Лекюийе чувствует, что за ним наблюдают, и, сам не зная почему, достает из сумки с инструментами большую медную шайбу и, будто не замечая, что не один в помещении, принимается быстро-быстро вертеть ее между пальцами, потом заставляет ее исчезнуть. Он слышит, как мальчик выражает свое восхищение:
— Ух ты!
И тогда маленький человек, уверенный в себе, укладывает свои инструменты, встает и, ни разу не взглянув на мальчика, забирает чек и пять евро чаевых. Прощается и благодарит. Демоны потрясены тем, свидетелями чего им только что довелось быть. Какая неосмотрительность! Сколько гордыни! Они, видите ли, обиделись и больше с ним не разговаривают.
Арно Лекюийе, сидя в машине, довольный собой, сверяется с расписанием на день.
— Самое главное, — произносит он вслух, — внимательно смотри по сторонам, не пропусти объект, отвечающий твоим требованиям.
Он еще некоторое время ерзает и дергается на сиденье, а потом отъезжает.
Немного восстановив силы, Мистраль отправляется к автомату за очередной порцией кофе. Вернувшись обратно со стаканчиком горячего напитка, он садится за свой рабочий стол и просматривает записи в черном блокноте. Потом берет лист бумаги и пишет:
«Преступник.
Мужчина, примерно тридцати пяти лет, маленького роста, темные короткие волосы, худощавого телосложения; одет был в бежевую куртку (порвана в верхней части правого рукава) и темные брюки; пользуется туалетной водой низкого класса, больше уже не производимой и купленной по меньшей мере пятнадцать лет назад; согласно информации, полученной в ходе трех допросов жертв его неудачных покушений (два — 1989 год, один — январь 2002-го), представляется Жераром; трижды упоминал мать, ни разу — отца; фоторобот не представляет особой практической ценности: заурядная внешность, — но оказывает своего рода гипнотическое воздействие взгляд; убийца появляется и исчезает незаметно для свидетелей.
Жертвы.
Мальчики от девяти до двенадцати лет — темноволосые, белой расы. Жертвы никак не связаны между собой: из разных слоев общества, не посещали никаких общих учреждений, из разных округов Парижа. На данной стадии расследования: никаких точек соприкосновения, кроме того что они все сильно возбуждали Фокусника.
Место преступления.
Все эпизоды имели место в Париже, в подсобных помещениях домов (подвалы, огороженные загоны для велосипедов); тела мальчиков: лежат на животе, лица повернуты вправо, руки слегка разведены в стороны, кисти на уровне плеч, пальцы расставлены в стороны; убиты посредством удушения до изнасилования; пробы на анализ ничего не дали, нет возможности определить ДНК. Совершено еще одно сопутствующее убийство (январь 2002-го).
Выводы.
Он выбирает мальчиков не случайно, для убийцы они все имеют нечто общее. Сцена преступления на что-то указывает — на что? Мы знаем последовательность его действий, но не их алгоритм. Он должен что-то забирать с собой, чтобы поддерживать в себе определенный градус вожделения, — что именно? Родители сказали, что он ничего не брал, детям не наносились травмы. Что он мог взять? Как он передвигается? Пешком? На общественном транспорте? На машине?»
Перечитав эту своеобразную ориентировку, Мистраль убирает ее в папку с надписью «Фокусник», где уже лежат другие его записи и копия фоторобота. Допивает остывший кофе. Уже в тысячный раз обещает себе, что больше не пойдет за кофе. Дверь в его кабинет открыта; входит Дюмон, с суровым выражением лица.
— Я за новостями; все сильнее ощущается дефицит информации.
— Садись и перестань говорить глупости. Если ты имеешь в виду Фокусника, то сам знаешь; на данный момент у нас решительно ничего нет. Я обобщил кое-какие свои размышления — вот они, никакой тайны из них не делаю. Тебе хорошо известно, что нет ни малейшей зацепки.
— О’кей, О’кей! Просто мысли вслух. Я уже работал над делом этого Фокусника. Не знаю, в курсе ли ты, но я служил в следственном отделе инспектором[4] в те годы, когда орудовал этот тип. У нас чуть не возник комплекс совершенного бессилия.
— Да, я слышал, что ты здесь уже работал. Послушай, мне в голову пришла вот какая идея. А не приходятся на те годы еще не раскрытые убийства?
Дюмон задумывается, потом отрицательно качает головой.
— Трудно сказать — ведь, честно говоря, я уже не очень помню. Все силы следственного были тогда брошены на борьбу с Фокусником. Остальными убийствами, проходившими по нашей части, занимались другие отделы. Я не знаю, что это нам дало. В то время, будучи лишь инспектором, я не имел доступа ко всем материалам дела. Надеюсь, теперь у меня будет больше возможностей!
Мистраль раздраженно пожимает плечами.
— Геран попросила меня мобилизовать все службы. Мы не должны ждать следующего убийства. Остальные дела придется сбросить на другие подразделения, а ты, в качестве наблюдателя от нашего отдела, будешь контролировать их работу.
От Мистраля не ускользнуло, что при этих словах Дюмон мгновенно изменился в лице, взгляд его стал тяжелым.
— Ты хочешь устранить меня от дела Фокусника? Понимаю: месье желает лопать все почести со стороны прессы в одиночку. Может, у тебя уже есть какой-то след? Черт возьми, за кого ты себя принимаешь?
Не прошло и пяти минут, как мнимое затишье превратилось в настоящую бурю.
Мистраль вскочил со своего кресла, несколько озадачив Дюмона такой реакцией.
— А теперь заткнись и послушай меня. Я не ищу никаких почестей, мне на них плевать. Единственное, чего я хочу, — это добиться максимальной эффективности в поимке человека, убивающего детей. Этим делом должны заниматься все подразделения, каждый — от рядового полицейского до шефа. Уяснил? Если ты возьмешь на себя другие убийства — возможно, там тебе попадутся какие-то зацепки, относящиеся к нашей теме. Если ты этого не понимаешь — значит, ты ничего не смыслишь в профессии следака. А теперь отвали, у меня есть чем заняться поважнее, чем ублажать твою такую чувствительную натуру.
Дюмон стремительно покидает кабинет Мистраля. А тот с силой бросает ручку на стол и восклицает:
— Нет, ну какой идиот!
Пытаясь отвлечься и немного успокоиться, он спускается в оперативный отдел, чтобы оставить инструкции на выходные. Дежурные офицеры уже сдали папки с отчетами — на вечерней планерке, — и это ощущалось по несколько ослабленному напряжению. Начальник отдела, видавший виды майор, предлагает Мистралю кофе, но тот с улыбкой отказывается.
— Я сегодня уже превысил дозу. Вы скоро освободитесь?
Майор смотрит на часы на стене. На них восемнадцать сорок пять.
— Я заканчиваю в семь, а завтра дежурю с семи вечера до семи утра. Есть какие-то особые задания?
— Я в эти выходные не дежурю, но если случится что-нибудь серьезное, имеющее отношение к детям, или если Фокусник снова проявится — звоните мне в любое время дня и ночи, мой мобильник всегда будет включен. В нашем отделе остается дежурить Мартиньяк. С ним можно ничего не опасаться: он знает, что в любой момент может со мной созвониться. Держим связь.
Мистраль похлопывает по сотовому телефону, висящему у него на поясе.
— Нет проблем. Кальдрон мне сказал то же самое. Я проинструктирую на этот счет ночную смену.
Они пожимают друг другу руки. «Удачи», — читается во взгляде старого майора. Поднимаясь в свой кабинет, Мистраль сталкивается с Дюмоном, раскрасневшимся от злости. Не глядя друг на друга, они молча расходятся.
Мистраль появляется в кабинете Кальдрона как раз в тот момент, когда завершается инструктаж группы, дежурящей в выходные. Мистраль дожидается полного окончания совещания. Задав несколько вопросов, полицейские направляются к выходу, прощаясь с остающимися.
— Я объяснял парням, что делать, если объявится наш человек. Думаю, мы все предусмотрели.
Мистраль кивает.
— У директора еще нет уверенности относительно того, стоит ли ознакомить с фотороботом прессу, — замечает Мистраль. — Мне кажется, префект рассматривает вопрос о смене тактики. Я сообщил ему свое мнение. Этот портрет слишком неконкретен, чтобы его распространять среди населения. Там изображено лицо из тех, что забываешь сразу же, как только отводишь глаза.
— Что вы делаете в эти выходные?
— Прежде всего сегодня ночью мне надо закончить чтение досье. Этим я займусь дома. Завтра днем я пообещал детям отвести их в Люксембургский сад. В воскресенье — посмотрим по обстоятельствам. А вы?
— Раз вернулся Фокусник, я хочу все время оставаться на связи. В субботу отправлюсь с женой по магазинам, а в воскресенье, если будет спокойно, будем обедать в одном уютном ресторанчике на площади Вогезов и немного побродим по кварталу Марэ. Ей очень нравятся эти места.
Оба знают, что выходные будут не более чем передышкой, во время которой они оба ни на секунду не смогут расслабиться, как часовые на посту.
