Вводится игла для внутривенного вливания и закрепляется пластырем. Большие часы на стене позволяют приговоренному к смерти видеть, как истекают последние минуты его жизни. Ровно в десять вечера тюремный прокурор зачитывает смертный приговор, и начальник тюрьмы спрашивает осужденного, есть ли у него какие-то последние слова. Тот может сказать все, что хочет. Это записывается и выкладывается в Интернете. Он может произнести несколько слов, например заявить еще раз о своей невиновности, или простить всех, или попросить прощения. Когда он закончит, начальник тюрьмы кивнет парню в соседней комнате, и по трубкам будет подан смертельный раствор. Осужденный начнет терять сознание, и его дыхание станет затрудненным. Примерно через двенадцать минут доктор объявит о наступлении смерти.
Линк все это знает. Но у него, похоже, другие планы. Он просто оказался в неправильное время в неправильном месте.
В половине десятого в «Чертовой мельнице» отключается электричество, и тюрьма погружается в полную темноту. Позже выяснится, что была перепилена и упала опора ЛЭП. Резервный электрогенератор для Девятого блока, где должна была состояться казнь, не включился, поскольку его топливные форсунки кто-то вывел из строя.
Но в половине десятого мы еще ничего об этом не знаем. Нам известно только, что Чистилище погружено в полную темноту. Линк вскакивает и командует:
— Прочь с дороги! — Потом подвигает стол к двери и подпирает ее, чтобы заблокировать вход.
Откуда-то сверху вдруг мелькает полоска света и раздаются негромкие звуки. Затем в подвесном потолке отодвигается панель и слышится голос:
— Сюда, Линк.
Луч фонаря обшаривает комнату. Сверху скидывается веревка, и Линк за нее хватается.
— Теперь потихоньку, — звучит голос, и Линка, в буквальном смысле цепляющегося за свою жизнь, медленно тащат вверх. Оттуда слышатся кряхтение и возня, но определить, сколько там человек, я не могу.
Через несколько секунд Линк исчезает, и не будь я так ошеломлен, то наверняка бы расхохотался. Но тут до меня доходит, что меня могут запросто пристрелить. Я быстро снимаю пиджак и галстук и укладываюсь на армейскую койку. Охранники ногами вышибают дверь и врываются в комнату, размахивая пистолетами и фонарями.
— Где он? — рычит один из них, обращаясь ко мне.
Я указываю на потолок.
Они кричат и ругаются, а двое подскакивают ко мне и выволакивают в коридор, где в панике мечутся с десяток охранников и полицейских.
— Сбежал! Сбежал! — кричат они. — Проверьте крышу.
В коридоре царит полная неразбериха, и я слышу рокот лопастей вертолета. Меня затаскивают сначала в одну комнату, затем в другую. Перекрывая шум суматохи, какой-то охранник кричит, что Линк Скэнлон исчез. Примерно через час появляется свет. Меня арестовывает полиция штата и доставляет в ближайшую окружную тюрьму. По их первоначальной версии, я — соучастник побега.
Вскоре картина начинает проясняться, и у меня, как отчасти подозреваемого в случившемся, имеется доступ к информации. Насчет обвинений я не беспокоюсь — их просто нечем подкрепить.
В тот вечер, в половине десятого, вокруг «Чертовой мельницы» кружили два вертолета телевизионщиков. Тюремные чиновники и полиция просили их держаться подальше, но они не послушались. Чтобы показать свою силу и власть, полиция штата направила два своих вертолета для обеспечения контроля над воздушным пространством возле тюрьмы, что оказалось нелишним, когда начались неприятности, и в то же время сыграло злую шутку, послужив отвлекающим маневром. От поджогов в шести разных местах все небо затянуло дымом. По словам очевидцев, шум стоял невообразимый: четыре вертолета в воздухе, десятки машин «Скорой помощи» с воющими сиренами, переговоры по радио, крики охранников и полицейских, выстрелы, рев бушующего пламени пожара. В точно рассчитанный момент из облаков дыма вынырнул неизвестно откуда взявшийся маленький черный вертолет Линка и забрал его с крыши Девятого блока. Нашлись и свидетели. Кое-кто из охранников и тюремных служащих видел, как на несколько секунд над крышей завис вертолет, сбросил спасательный трос, а затем снова исчез в клубах дыма, подхватив двух мужчин. Охраннику на вышке у блока удалось несколько раз выстрелить им вслед, но он промахнулся.
Один из вертолетов штата бросился в погоню, но он явно уступал по техническим характеристикам модели, арендованной Линком, и догнать, разумеется, не смог. Тот вертолет так и не нашли, как не смогли установить и его владельца. Один фермер, живший в шестидесяти милях от «Чертовой мельницы», видел, как на дорогу в миле от его дома сел вертолет, который встречала машина, а потом они исчезли.
Началось расследование, и трех чиновников уволили. В конце концов выяснили, что: 1) Чистилище является частью старого здания Девятого блока, возведенного еще в сороковые годы прошлого века; 2) его крыша на три метра выше, чем у других помещений блока; 3) между потолком и крышей имеется технический этаж, по которому проложены трубы, система отопления и электрические кабели; 4) технический этаж закольцован и имеет ответвления, в одном из которых есть старый люк, выходящий на плоскую крышу; 5) двух охранников, которые должны были дежурить на крыше ночью, отозвали для подавления бунта, поэтому в момент дерзкого побега Линка на крыше никого не осталось.
А что, если бы охранники там находились? Учитывая навыки и опыт профи, сумевшего вытащить Линка из тюрьмы, можно с уверенностью предположить, что они получили бы по пуле между глаз. Этот Человек-паук, как его окрестили следователи, уже стал настоящей легендой.
Вопросов оставалось много, а ответов было мало. Перед лицом неминуемой смерти Линк Скэнлон решил, что, попытавшись совершить столь экстравагантный побег, он все равно ничего не потеряет. У него были деньги, чтобы нанять настоящего профессионала и достать нужное оборудование. Ему повезло, и все сработало как нельзя лучше.
Говорят, его видели в Мексике.
Со мной он больше не связывался, что меня ничуть не удивляет.
Помимо «Чертовой мельницы» в штате имеется еще с десяток тюрем разного режима. В большинстве из них есть мои клиенты, и они пишут мне письма, выпрашивая деньги и требуя сделать что-то для освобождения. В основном я никак не реагирую. Жизнь показала, что письма лишь подогревают желание заключенного написать еще и потребовать большего. Для адвокатов, защищающих преступников, всегда актуален вариант нового появления в их жизни старых клиентов, которые после долгих лет отсидки желают обсудить ошибки, допущенные в ходе судебного разбирательства. Но хватит об этом. Это просто особенность нашей работы и одна из причин, по которым я ношу пистолет.
После побега Скэнлона наши уважаемые тюремные власти запретили мне посещать тюрьмы штата в течение месяца, просто чтобы указать мне мое место. Однако когда на следствии выяснилось, что Скэнлон одурачил их без какой бы то ни было помощи с моей стороны, они смягчились.
Время от времени я навещаю кое-кого из клиентов. Эти небольшие по расстоянию поездки вытаскивают меня из города на целый день. Мы с Напарником едем в тюрьму общего режима, любовно названную «Стариной Роузбергом» в честь губернатора 30-х годов прошлого века, который под конец жизни и сам сюда угодил. Он и умер здесь же, в тюрьме, носящей его имя. Я часто задавался вопросом, каково это сидеть в тюрьме, имеющей твое имя. Рассказывают, будто его семья пыталась добиться условно-досрочного освобождения, чтобы он мог умереть дома, но тогдашний губернатор этого не позволил. Они с Роузбергом были кровными врагами. Родственники попытались изменить название тюрьмы, но это лишило бы всю историю пикантности, и законодатели отказали. Так что официальным названием тюрьмы по-прежнему остается «Исправительное учреждение Натана Роузберга».
Нас пропускают через главный вход, и мы оставляем фургон на стоянке для посетителей. С вышки с нас не спускают глаз два вооруженных мощными винтовками охранника, как будто мы можем пронести оружие или фунт-другой кокаина. Больше им следить не за кем, поэтому все внимание обращено на нас.
Когда Напарника оправдали за убийство наркополицейского, он попросился ко мне на работу. Я никого не принимал на работу ни тогда, ни потом, но ему отказать не смог. Его снова толкали на улицу, и без моей помощи он бы либо погиб, либо снова угодил за решетку. В отличие от большинства своих друзей, он окончил среднюю школу и даже начал учиться в общинном колледже[4]. Я оплатил дополнительное обучение, главным образом в вечернее время, и он очень быстро сдал экзамены и получил диплом специалиста в области права без высшего юридического образования.
Напарник живет с матерью в муниципальной квартире. В их доме много больших семей, однако традиционные, состоящие из отца, матери и детей, тут исключение. Отцов нет почти нигде — они либо сидят, либо сбежали и производят новых детей в другом месте. Обычно хозяйкой квартиры является бабушка — многострадальная душа с кучей детворы, брошенной на ее попечение. Причем дети могут быть как родственниками, так и совершенно посторонними. Половина матерей сидит в тюрьме, а другая не разгибает спины на двух-трех работах. Почти в каждой семье хаотичный поток то появляющихся, то исчезающих молодых родственников никогда не иссякает. Главная забота в этих семьях — следить, чтобы дети ходили в школу, держались подальше от банд, остались живыми и, если повезет, не попали в тюрьму. Напарник считает, что половина детей все равно пойдет по кривой дорожке, а большинство мальчишек угодят в тюрьму.
