Четыре добермана на цепи метались между высокой стеной и железной решеткой забора. Стена наверху была усыпана кусочками стекла, и никто не мог перелезть с нее на забор. Собачья площадка имела двадцать четыре фута ширины. Все, что туда попадало, мгновенно исчезало в пасти собак. Том закрыл на засов ворота и пошел к дому. В дверях стояла Рейчел.
– Они могут убить? – спросила она.
Том ухмыльнулся:
– Сожрут заживо, кто бы им ни попался.
Рейчел посмотрела на собак, похожих на акул и напряженных от нерастраченной энергии, и повернулась, чтобы войти в дом. Том засмеялся и похлопал ее по заду.
– Будь я доберманом, сразу сожрал бы тебя.
Рейчел ускорила шаг и вошла внутрь.
Дик говорил по телефону, то и дело повторяя: «да», «о'кей», «конечно». Гарри на кухне готовил кофе. Когда Дик закончил разговор, Рейчел спросила у него о Дэвиде.
– Думаю, он сейчас приходит в себя после наркотика. – Дик потер глаза и зевнул. – Будет спать до утра.
– Наркотики ему вредны?
Дик с удивлением посмотрел на нее:
– Они его успокаивают.
На этом разговор о Дэвиде был закончен, и Рейчел, кивнув на телефон, спросила:
– Что они сказали?
– Просто я кое-что хотел уточнить.
– Что именно?
Дик пожал плечами.
– Не хочешь – не говори.
Рейчел отправилась на кухню и налила себе стакан виски. Когда она вернулась. Дик снова пожал плечами и сказал:
– Мы должны здесь немного покантоваться.
– Конечно, – ответила Рейчел, – о'кей.
Она взяла стакан виски и пошла наверх, в комнату Дэвида. Окном в ней служил застекленный люк с решеткой на потолке. Его забыли закрыть, и мальчик замерз. Дышал он почти неслышно. Лицо было спокойно, но в полумраке казалось очень бледным. Потягивая виски, она смотрела на Дэвида, пока черты его не растворились в темноте, и пыталась проанализировать свои чувства, среди которых главным сейчас была усталость. Рейчел вдруг поняла, что явилось причиной их переезда. Это неудавшаяся попытка убить Герни. Они упустили момент – и это хорошо.
Она вдруг представила себе, как Герни, словно лиса, пробирается сквозь высокую траву, а за ним громко топают чьи-то неуклюжие ноги. Ей понравилась эта картина, и она дополнила ее луной и попутным ветром, а Герни наделила острым обонянием и знанием местности. Преследователи долго продирались сквозь заросли, но Герни, низко пригнувшись к земле, уходил от них.
Какое-то время эта картина стояла у нее перед глазами – серебряный от лунного света папоротник, неуклюжие преследователи, проклинавшие все на свете и тщетно пытавшиеся напасть на след своей жертвы. Легкий ветерок доносил их запахи до хитрого зверя. Он спустился с холма, перешел речушку в долине и исчез в чаще леса. Это был Герни-лис.
Тут она вспомнила, зачем Эд Джеффриз приказал ей ехать в Лондон.
* * *
Герни проснулся, но еще добрых полчаса боролся с ночными кошмарами. Их тени притаились в углах и разбежались по полу, спрятавшись в темных щелях; призраки крика поднимались, словно зловоние, ударяясь о потолок и обрушиваясь на Герни. Все еще находясь во власти кошмаров, он не был уверен в том, что проснулся. Он стал ходить по комнате, трогал предметы, смотрел из окна на ласковую природу Бакингемшира, шепотом убеждая себя:
– Вот окно, деревья, дорога, стол, кровать, гостиница «Блэк Хос», мои ноги на полу, руки на стене, больше ничего...
Наконец кошмары стали отступать, и это было ужасно. Когда сознание начало очищаться от мрака, Герни понял, что с ним случилось, я был потрясен. Безумие коснулось его своим темным крылом. Особенно страшным казалось то, что все пережитое было навязано ему извне и вторглось в его психику. Он стал жертвой каких-то подлецов.
Герни растянулся на кровати и занялся аутотренингом; напрягал и расслаблял каждый мускул и думал о приятном: деревья у «Друидс-Кум», птицы в небе, собака, несущаяся по лугам. Минут через десять он сел на постели и проверил пульс. Пульс был относительно нормальным. Сидя так, он еще минут пять размышлял над тем, как избавиться от кошмаров. Он ни за что не вернется в места, где побывал. Там его ждут ловушки, из которых не выбраться.
При этой мысли он содрогнулся, еще несколько секунд посидел неподвижно, затем достал из саквояжа и надел темный свитер. Он вытащил также нож и привязал к своему ремню. Спал Герни одетым, и от его одежды исходил кислый запах пота, перемешанного со страхом. Этот запах вернул его в царство мрака. И он стал с силой трясти головой, словно только что вынырнул из глубокой реки.
Он завел будильник на три часа ночи, а сейчас не было и полуночи. Однако ждать он больше не мог. Забросив длинный ремень саквояжа на плечо, он открыл окно, вскочил на подоконник и вылез на козырек. Где-то около бара горел свет, однако поблизости никого не было, и Герни прыгнул вниз. Он нарочно поставил свою машину возле дороги. Не включая фар, отъехал от гостиницы ярдов шестьдесят и повернул на проселочную дорогу, которая вела к дому с белыми ставнями.
* * *
Дик опять вел разговор по телефону, на этот раз позвонили ему. Сам он почти все время молчал, только слушал, изредка произнося «ага» или «да». Видимо, ему давали указания, как проехать из одного места в другое. Гарри дремал в кресле. Том, поддерживая разговор с Рейчел, мешал ему, и Гарри жестом велел ему замолчать.
Поговорив минут пять, Дик повесил трубку и посмотрел на Рейчел.
– Нашли время давать указания, – сказал он. – Похоже, теперь твоя очередь. – Он встал, потер лицо руками, направился к двери. – Утром поговорим, я устал.
Том проводил Дика взглядом и, подождав секунд десять, подлил Рейчел виски, подсаживаясь к ней поближе. Затем похлопал ее по плечу и не снял руку.
– Просто решил проверить, все ли на месте, – сказал он. – Как ты на это смотришь?
Рейчел очень хотелось его оттолкнуть, но вместо этого она улыбнулась, когда он пододвинул ей стакан с виски.
– Мне нужно все хорошенько осмотреть, ведь это новая территория. – Том пересел на прежнее место. – Попробуем, а? Вдруг тебе понравится? – Он похотливо ухмыльнулся.
Рейчел подняла стакан.
– Конечно, – сказала она. – Только в другой раз. Может, завтра.
– Нет проблем, – сказал Том, залпом осушив стакан, – нет проблем. – Он посмотрел на спящего Гарри. – Я позабочусь, чтобы ты не влипла.
* * *
Герни догадался, что дом покинули задолго до его появления здесь. Но он все-таки подошел к входной двери, которую даже не позаботились как следует закрыть. Войдя внутрь, Герни понял, что они уехали часа два назад. Он упустил мальчика. В комнате Дэвида он обнаружил следы своего собственного кошмара, те же зловещие тени, тот же запах серы. В воздухе висела какая-то тяжесть, словно перед бурей, и он выскочил из комнаты с быстротой животного, бегущего от огня.
Герни терзался в догадках. Ничто в доме не указывало на то, куда они уехали. В кухне на полу стояла пустая бутылка из-под дешевого виски; в раковине лежал окурок. В одной из комнат он нашел испачканную губной помадой салфетку и понюхал ее, будто цветок.
Та же обитая ситцем мебель, тот же вид на парк. Те же комнаты и вещи. Бутылка скотча на низеньком столике, ведерко для льда, кусок шубы, торчащий из дверцы шкафа. Телефоны, расставленные по всем комнатам. Ей казалось, что в этом номере будет легче переносить страдания. В нем она тосковала, в нем надеялась.
Многие останавливались здесь после Рождества. Номер не раз убирали и чистили, меняли постельное белье, расставляли стулья, задергивали шторы. Жившие здесь входили и выходили из душа, пользовались теми же ключами, переключали программы телевизора, сидели в креслах. Но у Кэролайн было ощущение, что она отсюда не уезжала.
Она пустила горячую воду в ванной и забыла об этом. Когда ей принесли обед (баранину по-французски с ореховым соусом и салат), клубы пара уже окутали спальню. Официант, то и дело бросая взгляды в ванную, устанавливал и сервировал, портативный столик.
– Душ, мадам? – сказал он, получив на чай.
Он произнес это с таким сильным акцентом, что она не поняла и улыбнулась, решив, что он ее благодарит. Официант пожал плечами и положил пятидолларовую бумажку в верхний карман своего белого накрахмаленного пиджака. Что ему, в конце концов, за дело?
Кэролайн принялась есть. Она отрезала кусочек баранины, потом второй, третий и продолжала резать, пока не образовалось какое-то месиво. Выпив пару бокалов вина, Кэролайн поковыряла салат и бросила вилку на тарелку.
Пар медленно проникал из спальни в комнату, где сидела Кэролайн, и поднимался к потолку, образовав облако вокруг лампы. Он заполнил все вокруг, словно утренний туман над полями в предрассветный час. Окно запотело. Она вытерла его ладонью и посмотрела на улицу. Люди, машины, огни, приглушенный шум – это все, что она могла увидеть и услышать с такой высоты. Кэролайн подошла к телефону и подняла трубку, но так и не набрала номер. Послушав гудок, она положила трубку и, вернувшись к столику, склонилась над тарелкой. Целых десять минут она пристально глядела в нее, пока весь мир не предстал перед ней в двух измерениях. Эффект был приятным; казалось, она все видит издалека. Пар наполнял комнату. Кэролайн встала и, идя к дивану, включила телевизор. На экране, окутанные облаками, то появлялись, то исчезали какие-то странные герои. Несколько минут она смотрела на калейдоскоп красок и лиц, потом положила голову на колени и заплакала. Пар окутал ее всю каплями, оседая на лице и волосах, как утренняя роса.
