Роберт нес его, крохотного (по меркам этой породы), коричневого, с черным хвостиком и черным носом щенка Сараби за пазухой в крепкий январский мороз через весь городок от своего близкого друга, у которого на днях разродилась их сторожевая сука.
– С днем рождения, племянник, – сказал дядя Роберт и расстегнул куртку.
Из нее на снег выскочило маленькое чудо и забегало в растерянности вокруг людей.
– Заботься о нем, и он будет тебе предан, как больше никто в этом мире. – Луис тогда даже не подозревал, насколько эти слова дяди окажутся пророческими.
Радости маленького Луиса не было предела. Он полюбил этого щенка с первого взгляда и дал ему кличку Фердинанд. Щенок рос и уже через год стал доставлять большие хлопоты дома. Он стал грызть мебель, писать на шторы и пачкать грязными лапами только что вымытый пол, что так хорошо знакомо бесчисленному количеству собаководов.
Было принято единогласное решение обустроить Фердинанду конуру на заднем дворе дома. Отец Луиса вместе с сыном сколотил ее на заднем дворе и прибил на козырек лист белой фанеры. На ней Луис черным маркером вывел кличку: «Фердинанд». Теперь пес жил в ней и в дом почти не заходил.
Луис регулярно выгуливал его перед школой и вечером перед сном, никогда не отлынивая от своей обязанности, ведь Фердинанд стал для него больше, чем просто домашним сторожевым псом. Он стал для него настоящим другом, преданней которого среди людей на земле нет и никогда не будет. Луис настолько привык к псу за все эти годы, что даже не представлял своей жизни без него. А период до того, как дядя Роберт подарил ему щенка, Луис считал неполноценным, но Фердинанд наполнил до краев сосуд души маленького мальчика.
В двадцать один год Луис женился на Нэнси, на девушке, которую он встретил в колледже. Недаром говорят, что большое число людей встречает свою любовь именно там. И он не стал исключением. Фердинанду тогда уже исполнилось десять, но он по-прежнему горел здоровьем. Нэнси понравился пес, и она согласилась взять его в их новый строящийся дом в Новой надежде. Луис верил, что жизнь в провинции пойдет Фердинанду на пользу, как и им с Нэнси.
Фердинанд грустил, когда покидал дом в Дестауне, в котором прожил всю свою жизнь. Он скулил и скребся всю дорогу в двери микроавтобуса. Казалось, что пес лишился целой части себя, а теперь это что-то навсегда осталось в доме родителей его хозяина и больше никогда к нему не вернется. Да и сам хозяин стал другим с появлением в его жизни Нэнси. В новый дом чета Стюартов перевезла конуру Фердинанда с его именем на фанере, его поилку, кормушку, чтобы пес чувствовал себя так, будто и не покидал родного двора.
Но даже такие меры не помогли Фердинанду быстро привыкнуть к новому дому. Несколько недель он почти не высовывал морду из конуры, жалобно скулил и отказывался есть. Только когда Луис с бригадой мастеров закончил отделочные работы и выгрузил всю необходимую мебель, когда к их дому перестали подъезжать грузовики, Фердинанд впервые вышел на прогулку.
На прогулку Стюарты стали выводить пса в тот самый парк Новой надежды, где встречали таких же собаководов на обширных лужайках с покошенной травой. Фердинанд резвился с другими собаками, позволяя молодой паре побыть вдвоем или с другими собаководами.
К Нэнси Фердинанда пришлось буквально приучать.
Поначалу он отказывался выходить с ней гулять и даже лаял в ее присутствии. Не доверял пес незнакомой девушке, ветром ворвавшейся в жизнь его хозяина, еду из ее рук не принимал, к себе не подпускал. Чтобы решить проблему, Луис стал выгуливать пса вместе с Нэнси. Таким образом Фердинанд привык к хозяйке и со временем стал позволять себя гладить, чесать, приносить еду и воду, выгуливать.
Многие собаководы Новой надежды завидовали Стюартам, что у них есть такой шикарный Сараби. Никто и подумать не мог, что ему десять лет и что его не купили за бешеные деньги, а что его родила обычная, лишь наполовину породистая собака.
Все эти годы Фердинанд не подавал ни малейших признаков будущей болезни. Нэнси верила, что он проживет еще очень долго, а Луис, похоже, вообще не верил, что его пес может умереть. Да, у него стала редеть и седеть шерсть, но это возрастное, и от этого никуда не деться. На Фердинанде это никак не отразилось, здоровье его по-прежнему оставалось образцовым.
Болезнь мочеполовой системы пса обрушилась на Стюартов, как камень на голову неосторожного альпиниста. Сначала они все списывали на недостаток воды и подливали ее Фердинанду, но, когда и это не помогло, они забеспокоились и показали его ветеринару.
Оставшиеся недели после консультации со знакомым врачом перед молодоженами стояла непростая моральная задача – усыпить пса или оставить на произвол болезни. Луис ни в какую не желал верить, что Фердинанд, его любимый пес, его хороший мальчик, с которым он прожил полжизни, может умереть. Это и тормозило решение Стюартов. Упрямство и нежелание Луиса признавать очевидное только губило домашнего любимца. Когда он стал много пить, ветеринар сказал, что, вероятно, в его организме все «выгорает». Это добило Луиса, и он в слезах дал добро.
Расставание с Фердинандом прошло тяжело и мрачно. Луис держал пса за лапу, когда душа покидала тело питомца, он стойко сохранял спокойное твердое лицо до конца. Когда все закончилось, Луис стал всхлипывать и вытирать слезы, которые сыпались подобно граду, уже сырым рукавом. Нэнси положила руку на плечо мужа и обняла его за шею, не отводя взгляд от тела пса. От этого Луис зарыдал навзрыд и стал стучать ногами об пол.
– Ему надо выплакаться, – сказал Нэнси ветеринар, привыкший к такого рода драмам. – Прощаться с другом всегда непросто. Вы сейчас нужны Луису как никогда.
Нэнси кивнула и сделала понимающее лицо. Она поглядывала из коридора в открытую стеклянную дверь кабинета, в котором на операционном столе лежал Фердинанд, а рядом сидел прижавшийся к нему Луис.
Минут через десять всхлипывания стали затихать, и Нэнси вошла в кабинет.
– Пойдем, дорогой, нам пора.
В следующий момент Луис сказал то, от чего Нэнси невольно вздрогнула и заставила себя глубоко задуматься над словами мужа.
– Постой! Мы так и не решили, где его схороним, – еле слышным голосом обратился Луис к жене.
Нэнси вспомнила, что они этот вопрос даже не обговаривали. Из-за непреклонной уверенности Луиса в самоизлечении Фердинанда этот вопрос не стоял. Даже когда они везли Фердинанда в его последний
