Он испытующе посмотрел на Макса.
— Что? — поинтересовался тот.
— Чего это ты притих?
Неожиданно на улице завыли полицейские сирены. Джо встал и выглянул за дверь.
— Что-то случилось в суде. — Он имел в виду здание суда округа Майами-Дейд, находившееся в двух кварталах отсюда, напротив полицейского управления.
Они быстро направились к автомобилю, достали из багажника пуленепробиваемые жилеты.
— Там идет процесс над Мойесом, — произнес Макс. — Сегодня, кажется, должны были заслушать Педро де Карвахо?
— Да, — кивнул Джо.
— Что же стряслось?
Восемь утра, на небе ни облачка, бодрящий ветерок. Сегодня, пожалуй, будет приятный, нежаркий день. Леденец посмотрел в окно «мерседеса» и улыбнулся. Они стояли в пробке у Всемирного торгового центра.
Он полез в коричневый бумажный пакет, что стоял у него между ног, вытащил карамельку в обертке в красную и белую полоску. Его самые любимые. Их присылали с Гаити, где он впервые попробовал их много лет назад ребенком — белый овальный батончик, наполненный миндальным ликером. Но вообще-то Леденец любил всякие сладости. Поглощал их постоянно — утром, днем, вечером. Отсюда и прозвище получил. Оно ему нравилось. В свое время иммиграционные чиновники не могли поверить, что он гаитянин. Они привыкли, что все прибывшие оттуда тощие, кожа да кости, а в нем уже тогда было под сто килограммов веса — сейчас все сто сорок — при двух метрах роста. Но Леденец был на удивление проворен, не страдал одышкой, если только лестница попадалась не слишком крутая и длинная. Во всяком случае, такой быстроты на ноги люди от него не ожидали. Правда, и обязанности в банде Соломона Букмана он выполнял специфические.
Сладости съели все его зубы. Он носил искусственные. Причем подход к этому был у Леденца творческий. Он давал волю воображению и не скупился на расходы. Имел восемь наборов вставных челюстей для разных случаев. На вечеринки надевал золотые, украшенные бриллиантами. Леденец любил танцевать. Пластикой, конечно, не блистал. Движения были скуповатые — шаркая, он перемещался незначительно из стороны в сторону, похлопывал в ладоши да прищелкивал пальцами, — однако чувство ритма имел отменное, и в этом смысле придраться не к чему. Для работы у него имелась либо стандартная челюсть, та, что была на нем сейчас, либо, если он выполнял специальное поручение Соломона, то челюсть с заостренными зубами, скопированными с пираньи. Обычно одного их вида оказывалось достаточно, чтобы морально сломить любого человека и получить желаемое. Но иногда попадались храбрецы, считавшие, что Леденец просто берет на понт. Он показывал таким, кто он на самом деле. Один раз врезал одному в левое ухо так, что начисто содрал с черепа, прямо до носа, полоску кожи шириной два с половиной сантиметра. Затем он сделал несколько снимков лица этого говнюка и заказал открытки, которые рассылал перед визитами. Чаще всего это помогало обойтись меньшим кровопролитием.
Он усмехнулся, посмотрел на Маркуса, сидевшего за рулем, и слегка переместил свою тушу на сиденье.
Сзади располагались его помощницы Даньелл и Джейн. Последняя темнее кожей и симпатичнее. С длинными стройными ногами, которые она любила показывать при любой возможности. Сейчас она была в короткой кожаной юбке, белой блузке, застегнутой до шеи, и черном жилете без застежки. Родом Джейн была из городка Баника на границе с Доминиканской Республикой. Говорила на четырех языках — испанском, креольском, французском и английском. Леденец знал Даньелл с детства. Тогда она была тощей девчонкой, руки и ноги можно перекусить зубами, всегда полумертвая от голода. Как большинство обитателей трущоб, оказавшись при деньгах, она мигом превратилась из тощей в толстую. Леденец ее за это не осуждал. До Америки единственное мясо, какое она пробовала, было мышиное или крысиное. Даньелл носила свободные и длинные костюмы, чтобы скрыть полноту. Они с Джейн были лесбиянки, состояли в сожительстве с тех пор, как встретились двенадцать лет назад. По-креольски такие женщины назывались «мадивин», но он для них это слово никогда не употреблял. Из уважения. Они платили ему взаимностью и не отказывали ни в чем. На работе девушки были такими, какими нужно, то есть исчадиями ада, но когда Леденец просил, безропотно разыгрывали перед ним дивные чувственные шоу. Его любимым занятием было наблюдать их ласки. Иногда они приглашали третью, имитировали сцены ревности. Замечательно!..
Между Джейн и Даньелл сидел Жан Ассад, Кошатник. В новом сером костюме, белой рубашке и галстуке. Выглядел почти нормально, будто с ним ничего не произошло. Сидел с прямой спиной, плотно сжав колени, ладони на бедрах. То есть в той же позе, что и на ритуале «НКБС». Лицо каменное, без выражения, взгляд остановившийся, безжизненный. Еще на Гаити Леденец слышал, как один хунган говорил, что у зомби такие глаза, потому что они видят пропасть между этим миром и следующим.
Наконец движение возобновилось, и они двинулись дальше к зданию суда.
«Мерседес» остановился у телефонной будки позади здания суда.
Без пяти десять Леденец вышел из машины и шагнул в будку. В черном костюме в тонкую полоску, белой рубашке, красном галстуке и темно-сером жилете он мог бы сойти за бизнесмена, направляющегося на встречу с адвокатом, — на этой улице было много таких, которые входили и выходили из здания суда, — если бы не головной убор. Этим он, безусловно, привлекал внимание. Черный цилиндр с лентой в красную и белую полоску добавлял Леденцу пятнадцать сантиметров роста и делал его похожим на владельца похоронного бюро или инспектора манежа.
Звонок прозвучал ровно в десять. Все члены банды имели одинаковые швейцарские цифровые часы «Компухрон» с красным жидкокристаллическим дисплеем, поставленные на одно и то же время.
Леденец снял трубку и произнес по-креольски:
— Говорите, я слушаю.
— Они там, — отозвался мужской голос.
— Ты уверен?
— Да, уверен.
Леденец вернулся в машину и кивнул Маркусу.
Они подъехали к зданию суда, остановились напротив входа. Даньелл вышла из машины. Леденец развернулся к Жану Ассаду и медленно, отчетливо произнес, как инструктировали:
— Наведи там порядок, чтобы не осталось никакого хлама.
С той же застывшей безразличной маской на лице Ассад вышел из автомобиля и направился к входной двери здания суда. Даньелл следовала за ним в нескольких шагах позади.
Вскоре она вернулась, и они проехали немного вперед, нашли место, где поставить машину, откуда были хорошо видны великолепные белые гранитные ступени, ведущие к зданию суда.
Леденец развернул обертку и отправил в рот очередную миндальную карамельку.
Вечером во вторник шестого марта семьдесят девятого года убили двоих полицейских, женщину и мужчину, Патти Райнхарт и Лео Круза. Было совершено одно из самых жестоких преступлений в истории полиции Майами. Оно шокировало даже закаленных копов, которые полагали, будто видели все, не говоря уже о новичках. Несколько человек после этого даже уволились.
А получилось так. В этот день Виктор Мойес, наркоторговец из Венесуэлы, заключил самую крупную сделку за все пятнадцать лет, что он переправлял во Флориду сначала сырую марихуану, а затем кокаин. Раньше Мойес имел дело с кубинцами, ямайканцами и гангстерами из Овертауна или Либерти-Сити, а теперь договорился с новым покупателем товара, гаитянином с большими деньгами и очень обширной сетью распространения. Подступиться к нему было непросто. Больше года ушло, пока Мойес договорился о первой встрече, и потом еще год, чтобы обговорить условия. Он выигрывал во всех отношениях. Во-первых, прежде товар переправлялся из Венесуэлы прямо в Майами, и треть терялась на таможне. Сейчас его кокаин отправлялся на Гаити, а оттуда партнер доставлял товар в Майами. Каким-то образом минуя таможню. Во-вторых, гаитянин решил начать работу с двумя новыми видами наркотика Мойеса: кокаином для нищих — очень дешевой разновидностью очищенного кокаина, предназначенного для потребления беднякам, — и с так называемым эритроксилоном Мойеса, полусырым кокаином, смешанным с примерно двумя с половиной процентами эфирорастворимого алкалоида, формируемого на основе кокаина. Эксперименты с данным видом не закончились, но в случае удачи там окажется двойное содержание алкалоида, и, значит, на его основе можно будет производить более крепкий кокаин или больше кокаина с меньшего количества кустов. Если хотя бы один из данных проектов станет успешным, это приведет к настоящей революции в наркобизнесе, и Мойес наживет большой капитал, прежде чем его догонят конкуренты.
Однако тут имелся повод и для беспокойства. Дело в том, что он так и не встретился со своим партнером. Вернее, встречался, но не знал, который из трех настоящий Соломон Букман. Все отрекомендовались как Букманы. Но вряд ли им был белокурый пижон-серфингист, с которым Мойес виделся в номере-люкс в Балтиморе. А чернокожая дама средних лет из Форт-Лодердейла? Да и пожилой человек, говоривший только по-испански, который сегодня подписал все документы в частном доме в Корал-Гейблс, тоже совсем не был похож на знаменитого Соломона Букмана, каким его представлял Мойес. Он слышал, что гаитянин именно так и ведет дела. Через помощников. Иногда появляется сам, но вы этого никогда не будете знать наверняка. Те, что потупее, утверждали, будто Букман продал душу дьяволу и он наградил его способностью находиться одновременно в нескольких местах и принимать разные обличья, но Мойес, конечно, не верил. Какой, к черту, дьявол? Но чувствовал он себя неуютно, поскольку первый раз в жизни терял свободу, переходил на положение подчиненного.
