- Не тормози, детка, у нас всего час. Раздевайся! – требует он.
Выдавив из себя улыбку, предлагаю кабану сначала освежиться. Толстяк воспринимает моё предложение без особого энтузиазма, но начинает похабно лыбиться, когда я обещаю присоединиться к нему через пару минут. Скинув ботинки, боров уходит в душ, оставляя меня одну. Встав с кровати, подхожу к выключателю, и вырубаю свет. Темнота даёт ложное ощущение безопасности. Кажется, что в ней можно полностью раствориться, спрятаться от посторонних глаз. Остаться совсем одной. Никого не видеть, никого не слышать, ничего не чувствовать. Для кого-то это стало бы суровым наказанием. Я же о подобном подарке могу только мечтать. Выход из ситуации банален и прост, но я не могу на него решиться, предпочитая продлевать агонию.
Подхожу к окну, и пошире его раскрываю, что потом не тратить на это время. Полной грудью вдыхая прохладный вечерний воздух, слышу, что боров включил воду. Убрав руку в карман, достаю нож, давлю большим пальцем на кнопку, извлекая лезвие. Услышав характерный щелчок, чувствую, как учащается сердцебиение. Нож в руке придаёт мне уверенности. Пропадает необходимость притворяться продажной девкой, готовой от скуки запрыгнуть на первый попавшийся член. Чужая боль похожа на наркотик. Она не вернет то, что у меня отняли, но поможет ненадолго забыться. Я ничего не знаю о борове в душе, даже его имени. Вполне допускаю, что он не такой уж плохой. Наверняка в том кабаке был кто-то похуже. Толстяку просто не повезло. Прямо как когда-то не повезло мне.
Медленно подойдя к двери, тянусь к ручке, как вдруг чья-то сильная рука зажимает мне рот. Охваченная паникой, впадаю в ступор, позволяя себя разоружить. Лишь когда неизвестный оттаскивает меня от двери, кое-как беру себя в руки, и начинаю брыкаться. В надежде привлечь внимание борова, пробую ногой скинуть лампу с тумбочки, но промахиваюсь. Пытаюсь впиться зубами в ладонь, но не успеваю. Задействовав вторую руку, нападавший сильно давит на сонную артерию, и я проваливаюсь во тьму.
2
БЕН
Спасение толстяка в мои планы не входило. Я собирался дождаться, пока “фурия” закончит с ним, и вылезет на улицу. Но девчонка сама облегчила мне задачу, вырубив свет в номере, и пошире открыв окно. Такой возможностью грех было не воспользоваться. Закинув обмякшее тело на плечи, покидаю номер прежде, чем толстяк успевает понять, что что-то не так. Переулками добираюсь до места, где оставил свою машину, и укладываю “фурию” в багажник. Отъехав на полкилометра, вытаскиваю сим-карту из телефона куколки, а сам аппарат на ходу выкидываю. Через мобильник можно отследить геолокацию, а я не хочу привести возможных сообщников “фурии” к ферме.
Заметив впереди патрульную машину, своевременно снижаю скорость до приемлемой, чтобы не привлекать ненужное внимание. Лишь когда добираюсь до просёлочной дороги, зажимаю педаль газа, пока не подъезжаю к дому. Как только вытаскиваю девчонку из багажника, с её головы слетает парик. Волосы у неё всё такие же светлые, пусть и очень короткие. Под одеждой ожидаемо нахожу накладки, увеличивающие грудь. Закинув тело на плечо, быстрым шагом следую к дому. Не включая свет, спускаюсь в подвал. Открыв кодовую дверь, миную длинный коридор.
Ферма раньше принадлежала моему отцу. Обустроил подвал под свои тайные нужды тоже он. О том, что Джеймс Элмерс любил отвозить людей за город, и долго пытать, прежде чем отправить на тот свет, знал только я. Для всех остальных, в том числе и для Джона, он был хорошим полицейским и образцом для подражания. Кто знает, скольких ещё людей он бы успел прикончить, если бы не нарвался на дерзкого юнца, решившего обчистить кассу в небольшом кафе. В завязавшейся перестрелке отец прикончил грабителя, но и сам поймал пару пуль, и истёк кровью до того, как приехали медики. Похоронили его как героя, со всеми причитающимися почестями. Джеймс Элмерс получил почёт и славу, а я – ключ от шкафа со скелетами. Достойное наследство. Полезное.
Добравшись до разделочной комнаты, укладываю девчонку на стол, и начинаю раздевать. Сняв с неё всю одежду, а заодно и нижнее белье, аккуратно складываю вещи в деревянный ящик в углу, чтобы потом сжечь. Использовав крепкие кожаные ремни, привязываю голую девчонку к столу. Прогулявшись до умывальника в углу, мою руки, надеваю полиэтиленовый передник, затем подкатываю к столу, на котором лежит голая девчонка, каталку с инструментами. Плоскогубцы, дефибриллятор, электродрель, шлифовальная машинка, пара скальпелей, баночка с едкой щёлочью, жгуты, хирургическая пила и многое другое. Решив начать с чего-нибудь попроще, беру скальпель, и откатываю каталку в сторону. Если даже Рамон при виде всего этого арсенала обмочился, то хрупкую девчонку и вовсе хватит удар раньше, чем я успею сделать первый надрез.
Врубив лампу над столом, хочу было привести девчонку в чувство, но замираю. Левое запястье и оба плеча “фурии” украшают глубокие шрамы. Присмотревшись повнимательнее, замечаю и другие отметины. На животе чуть выше пупка - ожог размером с яблоко, а на груди - пара уродливых рубцов. На ум первым делом приходят металлические крюки для подвешивания туш на скотобойне. Висеть на подобных штуках мне не приходилось, но представляю, насколько это может быть больно. Даже удивительно, что обошлось без серьёзных травм. Похоже, тот, кто над ней издевался, всё рассчитал. Либо девчонке просто повезло. Подозреваю, что со спиной у пленницы тоже не всё в порядке, но чтобы проверить это, придётся расстегнуть ремни. По-другому её на живот не перевернуть. Пока размышляю, стоит ли внимательнее осмотреть девчонку, “фурия” приходит в себя.
АНДЖЕЛА
Открыв глаза, вижу лампу на потолке. Расположена она на уровне живота, а потому её свет не ослепляет. Руки, ноги, грудь и лоб стягивают кожаные ремни. Пытаюсь покрутить головой, но быстро понимаю, что даже на это не способна. Могу лишь смотреть строго вперёд.
Ну вот и всё, круг замкнулся. Чудесное спасение оказалось всего лишь передышкой. От осознания этого хочется смеяться и рыдать одновременно. В последний раз я плакала, когда сумела дозвониться до матери. А смеяться я попросту разучилась. После всего, что случилось, где-то в глубине души я понимала, что у моей истории не может быть счастливого финала. Психушка, тюрьма или очередной больной ублюдок. Закончиться всё это по-другому попросту не могло. Чудеса случаются только в сказках и фильмах. Реальность жестока и беспощадна.
Закончив рефлексировать, фокусирую взгляд на том, кто поставит жирную точку в моей истории. Крепкий, но не перекаченный. Рост примерно метр восемьдесят. Глаза карие, нос прямой. На вид около пятидесяти. Густая борода и длинная чёрная грива на голове. В руке – скальпель, во взгляде – ноль эмоций.
- Ничего не хочешь мне сказать? – интересуется незнакомец, прервав затянувшуюся паузу.
Не хочу. Да и о чём с тобой разговаривать? Где я? Бессмысленно. Всё равно не скажешь. Что ты собираешься со мной делать? Скоро и так узнаю. Хочешь услышать слёзные мольбы? Не услышишь. Я уже просила не делать мне больно, и не раз. Не помогло. Так что нет у нас общих тем для разговора.
Не получив ответа, незнакомец касается моей груди. Щипать или мять её он даже не пытается. Лишь проводит указательным пальцем сверху вниз, остановившись в том месте, где остался рубец от крюка.
- Кто сделал это с тобой? – следует новый вопрос.
Начинаю злиться, но стараюсь этого не показывать. В чём дело, больной урод? Хотел отведать свежатинки, а приходится довольствоваться объедками с чужого стола? Ну извини, что разочаровала! Жизнь полна сюрпризов, и далеко не всегда они приятные.
- Заканчивай побыстрее, - говорю я, стараясь, чтобы голос звучал максимально равнодушно.
Незнакомец хмурится, касается скальпелем моей щеки, но пускать кровь не торопится.
- Как тебя зовут? – интересуется мой палач.
- Лиза, - вру, не моргнув глазом.
- А фамилия?
- Симпсон.
Бородач не меняется в лице, но я отчётливо вижу, что он мне не верит. Убрав скальпель, палач достаёт телефон, и отстёгивает верхний ремень.
