Вновь оказавшись на паркетном полу, Штайнберг вернулся к столу, где были развернуты пергаменты, надел хирургические перчатки, которые защищали документы от любой кислоты, которая могла содержаться во влажных выделениях кожи, и подсел к ноутбуку, хранившему в себе черновик перевода. Он отлично понимал иронию анахронизма, выражавшегося в том, что документ был скопирован при помощи новейшей электронной техники в том же самом месте, где на протяжении многих веков древние тексты переписывались от руки.
Но, прежде всего нужно было понять, каким образом эти документы могли попасть сюда, в Австрию.
Если бы Штайнберга попросили высказать предположение, чего он терпеть не мог как ученый, но вынужден был постоянно делать как археолог, то он сказал бы, что древний пергамент попал в Европу среди других трофеев крестовых походов — а именно, по всей вероятности, третьего, после окончания которого герцог Леопольд V взял в плен ради выкупа английского короля Ричарда Львиное Сердце и держал пленника в замке Кюнрингербург — его руины до сих пор высятся на горе близ Дюрнштайна всего в нескольких километрах вниз по течению Дуная. Вполне возможно, что листы пергамента доставил в Мельк из старинного замка кто-то из потомков крестоносцев, желавший спасти реликвию, прежде чем турецкие войска сокрушат стены крепости. В этих местах хватало семейств, чья родословная восходила к эпохе крестовых походов и даже более ранним временам.
Штайнберг вздохнул, не скрывая облегчения — тайну происхождения документов удалось разрешить в первом приближении, по крайней мере, теоретически. А уж каким образом церковь — а по большому счету, весь мир — будет разбираться с последствиями его открытия — это уже совсем иная проблема.
Через два часа он поднялся и обвел помещение взглядом. Какими бы древними ни были эти документы, но факты, изложенные в них, вполне могли иметь отношение к современности. Серьезное отношение. Далеко выходящее за стены научных собраний с их академическими дискуссиями и страниц пыльных исторических журналов.
Штайнберг мог просто вернуть документы на прежнее место на верхней полке библиотеки и покинуть Мельк, положившись на то, что и сделанные им переводы с древнееврейского и старонемецкого языков точно так же канут в забвение. Вот только такое решение его не удовлетворяло. Одним из условий, которые он поставил, согласившись взяться за эту работу, было право опубликовать полученные им результаты в научных журналах по его собственному выбору. Для многих обнародование этой информации было бы куда ценнее, нежели ее сокрытие.
Так или иначе, но Штайнберг совершенно не желал уклоняться от шумихи, которую должна была бы вызвать его работа. Цель научной работы состояла в том, чтобы распространять знание, наподобие того, как ветер разносит по всему миру парашютики семян одуванчиков. А уж как это знание будет использоваться — не его дело.
Он не сразу заметил, что вместо давно зашедшего солнца громадный, похожий на пещеру зал освещали только слабенькие электрические лампочки, вкрученные в старинные канделябры, и задумался на мгновение — не для того ли в аббатстве используют только слабые лампы, чтобы обстановка больше походила на ту, какой она была во времена, когда единственным осветительным прибором была свечка?
Некоторое время Штайнберг стоял, чуть заметно кивая, как будто вел диалог с самим собой. Потом извлек из сумки для ноутбука чистый диск и переписал на него те заметки, которые сделал за два минувших дня. Затем он переслал черновик перевода по электронной почте на свой домашний компьютер. Это будет еще более надежной страховкой, чем диск. А завтра он распечатает оба перевода и отправит, вместе со своими заметками, в аббатство.
Но пока…
Что ж, он вполне мог немного повременить в предвкушении ожидавшего его в недалеком будущем научного признания; возможно, оно окажется даже больше того, которым пользуется его кузен, специализирующийся в естественных науках.
И тут его осенило.
Держа драгоценные документы в руке, он вышел из библиотеки, миновал несколько залов, пересек внутренний дворик и оказался возле магазина, где днем туристы покупали сувениры, книги и памятные медали с изображениями на религиозные сюжеты. Позади магазина находился небольшой кабинет; вчера Штайнбергу нужно было отправить факс, и ему дали ключ от этого помещения. Дверь была заперта, но профессор без труда открыл ее своим ключом. Если он не ошибся…
Да, действительно, факс отправлялся при помощи многофункционального копира. Выкинув из головы предательскую мысль о том вреде, который он мог причинить древним документам, Штайнберг принялся один за другим аккуратно укладывать листки пергамента на стекло аппарата.
Его двоюродный брат, живший в Амстердаме, как-то упомянул о проекте, для которого эти старинные записи могли бы оказаться полезными. Если послать документы сейчас, Беньямин сможет сразу воспользоваться ими, ведь публикации придется ждать несколько месяцев, если не целый год. Так что все просто. Его кузен Беньямин также был профессором — правда, какой-то экзотической науки. Не то аналитическая химия, не то теоретическая физика — Штайнберг и сам точно не знал.
Он открыл стол и вынул оттуда большой конверт и блок почтовых марок. Быстро написал короткое письмо, где просил кузена уничтожить копии или хотя бы никому не показывать их до тех пор, пока не выйдет в свет его публикация. Потом наклеил на конверт нужное количество марок и положил его в коробку для почты, которую будут отправлять завтра.
Штайнберг улыбнулся. Так он наверняка отыграется за ту невнятную формулу, которую его кузен опубликовал в прошлом году — какое-то теоретическое уравнение, вызвавшее умеренный ажиотаж в научных журналах. Эти древнееврейские свитки, несомненно, окажутся гораздо более значимыми, чем теоретические изыскания Беньямина.
Соперничество между двумя родственниками и друзьями началось еще в их раннем детстве, и теперь Штайнберг, безусловно, вырвется далеко вперед.
Тут он догадался взглянуть на часы и сообразил, что ему давно уже пора бы вернуться домой, в Вену. Штайнберг запер кабинет, вернулся в библиотеку, оттуда проследовал через другую дверь, выходившую не к реке, а в просторный двор, и обнаружил, что на усыпанной гравием площадке для стоянки автомобилей, где еще недавно стояли несколько автобусов с туристами, не осталось ни одной машины, кроме его старенького, но вполне надежного «Фольксвагена Жук». Миновав ворота, он покинул ухоженную территорию аббатства и выехал на дорогу, ведущую к мосту. В зеркале заднего обзора таяли в сгущавшихся сумерках две одинаковые башни и купол собора Мелька.
За то время, которое потребовалось, чтобы добраться до узкого моста, высоко перекинувшегося через Дунай, у Штайнберга сформировалось четкое представление о том, что будет содержаться в тех публикациях, которые он выпустит по результатам своей нынешней работы.
Его размышления прервал вспыхнувший в зеркальце яркий свет фар. Судя по высоте над дорогой, за ним ехал грузовик.
Странно. Грузовикам ездить по этому мосту строго-настрого запрещалось.
К тому же проклятая громадина стремительно набирала скорость.
Штайнберг понял, что сейчас произойдет, лишь за мгновение до того, как грузовик с громким металлическим хрустом наподдал сзади его «Фольксваген», швырнув маленькую машинку на перила моста.
В нем успел всплеснуться страх. Железное ограждение никоим образом не могло помешать его автомобилю сорваться в лежавшую внизу пропасть.
Он оказался совершенно прав.
Белый дом
Вашингтон, округ Колумбия
04:23 по стандартному восточному времени
Состояние, которое испытал Филипп Ханслер, президент Соединенных Штатов, когда его разбудил звонок стоявшего рядом с кроватью телефона, больше всего походило на похмелье. Взглянув на светившееся рядом с телефоном табло цифровых часов, он чуть слышно застонал. А пока снимал трубку и подносил ее к уху, в голову ему пришла совершенно очевидная мысль: этой ночью выспаться не удастся. Пользоваться этой линией мог только руководитель его администрации, и если он звонил в это время, значит, новости у него плохие.
Не включая свет, чтобы не разбудить жену, Филипп сел на кровати.
— Да.
— Доброе утро, мистер президент. Иранская ситуация вышла из-под контроля. Начальники штабов уже оповещены, Комитет соберется у вас в оперативном центре минут через десять.
Президент молча повесил трубку, высвободил ноги из-под одеяла и нащупал шлепанцы, оставленные возле кровати.
— Заказать тебе кофе? — спросила жена.
Как-никак, в кухне Белого дома круглосуточно дежурили несколько человек.
Президент зашлепал ногами в ванную.
