– Хорошо, Лили. А сейчас я вам вот что скажу. Мне известно, что Гарри так и сделал. Он заменил реальный день вымышленным. Вы мне верите?
– Раз вы говорите, значит, так оно и есть, Джонни.
В ответе Лили не чувствовалось волнения. Она просто полулежала в кресле – тело расслаблено, прикрытые веками зрачки закатились вверх, на изгибе мягких свежих щек играло полуденное солнце. В Гримстере бурлило нетерпение, но он подавил его и плавно перешел к следующему этапу:
– Вы правы, Лили. А теперь выслушайте меня внимательно. Все, что я делаю, служит вашему же благу. Я хочу помочь вам. Мои действия пойдут вам только на пользу. Вы это понимаете. – Он нарочно повысил голос, сделал его твердым и властным. – Гарри умер, вы пережили его смерть. Так вы сами мне сказали. Но есть я. Я занял место Гарри. Когда-то о вас заботился он, теперь забочусь я. Вам ведь это нравится, правда?
– Правда Джонни.
– Отлично. Теперь я приказываю вам – для вашей же пользы – слушаться только меня. То, что вы помните о пятнице, – ложь. Выдумки Гарри. Соберитесь с мыслями. Не спешите. Прошу, вспомните правду о пятнице. О той пятнице, когда вы куда-то ездили с Гарри и что-то спрятали. Не торопитесь. Хорошенько подумайте и скажите.
Гримстер откинулся на спинку кресла, не сводя с Лили глаз. Ни один мускул на ее теле не дрогнул. Казалось, она не дышит. Гримстер поднял левую руку, чтобы видеть и лицо девушки, и секундную стрелку часов. Она описала полукруг, круг и еще полкруга, но Лили по-прежнему молчала. Гримстер дал девушке пять минут, ждал, не прерывая ее оцепенения. Потом сказал:
– Хватит, Лили. Теперь расскажите о настоящей пятнице. Куда вы ездили с Гарри и чем занимались?
Она ответила:
– Значит, так. Встали мы поздно, позавтракали, потом Гарри читал газеты, пока я прибиралась. Посуду, знаете ли, мыла, постель заправляла…
Гримстер сидел и слушал, как она повторяет то, что говорила раньше, пользуясь почти теми же словами и выражениями, выслушал все до конца, надеясь на какое-нибудь отклонение, что ей удастся восстановить хотя бы часть настоящего дня. Но надежды не оправдались.
Когда она закончила, он тихо сказал:
– Спасибо, Лили. Теперь отдохните пять минут и можно пробуждаться.
Гримстер выключил магнитофон и встал. Подошел к окну. Внизу на лужайке миссис Анджела Пилч выводила на прогулку одну из собак Кранстона… Три или четыре ласточки вились над прудом. Гримстер обернулся, взглянул на Лили, на ее женственное, полное, отдыхающее тело и подумал, что Гарри наверняка предвидел все это. Заключая пари с судьбой, он обеспечивал себе выигрыш любым путем. Таков уж он был – смаковал запутанное, ставил препоны любым посягательствам на свои тайны – просто так, для перестраховки. Или он, Гримстер, погружал Лили в недостаточно глубокий транс? Или Гарри поставил ей некую психологическую преграду, снять которую мог только сам? Неужели он внушил Лили, что, даже если под гипнозом ее станет спрашивать кто-то другой, она не сможет вспомнить правду о пятнице? Если так, тайну не раскрыть никогда или, по крайней мере, пока не появится тот, кому Лили доверится так же беззаветно, как Диллингу. Как же, черт возьми, преодолеть все это?
Гримстер вернулся к спящей Лили. В тот же миг она зашевелилась, веки дрогнули, глаза открылись. Гримстер дал ей сигарету из ее пачки, щелкнул зажигалкой. Лили жадно затянулась, потом подняла на него глаза и спросила:
– Ну как, Джонни?
– Вы помните, о чем мы говорили?
– Нет.
– Тогда слушайте.
Он включил магнитофон. Глядя, как крутятся катушки, она молча дослушала запись до конца. Гримстер спросил:
– Итак, Лили, что вы на это скажете?
Немного помолчав, она ответила вопросом на вопрос:
– А сами вы, Джонни, уверены, что пятницу я провела по-другому?
– Совершенно уверен. Ни вас, ни Гарри не было дома больше двенадцати часов. По возвращении он, видимо, загипнотизировал вас. И поймите меня правильно, прошу вас. Тогда он сделал это ради своей и вашей безопасности. Но теперь обстоятельства изменились. Гарри умер – и спрятал все, что завещал вам, а ключ к тайнику схоронил у вас в памяти. Глубоко-глубоко. Под гипнозом вы даете правдивые ответы на все вопросы, кроме одного – о пятнице.
Лили слегка пожала плечами:
– Тут мистикой попахивает.
– Нет, все естественно и понятно. Любого, кто умеет спать, можно загипнотизировать. Почти каждый, если захочет, может научиться гипнотизировать других. Мне с вами повезло – и Гарри тоже, – вас ввести в транс легко, особенно тому, кому вы доверяете. Но пока что мы зашли в тупик и останемся там, если я не найду способ заставить вас нарушить приказание, которое, видимо, дал вам Гарри насчет той пятницы. Иными словами, вы должны забыть Диллинга, и вашим единственным повелителем должен стать я.
Лили чуть улыбнулась и сказала:
– А я не против. И Гарри бы со мной согласился. Он разрешил бы мне рассказать вам, где находится спрятанное, и получить кучу денег. Он вечно мне их обещал.
– Тем не менее он, как говорится, запер дверь и выбросил ключ.
С проницательностью, изумившей Гримстера, Лили заметила:
– Чтобы взломать дверь, ключ не нужен. Пока я помню вымышленную пятницу, я и настоящую смогу воскресить. Она, видимо, спрятана очень глубоко, на дне моей головы, там, куда вы пока не можете добраться, потому что…
– Почему же? – спросил Гримстер.
– Не знаю. – На миг она заглянула ему в глаза, в уголках губ застыло какое-то странное выражение. – Наверное, потому, что вы недостаточно сильно меня гипнотизируете. Не в пример Гарри. Однажды он усыпил меня и заставил говорить о давно забытом, о том времени, когда я была совсем маленькой. Кое-что я не вспомнила даже тогда, когда он пересказал мне мои воспоминания.
– И Лили принялась описывать Гримстеру свое далекое детство.
Она говорила, и ему казалось, что новая, важная истина открылась сейчас, только что. Гримстер знал, что существует несколько степеней гипнотического сна. Пока он внушал Лили только обычный сон. Может быть, этот сон недостаточно глубок, чтобы обезвредить заслон, поставленный Диллингом?
Гримстер прервал Лили, объяснил свою мысль и спросил, не желает ли она провести после обеда еще один опыт – погрузиться в очень глубокий транс. Лили с радостью согласилась.
Но опыт успеха не принес. Как Гримстер ни переиначивал вопросы о пятнице, Лили, словно попугай, повторяла одно: "Значит, так. Встали мы поздно, позавтракали, потом Гарри читал газеты, пока я прибиралась… ". Когда Гримстер разбудил Лили, стало ясно, что она измучилась, что даже в глубоком гипнотическом сне она хотела ему помочь, старалась изо всех сил, но безуспешно. Девушка выглядела усталой, лицо сохраняло напряженное выражение. Гримстер приготовил ей последний вечерний коктейль, потом быстро поцеловал в щеку, попрощался и ушел.
Вернувшись к себе, он перед сном наполнил рюмку коньяком, закурил сигару и лишь тогда заметил записку от Кранстона, где сообщалось, что на следующий день в усадьбу пожалуют сэр Джон и Копплстоун.
Лили устало дремала. Временами ее измученный разум туманился. Она размышляла о Джоне и Гарри. Хотя они были очень разными людьми, но для нее они сливались в один образ. Время от времени она явственно это ощущала. Гарри был славный, и Джонни хороший… У Гарри, говорила она себе, несмотря на всю его любовь и заботу, нельзя было узнать, что творится в душе. Он не желал пускать туда Лили. Отчасти таков и Джонни, хотя порою, не совладав с собой, может расчувствоваться. Как тогда, когда, потеряв неприступность и деловую отрешенность, он протянул руку и коснулся Лили. А сегодня даже поцеловал ее на прощанье. За его сдержанностью таится могучая доброта. А может быть, и любовь, хотя Лили сознавала, что полюбить вновь ему будет нелегко… Миссис Пилч уже отчасти рассказала ей историю Гримстера. Он был помолвлен, и вдруг его невеста, некая шведка, погибла в автомобильной катастрофе. После этого он и слышать не хотел ни о женщинах, ни о любви. Интересно, как он отреагирует, если без обиняков спросить его о погибшей невесте. Уйдет от разговора, наверно. А может, и нет, может, он только и ждет, кому бы выговориться. Хорошо, если таким человеком окажется она. Лицо Гарри проплыло в ее сознании, оттеснив образ Джонни. Как жаль, что Гарри сейчас здесь нет. Ей нужен именно он. Тот, для кого можно пожертвовать собой, если понадобится. Впрочем, нельзя сказать, что и Джонни она не нужна. Нужна. Но лишь для того, чтобы узнать эту правду о пятнице. Он обязан это сделать, и неважно, сколько денег принесет Лили истина. Просто такова его работа. Лили очень хотела ему помочь, она даже немного рассердилась на Гарри – сумел так глубоко запрятать правду, что она, Лили, не может разыскать ее и отдать Джонни. Чего греха таить, – временами в Гарри проявлялись издевательские наклонности. Когда он, например, гипнотизировал ее перед Билли, пока она сама не положила этому конец, хотя и догадывалась, что далеко зайти они еще не успели. Но дело не в этом. Ей не нравилась сама идея, не нравилось приходить в себя, видеть их улыбки, а самой не помнить ничего.
