Однажды зимой — я тогда был курсантом военного училища — мы в составе подвижных милицейских групп (ПМГ) стажировались в несении патрульно-постовой службы.
Ближе к ночи дежурный сообщил по рации: звонит вахтер из общаги медучилища и говорит, что рядом, на пустыре, раздаются женские крики.
В тот момент мы как раз находились неподалеку от медучилища. Водила дал газу и буквально через пару десятков секунд наша потрепанная лайба со страшным шумом выскочила на пустырь, осветив фарами две копошащиеся фигуры. Долговязый мужик таскал закутанную в шаль даму по снегу — дама пронзительно визжала и отбивалась. Мы, естественно, выскочили, слегка помяли этого дядечку и спеленали его по всем правилам ментовской науки. А дама вдруг заявила, что дядечка, угрожая ножом, пытался ее изнасиловать.
Наличие ножа мужик категорически отверг — не было, и все. Мы тщательно обыскали задержанного, осмотрели все вокруг — нет ножа. Может, не было никакого ножа? Может, показалось? — спросили даму. Да как же не было! Вот — глядите! Дама предъявила порезы на пальто. Действительно, полы были в нескольких местах располосованы чем-то чрезвычайно острым.
Вызвали на помощь ПМГ № 2, осветили фарами местность и в буквальном смысле перетряхнули каждый квадратный сантиметр снега в радиусе ста метров. Нет, и все тут! Вот вы, уважаемый читатель, как вы думаете — куда этот хмырь мог засунуть нож? Нас там было с десяток — и хоть все не явно выраженные гении, но ведь и не дураки же! — никто не сумел додуматься.
Тогда самый мудрый из нас, начальник ПМГ № 2, дал команду затащить задержанного за машину — чтобы дама не видела-и соорудить ему «вертолет». Что такое «вертолет», знаете? Если нет, не буду вас просвещать, но поверьте на слово — ну о-о-очень неприятная штука! Так вот — соорудили мы этот самый «вертолет» и буквально через минуту предмет поиска обнаружился.
Оказывается, когда мы этого дядечку ударно ломали, он исхитрился — умелец народный! — вставить нож за козырь шапки-ушанки начальника ПМГ № I! Представляете, какой у всех у нас был видок, когда осветили фонариком голову сержанта и обнаружили торчавшую из-за козыря наборную рукоять небольшой финки?! Искали-то где? В снегу. Кому могло прийти в голову, что задержанный такую штучку отмочит! Век живи — век учись…
— Слушай, братишка — хорош дурака валять! — оглушительно хлопнув по бочке, прокричал Вовка. — Ну отдай ты эти бабки! Скажи — где и вылезай оттуда! Все равно ведь найдем!
— Да нету у меня ничего, нету! — плаксиво прогундосил я через шланг. — Я тут замерз. Белый — выпусти меня, а?! Выпусти и ищи, если не веришь. Ведь можно искать и день и два — я же здесь околею!
— А вот хер тебе, — несколько раздраженно прогудел бригадир. — Пока мы не найдем твои бабки, сиди себе! Я ж сразу сказал…
Ну нет, Белый — это тебе хер! Пока я тут, в бочке, баксов вам не видать! Это триста тысяч процентов. Ха! Потому что жилетка — на мне… Вот такие дела.
Да, дядечки, естественно, меня обыскали, но ничего не обнаружили. А жилетку снять не догадались — команды не было. Надел же я ее перед тем, как отправиться к бригадиру, вовсе не из-за того, что подозрения какие-то возникли. Так, на всякий пожарный. Чтобы под рукой была. Последний день все же в этом городе — мало ли?
Так что ищите… А меня в настоящий момент занимает такая мысль: водостойкая ли краска на стодолларовых банкнотах?! В этом вопросе, увы, я дуб дубом. Вот будет смеху, если окажется, что все мытарства я вынес зря и мое состояние пришло в негодность! Кабы знать, я бы раньше обязательно поэкспериментировал: замочил бы на пару часов одну купюру в кружке с водой…
— Не понял! — вдруг раздался недоуменный крик бригадира. Затем послышался какой-то странный звук… Если бы я был в другом месте и в другой обстановке, то принял бы этот звук за последний хрип смертельно раненного.
Застучали торопливые мягкие шаги и спустя несколько секунд плита с бочки съехала в сторону с ужасным скрежетом и рухнула на пол.
Я с трудом выпрямился и, отфыркиваясь, уставился на двух незнакомцев в кожаных куртках — незнакомцы, в свою очередь, удивленно рассматривали меня. В руках у них были пистолеты с глушителями.
Слегка отдышавшись, я начал было: «А где…» — и осекся. Вопросы были излишни. Белый и Вовка лежали на полу, истекая кровью. Лучший друг мой умер мгновенно: во лбу у него зияла аккуратная дырочка. Легкая смерть — он даже не успел ничего почувствовать. А вот бригадиру не повезло: незнакомцы угостили его двумя пулями в грудь, и теперь он, хрипя и судорожно дергаясь, скреб ногтями по полу, выплевывая изо рта сгустки крови. В угасающем взоре Белого я прочел страшное удивление. Не чаял, видимо, всесильный бригадир, что внезапная смерть застигнет его в подвале собственного дома.
— Взяли! — скомандовал один из «кожаных» — тот, что покороче, и они дружно выдернули меня из бочки.
— Мужики — вы кто? — морщась спросил я и тут же с оханьем сложился пополам — затекшую поясницу пронзила острая боль.
— Красная армия, братишка, — серьезно сообщил тот, что покороче, и поинтересовался:
— Двигаться можешь?
— Можно попробовать, — простонал я, пытаясь выпрямиться. — Наручники сняли бы, а? Ключи вон у него, — я указал на Белого, — или у кого-то из его псов, что во дворе. Вы обыщите их…
— Некогда, — в один голос заявили «кожаные», а короткий добавил:
— Пока всех обыщешь… — И они потащили меня наверх, ухватив под мышки.
— В смысле, всех? — не врубился я. — Кого это всех?
— Щас увидишь, — коротко буркнул тот, что подлиннее. Двор бригадировой усадьбы был похож на небольшой забойный цех. Возле крыльца лежали с одинаковыми дырками во лбах двое «быков» Белого — те самые, что привезли меня накануне для расчета.
У ворот, завалившись вперехлест друг на друга, покоились привратные дядьки. «Мазда» Кротовского, с парой десятков пробоин в стеклах, стояла, сиротливо распахнув дверцы — из салона безжизненно вытарчивали три пары ног. Видимо, злосчастная «обысковая» группа. Мне показалось, что на лицах у всех покойников застыла печать безмерного удивления. Странно… Ребята, кое-что повидавшие, не раз бывавшие в передрягах… Наверно, «кожаные» действовали весьма неожиданно и профессионально.
— Это вы их? — поинтересовался у я влачивших меня налетчиков.
— Ну, — лаконично подтвердил тот, что повыше, не прекращая движения.
— У них у всех стволы были, — счел нужным прокомментировать короткий.
— Могли стрелять…
— Ясно, — пробормотал я, хотя ни хрена ясно не было. Кто? Откуда? Зачем? Черт-те что и сбоку бантик!
— Слышь, мужики! — внезапно спросил я, вспомнив мучившую меня мысль. — А на баксах краска водостойкая, нет?
«Кожаные» на секунду затормозили и озадаченно переглянулись.
— Не волнуйся, братишка, — успокаивающе пробормотал короткий и ласково потрепал меня по плечу, — мы тебя выле… эммм… реабилитируем!
За воротами, метрах в пятидесяти, стоял джип «Чероки» цвета спелой вишни. На правом переднем месте сидел, высунув ноги наружу, немолодой мужик — тоже в кожанке — и со скучающим видом почесывал антенной «мотороллы» правый висок. На коленях у мужика мирно покоился симпатичный «Кедр».[11]
— Все в норме, Федорыч, — доложил короткий, когда мы приблизились к машине. — Девять «двухсотых», «трехсотых» нет… — Он мотнул головой в мою сторону и негромко добавил:
— Только, по-моему, парнишка немного того… Гонит маленько.
— Ага, про краску водостойкую справляется, — подтвердил тот, что подлиннее, распахивая правую заднюю дверцу.
Изучающе посмотрев на меня, мужик едва заметно улыбнулся, зачем-то подмигнул мне и, приложив палец к губам, заметил:
— Ну нет, этот парень так просто с петель не съедет! Он не гонит. Он и не такое видал. Верно я говорю, Олежка?
Я замер, как парализованный, глупо разинул рот и во все глаза уставился на мужика с рацией. Нет, нет — я готов был голову отдать на отсечение, что раньше никогда его не видел! Что-что, а зрительная память у меня в полном ажуре. Но вот голос, голос… Пусть меня пристрелят на месте из противотанкового гранатомета, если этот голос не принадлежал полковнику Шведову!!!
…Жил-был Анатолий Петрович Шведов — хороший мужик, умница, отличный семьянин и полковник ФСБ. Надо заметить, совсем не кабинетный полковник: и жизнью сильно битый, и стреляный не раз, помотавшийся изрядно по стране и за ее пределами и так далее. Истинный патриот и мастер своего дела. Связей, порочащих его, не имел.
Вроде бы все в жизни у полковника получалось как надо: вырастил двух детей, выслужил хорошую квартиру почти что в центре первопрестольной, заимел приличную дачу, престижную иномарку, приобрел определенное положение в обществе и искреннее уважение как начальников, так и подчиненных… Ну, почти что полный набор, характерный для средней руки номенклатуры: осталось дотянуть пару лет до пенсии и можно на Клязьме с утра до вечера рыбалкой развлекаться.
