Дулкин молчал.
– Валерий Николаевич, – не выдержав, горячо сказал я. – Здесь все не просто так, вы же видите. Это какой-то заговор. Или как у вас говорят? Умышленный сговор с целью сокрытия преступления. Так, кажется?
Дулкин как-то странно смотрел на меня. Смотрел долго.
– Ты не сдаешься, да?
– И не сдамся. Месяц назад в моей семье было четыре человека. Сейчас вдвое меньше. Я не могу смотреть на это и ничего не делать. Вы бы на моем месте – что делали?
Дулкин покивал – я так и не понял, своим мыслям или мне в ответ. Поколебавшись, он достал из ящика стола визитку и положил передо мной.
– Рогов, здесь мой рабочий и сотовый. Узнаешь что-нибудь важное – звони сразу. Помогу, чем смогу.
Визитку я сохранил, хотя номера Дулкина для подстраховки – мало ли, вдруг пригодятся – вбил в память своего телефона.
В тот же день новости появились и у Тимура.
– Я порыскал в инете, – провозгласил он, когда вечером мы встретились в родительском дворе. У меня на карманах не было ничего, Тимур об этом, видимо, забыл. Пришлось ему раскошеливаться на пиво для обоих. – По поводу этих твоих клофелинщиц из Самары.
– И что с ними?
– Самарские газеты вовсю пишут о них. Там, в общем, целая индустрия. Приезжим и попутчикам в поездах подсыпают в выпивку и вообще в какие-нибудь напитки – ну, типа кофе, или сок, а может, и в воду… Хотя в воде, наверное, сразу чел просечет привкус левый, как думаешь? Хм…
– Тимур, остывай, закипаешь, – традиционно прекратил я его словесный поток.
– А, ну да. Так вот, девки симпатичные работают приманкой. Шалавы, скорее всего, как тебе тот рыжий и сказал. Главная обязанность шалавы – подсыпать колеса в напиток. Если у него есть кредитка, то им нужно еще и раскрутить его так, чтобы он расплатился картой. Сама девка запоминает ПИН-код. Когда клиента совсем развозит, девка выводит его из бара подышать. А там его грузят в машину.
– В машину, – хмуро повторил я.
– Угу. Обчищают по полной, а потом клиента выкидывают на какой-нибудь улице. Без денег, без документов, без сознания. И тут самое интересное. Когда клиент приходит в себя, у него кратко… кратковременная, короче, потеря памяти. Вообще ничего не помнит: где был, с кем пил, что делал. Ноль. Врачи говорят, что у всех в крови были обнаружены следы нейролептиков.
– Что это?
– Препараты, блин.
– Догадался, что не аттракцион в парке. Что за препараты?
– Те самые, усыпляющие. Типа клофелина. Эти колеса вызывают, – Тимур почесал затылок, вспоминая формулировку, – гипоксию головного мозга. Из-за чего у многих наступает амнезия. Та самая. «Кто я?» и все такое. В газетах самарских пишут, что на счету этой банды уже человек 40 жертв. Большинство приезжие. – Тимур поколебался, прежде чем продолжить: – Из них трое померли. Еще человека четыре в коме из-за передозировки этими колесами. А у десяти человек – амнезия.
Я угрюмо кивнул.
– Это уже интересно.
– Еще бы! – Тимур щелкнул пальцами. – А что, если Серегу как раз так и поимели? Понимаешь? Он может быть жив. Но ничего не помнит. Вообще ничего. Поэтому и не может позвонить и вообще как-нибудь дать сигнал, что живой, что с ним все в порядке. Он просто не помнит, куда и кому нужно звонить.
Тимур только подтвердил то, что я уже знал. Самара – это след номер один, и мне следует как можно быстрее рвать туда. Правда, на пути дальнейших поисков стояли два препятствия. Первое – поминки отца, на которые я пообещал остаться. Второе – полное отсутствие денег.
Решать проблемы нужно по мере поступления. Сейчас самое время. Деньги я мог найти только по одному адресу. Туда я и отправился прямо с утра.
Приемная Щербакова в офисе компании «Гермес» была закрыта. Впрочем, часы показывали без четверти девять – я приехал слишком рано. Коротая время, обошел весь этаж, обнаружил курилку там, где она обычно и располагалась – на лестнице – и засел там, выглядывая в фойе с лифтами каждый раз, когда створки с характерным звуком открывались.
Щербаков показался минут через десять. В костюме, с портфелем в руках, он говорил по сотовому телефону. Я быстро вышвырнул окурок – попал в урну с трех метров, я никогда не промахиваюсь (практика наше всё) – и шагнул ему навстречу.
– Ладно, я попозже перезвоню, – нахмурился Щербаков. Отключившись, сунул сотовый во внутренний карман пиджака и вопросительно уставился на меня. – Доброе утро.
– Николай Андреевич, – кивнул я.
– Вы ко мне?
– Больше здесь я никого не знаю.
– Действительно. Что-то важное?
Я подумал, в какую бы форму облечь слова «дайте денег».
– Кажется, я напал на след.
Щербаков энергично кивнул.
– Идемте!
Мы расположились в кабинете. Щербаков поцокал языком, поминая недобрым словом опаздывающую секретаршу. Затем вспомнил о деле и дал мне слово. Я рассказал все. О клофелинщицах из Самары. О Галине Косниковой, погибшей в тот вечер, когда Сергей получил звонок «из офиса».
– Я подумал, вдруг вы знаете эту девушку, Галину.
– Я? – удивился Щербаков. – Почему я должен ее знать?
– Вдруг она когда-то работала в «Гермесе». Или была одним из ваших клиентов. Ее любовник, которого нам сейчас нужно найти, был небедным человеком. Раз обеспечил Косникову жильем, обставил квартиру и даже наверняка машину ей купил. На которой она и разбилась.
Щербаков задумался.
– Клиентов у нас не так много, как хотелось бы. Я бы запомнил. Вы уверены, что там ищете? Может, у Сережи были какие-то знакомые, о которых не знали вы? Такое возможно?
Я был вынужден признать, что да. В последние годы мы с Сергеем виделись не так часто, как хотелось бы. У брата – сначала институт, потом Женя, затем работа. А у меня – улица, со всеми вытекающими последствиями.
– Наверное, – нехотя согласился я.
Щербаков покачал головой.
– Но то, что вы узнали, не может не беспокоить. Здесь прослеживается злой умысел. Я начинаю думать, что вы с самого начала были правы. Может, поэтому Сергей и вызвался в командировку? Уехать подальше, хотя бы на время? Может быть, на него слишком давила вся эта история?
– Я тоже так думаю.
– Хорошо. Это уже что-то. Держите меня в курсе, если выясните что-то еще, договорились?
Я пообещал. Но не двинулся с места, хотя его последняя фраза была намеком на завершение разговора. Щербаков кашлянул.
– Что-нибудь еще?
– Мне очень неудобно, – сказал я.
– По поводу?
– Просить. Неудобно просить.
– Деньги, – осенило Щербакова.
– Последний раз. Я чувствую, что след в Самаре меня выведет туда, куда нужно. Но до Самары нужно добраться.
Щербаков встал и направился к лифту.
– Можете не продолжать.
Он порылся внутри внушительных размеров металлического ящика, зашуршали купюры. Подойдя к столу, Щербаков положил на него несколько пятитысячных купюр.
– Я могу написать расписку.
– Этого не нужно, – торжественно заверил Щербаков. – Найдите Сережу.
Когда я уже уходил, он добавил:
– Вы молодец, Алексей. Всем бы таких братьев. И наша жизнь, может быть, была бы чуточку лучше.
Я обернулся.
– Вы меня плохо знаете.
Матери не было, когда я вернулся. Оно и к лучшему. Я собрал рюкзак, запихав внутрь все необходимое для дороги: сменное белье и носки, кофта, запасные джинсы. Теперь я был готов.
Странное дело. Сидя в пустой квартире рядом с собранным и готовым для продолжения поисков рюкзаком, я смотрел на стены комнаты, в которой вырос. И вдруг со всей отчетливостью понял, что эта квартира больше не была моим домом.
Все происходило слишком незаметно, исподтишка. Сначала я снял съемную квартиру, оплачивал которую деньгами от нашего с Тимуром бизнеса – скупки и перепродажи краденого. Это была старая грязная однушка, в которой я просто ночевал, возвращаясь под утро после очередного вояжа по кабакам. Как правило, возвращался не один. Девушкам, с которыми я проводил время, было так же, как и мне, плевать, что квартира была грязная, старая и неуютная. Мне было важно знать, что существует место, в которое я могу в любой момент вернуться – один или в компании – и делать там то, что мне заблагорассудится. Но когда совсем прижимало, я шел в отчий дом.
А потом было СИЗО. Квартиры я за это время благополучно лишился. Родители встретили меня без энтузиазма и слез счастья на глазах. Слезы были, но другого характера – пропал брат. Временное пристанище я нашел у Тимура. Затем умер отец, и вот я снова, спустя почти семь месяцев, вроде как живу в родительской квартире. Но теперь это не было отчим домом, куда можно было вернуться в любой момент, когда тебя совсем прижмет. Да и от семьи здесь осталась только тающая мать. Время вымыло из этих стен членов моей семьи, а вместе с ними и меня самого. И теперь был здесь чужим.
Мне не терпелось отправиться в путь. Не только потому, что это давало надежду, что я найду Сергея. Но и потому, что я просто хотел покинуть эту квартиру. Мне было здесь неуютно. Она больше не была моим домом.
