Юнис застучала по клавишам — так быстро, что пальцы ее словно бы стали расплываться в воздухе.
Ломакс обратился ко мне:
— Доктор Ремлер, я хотел бы, чтобы вы еще раз описали нам женщину, бывшую, согласно заявленному вами, вашей пациенткой.
Я обменялся взглядами с Терри, она кивнула.
— Рост около ста шестидесяти пяти сантиметров. Худощавая. Светлые волосы ниже плеч, — сказал я.
Выслушав это, Ломакс приоткрыл папку. Едва-едва. И извлек оттуда цветную, сделанную поляроидом фотографию. Подержал ее передо мной:
— Вы описали вот эту женщину, доктор Ремлер?
Я наклонился, вгляделся в снимок. Женщина, стоявшая на ярком солнечном свету на улице. Худая, среднего роста, светлые волосы почти до плеч. Все в ней отвечало описанию Таинственной пациентки, все, кроме одного: это была не она.
— Нет, — ответил я, — это другая женщина.
— Вы уверены? — спросил Ломакс. — Приглядитесь получше.
— Да, я уверен, это не она.
Было ясно, что Виктор и Терри не знают, как отнестись к моему ответу, впрочем, главное, что они ощущали, — это разочарование. Если бы женщина на фотографии оказалась моей Таинственной пациенткой, дела у защиты доктора Ремлера пошли бы намного лучше.
Хеммерсон улыбнулся. Пули прошли над головой обвинения.
Ломакс вернул снимок в папку и вытащил другой. Он предъявил его мне, как и первый. Я смотрел на фотографию и не верил своим глазам.
Это она. Таинственная пациентка. Худощавая, среднего роста, светлые волосы почти до плеч. Но на этот раз — точно она. Ложная Саманта Кент. Она была в длинном черном платье и в красной накидке поверх плеч.
— Доктор Ремлер? — произнес Ломакс. — Доктор Ремлер?
Нужно было сказать что-нибудь — хотя бы для Юнис с ее стенографической машинкой. Протокол должен констатировать то, о чем все присутствующие и сами уже догадались.
— Это она. Вне всяких сомнений, — сказал я.
Первое вызванное снимком потрясение быстро уступило место осознанию того, где он был сделан. Запечатленная на фотографии женщина стояла под уличным фонарем у ступенек, ведущих в музей «Метрополитен», туда, где проводило прием «Общество Кеспера». А значит…
— Что такое, доктор Ремлер? — спросил Ломакс.
Он не сводил с меня глаз. Его явно интересовало выражение моего лица — лица человека, мысленно решающего задачку на сложение: «Один плюс один — это будет…» Как вскоре выяснилось, Ломакс отлично знал, сколько это будет.
Таинственная пациентка была на фотографии не одна. Ломакс показал мне лишь половину снимка. Вторая была отогнута назад. Ломакс расправил снимок, и картина стала полной. Я и моя Таинственная пациентка. Стоящие бок о бок.
Хеммерсон улыбаться перестал. Зато Терри с Виктором прямо-таки светились от радости.
— Я требую объяснений, ваша честь! — пролаял Хеммерсон.
— Во-первых, успокойтесь, советник, — сказал Ломакс. — Во-вторых, выслушайте то, что я собираюсь вам рассказать, не перебивая меня. — Он скосил глаза на Виктора с Терри. — К вам это тоже относится.
Затем последовали объяснения:
— Когда я вчера вернулся сюда после объявления перерыва в слушании дела, меня ожидал конверт, доставленный курьерской службой. Как правило, судьи не вскрывают писем, которых не ждали. Однако в адресе отправителя был указан юридический факультет Нью-Йоркского университета, а я читаю там лекции, и потому я конверт вскрыл. Внутри лежала фотография и отпечатанная на машинке записка. — Ломакс снова сунул руку в папку и вытянул оттуда листок бумаги. — Записка состоит всего лишь из одного предложения, — сказал он, — а именно: «Доктор Ремлер говорит правду».
Он немного помолчал и продолжил:
— Естественно, содержимое конверта заставило меня призадуматься, и прежде всего о том, откуда его прислали. Я связался с несколькими моими знакомыми по юридическому факультету, ни одному из них о конверте ничего известно не было.
— Тогда я позвонил в курьерскую службу. Его отправили из центра города, оплатили наличными. Помимо этого, мне ничего сообщить не смогли.
— Простите, ваша честь.
Ломакс холодно посмотрел на Хеммерсона:
— Разве я не просил не перебивать меня?
Хеммерсон извинился, и Ломакс двинулся дальше:
— Оставляя в стороне анонимность отправителя, первейший для меня, связанный с процессом вопрос состоял в том, какими должны быть последствия того, что я увидел этот снимок. Доктору Ремлеру я показал две фотографии. А в посланном мне конверте находилась, как я уже сказал, одна.
Причина проста. Закон требует, чтобы я исходил из невиновности доктора Ремлера. Я также обязан предполагать, что он никакого отношения к доставке мне этой фотографии не имеет. Однако при этом я и на слово доктора Ремлера полагаться как на доказательство не могу. — Ломакс взял со стола первую из показанных мне фотографий, поляроидную. — Именно поэтому здесь присутствует еще один снимок. Иными словами, мне требовалась контрольная группа.
То есть он устроил мне проверку.
— Вчера, вскоре после получения конверта, я попросил Юнис выйти с фотоаппаратом, который мы держим в офисе, на улицу. Я попросил ее подыскать женщину, отвечающую описанию предполагаемой пациентки доктора Ремлера, и сфотографировать ее. — Ломакс умолк, коротко взглянул на снимок. — Кстати, должен сказать, что, по-моему, Юнис потрудилась на славу.
Я взглянул на Юнис, записывавшую комплимент Ломакса. Она чуть заметно улыбалась.
— Вы все видели, каким образом я использовал и эту фотографию, и ту, что была мне прислана. Вы видели также реакцию доктора Ремлера. Некоторым из вас мои действия могут показаться выходящими за пределы прерогатив судьи. Сейчас я предоставлю обеим сторонам возможность высказать свое мнение, однако прошу помнить: что касается правовой точки зрения, я уже проработал ее у себя дома.
Судья откинулся на спинку кресла и сцепил на затылке пальцы.
Первым высказался Хеммерсон:
— Как можем мы знать, что фотография послана вам не самим обвиняемым или кем-то, кто выполнял его поручение?
Терри быстро глянула на меня — желая увериться, что я помалкиваю. Инстинкт требовал, чтобы я попытался себя защитить, однако у меня уже был такой защитник, что лучше и не придумаешь, — судья.
Ломакс:
— Да, вполне можно предположить, что фотографию послал мне доктор Ремлер и/или кто-то из его адвокатов, однако тут возникает вопрос: почему они не сделали это раньше? Дело в том, что если вы внимательно присмотритесь к фотографии, то поймете — снята она далеко не вчера. На самом деле несколько месяцев назад. Примерно в то время, когда доктор Ремлер был арестован.
— Разве на ней отпечатана дата? — спросил Хеммерсон.
Ломакс с деланно скромным видом покачал головой.
— Тогда откуда же вам это известно?
— Видите ли, я большой поклонник Марка Ротко, — ответил Ломакс и ткнул в фотографию пальцем. — Видите красную полоску на заднем плане? Это реклама выставки Ротко. Я знаю это, потому что посетил ее — в прошлом октябре.
Вот так Марк Ротко и стал для меня любимейшим из художников всех времен и народов.
Загнанный в угол Хеммерсон понял, что тут он проиграл, и попытался подобраться к Ломаксу с другой стороны:
— Ваша честь, как бы там ни было, вы, как судья, обладаете правом игнорировать содержимое этого конверта.
— Да, обладаю, — ответил Ломакс, снова опуская снимок на стол. — Но тут возникает проблема. Во-первых, где-то существует человек, которому известно, что я эту фотографию получил. И если я закрою на нее глаза, это вовсе не означает, что так же поступят и все остальные. Кто может с уверенностью сказать, что какая-то из газет не получит подобного же анонимного послания? И что тогда будет?
Хеммерсон был огорошен:
— Неужели возможно, чтобы угроза со стороны средств массовой информации диктовала вам, как следует поступить?
Ломакс покачал головой:
— Пресса меня не волнует. — Он снова взял снимок. — Даже если пациенткой доктора Ремлера эта женщина не была, она все равно существует. Только отыскав ее, мы сможем узнать все наверняка. Является ли она важной свидетельницей, подозреваемой или ни в чем не повинной прохожей, нам необходимо найти ее. Сколько бы мы ее ни игнорировали, существовать она от этого не перестанет.
Хеммерсон был вне себя.
— Неужели вы действительно собираетесь поступить так, как я думаю?
— Да. Я прерываю процесс. Необходимо новое полицейское расследование. Возможно, Саманта Кент узнает эту женщину.
— А если выяснится, что все это обман, попытка избежать обвинительного приговора, что тогда? — спросил Хеммерсон.
— Тогда мы начнем все сначала, — ответил Ломакс.
Нельзя сказать, что мы праздновали победу, но в целом вечер прошел неплохо — улыбки, шутки, смех, спиртное и снова спиртное. Был даже провозглашен тост.
