— Значит, он меня бил?
— Да. Сильно. Эбби, ты же должна помнить.
— Все равно расскажи.
Сэди озадаченно уставилась на меня, гадая, уж не шутка ли это.
— Странное дело. Вы поругались, он тебя ударил, и ты прибежала ко мне. Сказала, что на этот раз все кончено. Была настроена очень решительно. Казалась возбужденной. Даже довольной. Неужели ты снова к нему вернулась?
— Нет. — Я покачала головой. — По крайней мере я об этом не знаю. Это был не он.
— Ничего не понимаю. — Сэди нахмурилась, затем снова повернулась к Пиппе.
— Меня ударили по голове, — объяснила я. — И теперь я не помню, как ушла от Терри, как пришла сюда. Ничего не могу вспомнить.
Сэди присвистнула, то ли потому, что была потрясена, то ли потому, что не поверила.
— Ты хочешь сказать, что тебе устроили сотрясение мозга?
— Что-то в этом роде.
— И ты потеряла память?
— Начисто.
— Не помнишь, как порвала с Терри?
— Нет.
— Как явилась сюда?
— Не помню.
— И как ушла от меня?
— А я ушла? Конечно, должна была уйти. Ведь здесь ничего моего не осталось. А куда я отправилась?
— Ты в самом деле не помнишь?
— Нет. — Я устала говорить это «нет».
— Ты поехала к Шейле и Гаю.
— И это было в воскресенье?
— Да, должно быть, так. Я теперь путаю дни недели.
— И с тех пор до сегодняшнего дня ты меня не видела?
— Нет, я думала, ты уехала.
— Ах ну да.
— Эбби, расскажи мне, что случилось. С самого начала.
Я выпила вина и смотрела, как она нашептывала нежности дочери. Мне очень хотелось выговориться, вывалить на кого-нибудь все ужасы того, что случилось: страх во мраке, стыд, смертельное одиночество, описать безумное ощущение, когда мне казалось, что я уже мертва. Рассказать, как полиция пыталась понять мои чувства, а в итоге оставила с ними один на один. Я нуждалась в людях, которые верили бы мне. А в противном случае... Я допила вино и налила себе еще. Но если не Сэди, тогда кто другой? Она была моей лучшей и самой давней подругой. И прибежала ко мне, когда на восьмом месяце беременности ее бросил Боб. Если мне не поверит Сэди, то другие тем более. Я глубоко вздохнула.
И рассказала ей все. Про помост, петлю, мешок на голове, про ведро и хриплый смех в темноте. Сэди слушала не перебивая, только иногда охала от удивления и, не сдержавшись, бросала грубоватые восклицания. Я не заплакала. Хотя сначала казалось, что разревусь, и Сэди будет гладить меня по волосам, как ласкает Пиппу. Но мои глаза оставались сухими, и я бесстрастно и спокойно закончила свой отчет вопросом:
— Скажи, ведь я же не сумасшедшая?
— Тебе не поверили! Как они могли? Вот паразиты!
— Посчитали, что я фантазирую.
— Но как можно сочинить подобное? И с какой стати?
— Не знаю. Скрыться от любовника, привлечь к себе внимание. Какая разница?
— Но зачем? Почему тебе не поверили? — упорствовала она.
— Потому что нет улик, — безнадежным тоном ответила я.
— Вообще никаких?
— Ни крупицы.
— Ну и ну. — Некоторое время мы сидели молча. — И что в таком случае ты собираешься делать?
— Понятия не имею. Нет никаких зацепок. Проснувшись завтра утром, не представляю, куда пойти, с кем встретиться. Даже не знаю, кем мне следует быть. Я начинаю с нуля. С чистого листа. Это странно и страшно. И похоже на эксперимент, который ставит целью свести меня с ума.
— Ты, должно быть, сильно разозлилась.
— Естественно.
— И испугалась.
— Разумеется. — В жаркой комнате я внезапно озябла.
— Потому что, — продолжала высказывать вслух свои мысли Сэди, — если все, что ты говоришь, — правда, он до сих пор на свободе. И может снова напасть на тебя.
— Вот именно, — ответила я, но не пропустила мимо ушей ее слова: «Если все, что ты говоришь, — правда». Я посмотрела на Сэди, она отвела взгляд и снова принялась детским голосом ворковать с Пиппой, хотя девочка давно уже спала — голова откинулась, ротик открылся, на верхней губе блестела капля молока.
— Что ты хочешь на ужин? — спросила подруга. — Ты, наверное, проголодалась.
Но я не собиралась оставлять ее «если» без внимания:
— Ты никак не можешь решить, верить мне или нет?
— Не смеши меня, Эбби, — возмутилась Сэди. — Конечно, я тебе верю. На сто процентов.
— Спасибо. — Но я знала, что она сомневается.
Но разве можно ее винить? С одной стороны, моя истеричная, в духе готического романа, исповедь, с другой — взвешенная рассудительность всех остальных. На ее месте я бы тоже засомневалась.
Пока Сэди укладывала Пиппу в кроватку, я приготовила ужин. Сандвичи с беконом на толстых ломтях белого хлеба, которые предварительно окунула в жир. Соленые, еле влезающие в рот. И налила по большой чашке чаю. Здесь, в этом доме, я почувствовала себя беженкой и снова обрела способность на какие-то действия. Однако беспокойно спала на комковатом диване Сэди и несколько раз просыпалась, напуганная кошмарами: мне снилось, что я от кого-то убегаю, но все время спотыкаюсь и падаю. Сердце выскакивало из груди, лоб заливал пот. Пиппа яростно орала и тоже не давала забыться. Перегородки в квартире были настолько тонкими, что, казалось, мы все лежали в одной комнате. Поутру надо было съезжать. Еще одну такую ночь я бы не выдержала.
— Вот и в прошлый раз ты так, — весело заметила Сэди, когда я сообщила ей об этом в шесть утра. Она показалась мне замечательно свежей. Под копной каштановых волос здоровым оттенком розовело лицо.
— Не понимаю, как ты умудряешься так выглядеть? — недоумевала я. — Я не человек, если не посплю восемь часов, лучше десять, а по воскресеньям — все двенадцать. Переберусь к Шейле и Гаю. У них есть лишняя комната. А там решу, что делать дальше.
— И это ты тоже в прошлый раз говорила.
— Значит, мысль здравая.
* * *
На рассвете я отправилась к Шейле и Гаю. Ночью снова прошел снег, и все, даже мусорные урны и сгоревшие автомобили в мягком утреннем свете смотрелись вполне симпатично. По дороге я завернула в булочную и купила три круассана, после чего у меня осталось пять фунтов и двадцать пенсов. Сегодня надо позвонить в банк. Какой номер моего счета? На мгновение я ощутила всплеск паники, что не сумею его вспомнить. Что исчезнут из сознания все остатки прошлой жизни, словно я нажала на компьютере неверную кнопку и стерла данные.
Ровно в семь я постучалась в их дверь. Шторы наверху были задернуты. Я выждала некоторое время и постучала опять — на этот раз дольше и громче. Стояла перед дверью и смотрела наверх. Наконец штора отогнулась, и за стеклом появились лицо и голые плечи.
Шейла, Сэди и я знали друг друга полжизни. Троица задир, в школе мы то разбегались, то снова сходились, но умудрились миновать подростковый возраст, не рассорившись: вместе сдавали экзамены, знакомились с парнями, делились надеждами. Теперь у Сэди был ребенок, у Шейлы — муж, а у меня... у меня ничего не осталось, кроме моей истории. Я энергично помахала рукой, и лицо Шейлы превратилось из сердито-сварливого в удивленно-озабоченное. Оно скрылось в окне, и вскоре сама Шейла стояла передо мной — в ужасном белом халате, с заплетенными в крысиные хвостики черными волосами, которые обрамляли ее расплывшиеся щеки. Я подала ей кулек с круассанами.
— Извини. Было слишком рано предупреждать. Можно я войду?
— Ты похожа на привидение, — сказала она. — Что случилось с твоим лицом?
На этот раз я отредактировала свой рассказ — прошлась только по основным фактам, а о полиции выразилась совсем туманно. Я заметила, что Шейла и Гай явно смущены, хотя и шумно хлопотали вокруг меня — проявляли всяческое гостеприимство, возились с кофе, предлагали принять ванну, взять у них денег, одежду, воспользоваться машиной, телефоном и жить, сколько надо, в их свободной спальне.
— Нам пора на работу, а ты чувствуй себя как дома.
— Я здесь ничего не оставляла из своего?
— Нет. Может быть, завалялись какие-то мелочи.
— И сколько я у вас пробыла? Только одну ночь?
— Около того.
— Что значит «около того»?
— Ты пришла к нам в воскресенье, а в понедельник исчезла. Потом позвонила и сказала, что остановилась в другом месте. А во вторник забежала забрать барахло. Оставила записку и две очень дорогие бутылки вина.
— А куда я от вас пошла?
Они не знали. Только сказали, что я явилась к ним возбужденная, продержала за столом допоздна — пила, говорила, строила планы на оставшуюся жизнь, а на следующий день испарилась. Супруги тайком переглянулись, и я подумала, что они что-то недоговаривали. Неужели я вела себя неприлично — каталась по ковру или еще как-нибудь безобразничала? Перед их уходом на работу я вышла на кухню, а вернувшись, заметила, что они о чем-то перешептывались, склонив друг к другу головы. Но заметив меня, сразу перестали секретничать, улыбнулись и сделали вид, что обсуждают планы на вечер.
