать в одиночестве.
Макэлпайн взглянул на свой список.
– Биохимик доктор Ансари.
– По-моему, я его не знаю.
– Ее. Это женщина. Моника.
Тони взяла трубку телефона.
– Какой у нее номер?
Моника Ансари говорила с эдинбургским акцентом и, похоже, была разбужена от крепкого сна:
– Ховард Макэлпайн мне уже звонил.
– Извините, что беспокою вас снова.
– Что-то случилось?
– Это по поводу Майкла Росса. Мы не можем его найти. Вы, кажется, были с ним в воскресенье, две недели назад в ЛБЗ-четыре.
– Да. Одну минуту. Я включу свет. – Пауза. – Господи, неужели так поздно?
– Майкл на другой день ушел в отпуск, – не отставала Тони.
– Он сказал мне, что собирается съездить к матери в Девон.
Тони тут же вспомнила, почему она была у Майкла дома. Около полугода назад она упомянула в разговоре в столовой, как ей нравятся портреты пожилых женщин Рембрандта – с какой любовью выписаны каждая складочка, каждая морщинка. Сразу видно, сказала она, как, должно быть, Рембрандт любил свою мать. Майкл так и расцвел и сказал, что у него есть копии нескольких рисунков Рембрандта, которые он вырезал из журналов и каталогов аукционов. После работы она поехала с Майклом к нему посмотреть портреты – изображения пожилых женщин в изящных рамках занимали всю стену его маленькой гостиной. Тони волновалась, опасаясь, что он предложит ей остаться – он ей нравился, но не в таком плане, – однако, к ее облегчению, выяснилось, что он хотел лишь показать ей свою коллекцию. Словом, она решила, Майкл – маменькин сынок.
– Это нам поможет, – сказала Тони Монике. – Подождите немного. – Она повернулась к Джеймсу Эллиоту: – Есть у нас данные его матери для контакта?
Эллиот повел мышкой и щелкнул.
– Она числится как его ближайший родственник. – И взял телефонную трубку.
А Тони снова заговорила с Моникой:
– В тот день Майкл выглядел как всегда?
– Абсолютно.
– Вы вместе вошли в лабораторию?
– Да. Потом, конечно, каждый пошел в свою раздевалку.
– А когда вы вошли в саму лабораторию, он был уже там?
– Да, он быстрее переоделся.
– Вы работали рядом с ним?
– Нет. Я была в боковом отсеке – занималась выращиванием живой ткани. А он проверял животных.
– Вы ушли из лаборатории вместе?
– Он ушел на несколько минут раньше.
– У меня такое впечатление, что он мог заглянуть в хранилище без вашего ведома.
– Вполне мог.
– А какого вы мнения о Майкле?
– Нормальный малый… по-моему, безобидный.
– Угу, это доброе слово о нем. А вы не знаете, есть у него девушка?
– По-моему, нет.
– Вы считаете его привлекательным?
– Приятный, но не сексуальный.
Тони улыбнулась.
– Точно. Ничего странного за ним не замечали?
– Нет.
Почувствовав, что женщина ответила нерешительно, Тони помолчала, давая ей подумать. Рядом с ней Эллиот говорил с кем-то – просил позвать к телефону Майкла Росса или его мать.
Через минуту Моника сказала:
– То, что человек живет один, еще не значит, что он чокнутый, верно?
Тем временем Эллиот произнес в трубку:
– Как странно. Извините, что потревожил вас так поздно.
Услышав это, Тони захотелось узнать, в чем дело. И она поспешила закончить свой разговор:
– Еще раз спасибо, Моника. Надеюсь, вы сумеете снова заснуть.
– Мой муж – семейный врач, – сказала Моника. – Мы привыкли, что нам звонят среди ночи.
Тони повесила трубку.
– У Майкла Росса было полно времени открыть хранилище, – сказала она. – И он живет один. – Она посмотрела на Эллиота: – Вы дозвонились до его матери?
– Это телефон дома для престарелых, – сказал Эллиот. Вид у него был встревоженный. – И миссис Росс умерла прошлой зимой.
– А, черт, – вырвалось у Тони.
3.00
Сильные прожекторы освещали башенки и остроконечные крыши «Кремля». Градусник показывал минус пять, но на небе не было ни облачка, и снег не шел. Здание выходило в викторианский сад со старыми деревьями и кустами. В сером свете на три четверти полной луны обнаженные нимфы играли в сухих фонтанах под охраной каменных драконов.
Тишину разорвал рев моторов двух фургонов, выехавших из гаража. На обоих были международные знаки биоопасности – четыре разорванных черных круга на ярко-желтом фоне. Часовой у сторожки уже поднял шлагбаум. Фургоны выехали и на опасной скорости свернули на юг.
Тони Галло была за рулем передней машины – она ехала, как на своем «порше», посреди дороги, разгоняя мотор, лихо беря повороты. Она боялась опоздать. В фургоне вместе с Тони были трое мужчин, обученных обеззараживанию. Вторая машина была изолятором на колесах с медбратом за рулем и с доктором Руфью Соломонс рядом.
Тони боялась ошибиться, но была в ужасе от того, что могла быть права.
Она действовала по красному сигналу опасности на основании всего лишь подозрения. Медикамент мог быть вполне законно использован кем-то из ученых, забывшим сделать соответствующую запись в журнале, как считал Ховард Макэлпайн. А Майкл Росс мог просто продлить отпуск без разрешения, и сообщение о смерти его матери могло быть всего лишь какой-то путаницей. Если все это так, кто-то наверняка скажет, что Тони пережала… как типичная истеричка, добавит Джеймс Эллиот. Она ведь может обнаружить Майкла Росса спокойно спящим с выключенным телефоном, и Тони вся сжалась при мысли, что она станет утром говорить Стэнли Оксенфорду.
Но будет куда хуже, если она окажется права.
Сотрудник отсутствует без разрешения; он солгал насчет того, куда собирался ехать, и в хранилище не хватает нового медикамента. Неужели Майкл Росс совершил что-то, подвергшее его смертельной заразе? Медикамент все еще находился на экспериментальной стадии и не действовал против всех вирусов, но Росс мог решить, что это лучше, чем ничего. Какое бы дело Росс ни затеял, он не хотел, чтобы кто-то в течение двух недель звонил ему домой, и потому сделал вид, что уезжает в Девон к матери, которой уже не было в живых.
Моника Ансари сказала: «То, что человек живет один, еще не значит, что он чокнутый, верно?» Подобная фраза может означать как раз противоположное. Биохимик почувствовала в Майкле что-то странное, хотя, будучи рационально мыслящим ученым, не решалась положиться на интуицию.
А Тони считала, что интуицией никогда не надо пренебрегать.
Ей была невыносима мысль о последствиях, если вирус Мадоба-2 каким-то образом вырвется из пробирки. Он крайне заразен и распространяется через кашель и чиханье. И смертелен. От ужаса ее пробирала дрожь, и она нажала на акселератор, ускоряя движение.
На дороге никого не было, и они за двадцать минут доехали до уединенного дома Росса. Подъезд к нему не был ясно обозначен, но Тони помнила, как ехать. Она свернула на короткую подъездную дорогу, что вела к низкому каменному коттеджу, стоявшему за садовой оградой. Дом был темен. Тони остановила фургон рядом с «фольксвагеном-гольф», по всей вероятности, машиной Майкла. И погудела – долго и громко.
