В купе было полутемно, горел только свет ночника над полкой. Колеса погромыхивали на жестких стыках, вагон раскачивало из стороны в сторону. От этого стаканы в подстаканниках плясали по столу в своем посудном хороводе. В одном из них дребезжала ложечка. Наташа специально оставила ее, чтобы не спутать чай с коньяком.
Она вздохнула, взяла стакан с коньяком, понюхала его, чуть пригубила и, скривив губы, поставила обратно. В одиночестве коньяк почему-то казался противным на вкус. За окном по темной полосе вырубки, отделявшей полотно железной дороги от леса, стремительно неслись желтые квадраты света. В соседних купе тоже не спали.
Наташа волновалась за Алексея. Она ждала его прихода, и боялась его. Она не строила никаких планов, ни на что не рассчитывала, и даже самой себе ни за что бы в этом не призналась. В конце концов, что бы ни говорили про журналистов, она была достаточно верной женой.
Но сердечко отчего-то вздрагивало, когда в коридоре раздавались чьи-то шаги. Это было нечестно по отношению к мужу, но трудно было не признать, что тертый жизнью, основательный и надежный Алексей сильно выигрывал рядом с веселым, неистощимым на выдумку и ребячливым Михаилом. Хотя именно за это легкое отношение к жизни Наталья и полюбила будущего мужа.
Она окончательно запуталась в своих мыслях, и это рассердило ее. Просто она, наверное, стала старше. А Мишка как был балбесом, так и остался. И именно в этом его прелесть.
В «каюте» Макара и Водяного было скучно. Оба уже привели свои пистолеты в идеальное состояние, и теперь молча сидели на своих полках. Макар читал детектив в мягкой обложке, просто так, чтобы чем-то занять голову, а Водяной безуспешно пытался справиться со сканвордом в газете.
– Черт, кто эту хрень составляет?! Поймать бы, да рожу набить. Для академиков что ли пишут? – с досадой бросил он газету на стол.
Макар хмыкнул, не отрываясь от книжки, и ничего не ответил.
– Может все-таки накатим по стопарику, а? – жалобно заныл Водяной. – Че мы как монахи, мать их!
– Я тебе накачу сейчас, – равнодушно ответил старший. – Нужно быть полностью и в любой момент быть готовыми. Ждем момента. Он в любую секунду может настать. Сделали свое дело – и тут же соскочили. А тут ты со своей пьяной рожей?
– Я спать хочу, – мрачно буркнул Водяной.
– Спи, – позволил Макар. – Не раздевайся, ствол держи под рукой.
Напарник чертыхнулся, со злостью взбил маленькую ватную подушку, вымещая на ней свою досаду, и лег, закинув руки за голову. Он с яростью посмотрел на стенку купе, за которой был человек, из-за которого он сейчас парился в проклятом поезде с этим сумасшедшим киллером. В этот миг Водяной ненавидел весь мир.
– Ну вот я ему и говорю… Ты че, мол, погонять меня что ли вздумал, а, лейтенант? Я ж, блин, я ж даже не дедушка уже! Я дембель уже! Гражданский человек! Это ты, сука такая, до пенсии будешь плац топтать! А я через неделю буду водку пить и баб трахать! Нашел, ик, пацана!
Здоровяк, уже раздевшийся по пояс, покачнулся, нащупывая на столе стакан. На налитых плечах красовались наколки – эмблема ВДВ на одном и оскаленная морда тигра, талисман полка, на другом. На груди, чуть пониже левого соска был выколот автоматный патрон и группа крови.
– Ну, че дальше то? – поторопил его товарищ.
– А че дальше, Серег? Дальше просто. Он грит – на хрен мне тебя гонять? Мне салабонам класс показать надо. Они за сорок пять секунд раздеться не могут, говорят, невозможно это. А ты тоже поди уже не сможешь – растолстел на дембельских харчах, разленился, как кот в мясной лавке. Че? – говорю. Я разленился? Да нас когда к Чечне готовили – какие нах сорок пять секунд? Мы за двадцать полностью одевались и уже в строю стояли!
– Ты ж говорил, что в Чечне не был? – прищурился третий собутыльник – тщедушный мужичок лет сорока.
– Не был, – признался здоровяк. – Не был. А кто сказал, что я там был? Пацаны наши были, на два призыва старше которые. А наших уже не отправляли. Только контрабасов – и то немного.
– Да ты сказал, только что! – не унимался мужичонка. – Что перед Чечней вы за двадцать секунд собирались.
Здоровяк тупо посмотрел сначала на мужика, потом на Серегу, потом на стакан.
– Ну, за вэдэвэ! За крылатую пехоту! – провозгласил он, и опрокинул стакан в рот. Водка потекла по подбородку, скатившись на могучую грудь.
Он выдохнул, притянул к себе товарища, занюхал его головой, оттолкнул.
– Да че ты ко мне догребся? Я ж сказал – когда нас к Чечне готовили! – сообразил он наконец. – Готовили! Дубина ты сибирская! Нас туда готовили, но так и не послали!
– Да хрен с ним, Жорик, – успокоил его Сергей. – Че дальше то?
– Тьфу, блин. Ик, – Жорик схватил ножку курицы, обсосал с нее мясо, бросил на стол и вытер руки скатеркой. – Короче, щас, грю, покажу вашим щеглам, как отбиваются десантники. Вытащили шконку в проход, построили взвод. Лейтеха командует – отбой! Ну я и дал им просраться! Даже по духовщине так не летал. Девятнадцать секунд, понял ты?! Девятнадцать! Подъем – двадцать секунд. Херня, что я полтора года уж сон-тренаж не проходил. Память, братуха! Она уже вот где сидит! – он сжал кулак, показывая, где именно у него сидит память. – Берцы у меня, правда, блатные, со скоростной шнуровкой. В обычных говнодавах щас бы я в двадцать секунд не уложился. Однако ж!
– Однако ж, развел тебя лейтеха, – заржал Сергей.
– Кто развел? – вскинулся Жорик. – Ну да, развел. Зато и я показал, чего уме…ю.
Язык у дембелей уже не на шутку заплетался.
– Ну вы заткнетесь сегодня уже или нет? – простонал с верхней полки еще один попутчик, отвалившийся с полчаса назад. – Дайте хоть немножко поспать, а?
– Че? – опять забычил Жорик.
– Все-все, – успокоил его Сергей. – Мы щас, еще по граммульке – и баиньки. Да, братан?
– Ага, – смиренно согласился здоровяк. – За вэдэвэ!
Хазрату не спалось. Он больше привык перемещаться на большие расстояния на самолете, а не небольшие – на автомобиле. На поезде он давненько уже не ездил. Качающееся ложе, мелькание редких огней за окном, громкий железный топот колес мешали расслабиться. Но не только это было причиной бессонницы.
Все, что он делал раньше, как жил – все было совсем не так. Все было мелко и несерьезно. Сегодня его жизнь была на переломе. Отныне она будет делиться на «до» и «после». И осознание этого рубежа волновало его, заставляло кровь быстрее бежать по жилам.
Он еще сомневался, правильно ли он сделал выбор, или нужно было оставить все как прежде – бизнес, на который никто не мог покуситься, умеренное меценатство, поддержка религиозной общины, которая за его деньги отмаливала его грехи. Все это было таким надежным, устоявшимся, незыблемым. И теперь все это оставалось позади.
Но никакие сомнения уже не могли остановить Хазрата на полпути. Если он что-то решал, то шел стремительно и до конца. Робкие и нерешительные не выживали в этом суровом мире.
Белый холодный свет фонарей проплыл по стенам купе – поезд миновал маленький, затерянный в тайге полустанок. Хазрат заметил, что глаза его соседа по верхней полке открыты.
– Ты почему не спишь, Назар? – спросил он тихо, чтобы не потревожить сон беспокойно спящих внизу стариков.
Ответа не было. Хазрат уже решил, что татарин, по своему обыкновению, просто промолчит. Была у него такая противная привычка – если ему нечего было ответить или не хотелось вступать в разговор, он мог просто проигнорировать собеседника, доводя его своим молчанием до белого каления. Причем, ему было абсолютно все равно, кто это – попутчик в машине, начальник или гаишник на дороге.
Но через минуту в темноте раздался его голос:
– Думаю.
– О чем?
– Не знаю.
– Не знаешь, о чем думаешь? – усмехнулся Хазрат.
– О тебе думаю, Энвер, – Назар предпочитал называть его этим именем.
Хазрат нахмурился, но в темноте купе никто этого не увидел.
– И что же ты обо мне думаешь? – поинтересовался он совершенно ровным тоном.
– Не могу я тебя понять, – вздохнул собеседник. – Как только начинаю понимать – ты тут же делаешь что-то такое, чего я не понимаю.
– Например?
Назар снова молчал с минуту.
– Я понимаю, почему ты заказал Гену Гриба. Но не понимаю, зачем ты отправил потом его жену с ребенком жить в Черногорию. Не ты его, так он бы тебя. Никаких соплей.
– С чего ты решил, что я его заказывал? Кто-то его завалил, а я просто помог семье погибшего компаньона, – возмутился Хазрат, но Назар продолжал, будто не слышал его реплики.
– Я понимаю, зачем ты купил футбольный клуб – на нем хорошо бабки отмывать. Но не понимаю, зачем ты даешь деньги этому театру. Он никогда не принесет денег, на спектакли больше 10 человек никогда не приходит. Я понимаю, зачем ты едешь в Мекку. И даже понимаю, зачем ты взял стариков. Тебя за это будут очень уважать. Но я не понимаю, зачем ты позвал меня. Я не твой компаньон, я не телохранитель. Я просто работаю в твоей охране. Для меня это очень важно. Я стал верить в бога на войне. Я тебе благодарен. Но ты меня знаешь – я не буду тебе должен. И за это не сделаю для тебя ничего, чего бы не сделал в других обстоятельствах.
