— Это была Эшли. Она встревожена не на шутку. Похоже на то, что она действительно влипла в историю с этим бостонским подонком и теперь немного напугана.
Мгновение поколебавшись, Салли спросила:
— Что значит «влипла в историю»?
— Она сама объяснила бы это тебе лучше. Насколько я понимаю, парень один раз переспал с ней и теперь не желает оставить ее в покое.
— Это тот самый, чье письмо нашел Скотт?
— По-видимому. Он твердит, что они «предназначены друг для друга» и тому подобные вещи, хотя они, разумеется, не имеют никакого смысла. Он вроде бы немного не в себе, но опять же нужно спрашивать об этом Эшли. В ее изложении все это, наверное, будет звучать более… конкретно, что ли.
— По-моему, вы делаете из мухи слона, но…
— Похоже что нет, — прервала ее Хоуп. — Конечно, у нее есть склонность все драматизировать, но в данном случае она встревожена не на шутку. Мне кажется, ты должна позвонить ей не откладывая. Я думаю, ей полезно поговорить с матерью, это придаст ей уверенности.
— Этот парень бил ее? Или угрожал?
— Не совсем. И да и нет. Тут все не так просто.
— Что значит «не совсем»? — потребовала Салли.
— Ну, понимаешь, когда говорят «Я убью тебя» — это несомненная угроза, но фраза «Мы вечно будем вместе» может означать то же самое. Трудно сказать наверняка, когда сам не слышал, как это было сказано.
Хоуп была удивлена тем, с каким убийственным хладнокровием Салли восприняла ее сообщение.
— Позвони Эшли, — повторила она.
— Да, ты, наверное, права, — согласилась Салли, подходя к телефону.
Скотт набрал номер домашнего телефона Эшли, но он был занят, и уже в третий раз за этот вечер ему пришлось говорить с автоответчиком. По мобильному телефону он тоже пытался дозвониться, но и там беззаботный голос дочери попросил его оставить сообщение. Все это совершенно выбивало его из колеи. «Какой толк от этих современных средств коммуникации, — думал он, — если они не помогают связаться с человеком?» Когда в восемнадцатом веке люди получали письмо, преодолевшее большое расстояние, оно много значило, было настоящим событием. Современные средства сокращают расстояние, но нисколько не приближают людей друг к другу.
Телефонный звонок прервал растущую тревогу Скотта.
— Эшли? — выдохнул он, схватив трубку.
— Скотт, это я, Салли.
— Салли? Что-нибудь случилось?
Она помедлила, и пауза была настолько жуткой, что у него свело желудок и потемнело в глазах.
— Когда мы разговаривали в прошлый раз, — произнесла Салли, призвав на помощь всю свою адвокатскую невозмутимость, — ты выразил беспокойство в связи с найденным письмом. Так вот, твое беспокойство, возможно, было оправданным.
Скотт с трудом сдержался, чтобы не наорать на нее из-за профессиональной рассудительности ее фразы.
— Почему? Что случилось? Где Эшли?
— С ней ничего не случилось. Но похоже, у нее действительно проблема.
По дороге домой Майкл О’Коннел остановился перед витриной небольшого магазина, торгующего инструментами и принадлежностями, которыми пользуются люди искусства. Его запас угольных карандашей подошел к концу, и, выбрав новый набор, он сунул его в карман парки. Взяв средних размеров блокнот для рисования, он отнес его на прилавок. За кассой сидела скучающая молодая женщина с волосами в красную и черную полоску и набором колечек и побрякушек на лице. Она была одета в черную футболку с надписью: «Свободу тройке из Западного Мемфиса», сделанной крупным готическим шрифтом, и читала роман Энн Райс о вампирах. О’Коннел выругал себя последними словами за то, что не напихал в карманы гораздо больше самых разных товаров, пользуясь тем, что продавщица едва следила за тем, что делается в магазине. Расплачиваясь парой потрепанных долларов за блокнот, он взял себе на заметку, что надо будет заглянуть сюда через несколько дней. Он был уверен, что продавщица не станет обыскивать карманы покупателя, заплатившего за покупку.
«Важно направить внимание человека в ложном направлении», — подумал он и вспомнил, как они играли в футбол в школе. Ему больше всего нравилось, когда игра содержала элемент обмана. Заставить команду противника поверить в то, что события разворачиваются определенным образом, тогда как на самом деле происходит нечто совершенно иное. Скрытый пас. Финт при обводке. Эта тактика служила его основным жизненным принципом, и он прибегал к ней при первой возможности. Заставить людей недооценить тебя. Внушить им, что ты делаешь одно, в то время как на самом деле ты делаешь совсем, совсем другое. Только такая игра и делает жизнь стоящей.
Когда продавщица вручила ему сдачу, он спросил:
— Что это за тройка из Западного Мемфиса?
Она бросила на него страдальческий взгляд, как будто любое общение причиняло ей физическую боль.
— Это трое мальчиков, которых обвинили в убийстве другого мальчика, — ответила она со вздохом. — Но они не убивали его. Их обвинили из-за того, как они выглядели, — всем этим воинствующим святошам не нравилось, как они одеваются, говорят о готике и Сатане, и вот теперь им грозит смерть, и это несправедливо. О них сняли документальный телефильм.
— Их арестовали?
— Это неправильно. Если ты не такой, как все, — это не значит, что ты обязательно преступник.
— Точно, — кивнул Майкл О’Коннел. — Если ты отличаешься от других, копам легче поймать тебя. Тебе ничего не прощается. А если ты такой же, как все, то можешь делать все, что тебе угодно. Абсолютно все.
Он вышел на улицу, думая о том, что рассказала продавщица. Придерживаясь определенных рамок, в обществе можно действовать почти безнаказанно. Избегай магазинов с охранниками. Нанимайся на такие станции обслуживания, чей хозяин предпочитает срезать углы и на многое смотрит сквозь пальцы. Не кради ничего в работающих круглосуточно магазинчиках типа «Дэри март» или «7-11», потому что их грабили уже не раз и в каждом из них по ночам подрабатывает какой-нибудь коп, прячущийся с двенадцатимиллиметровой пушкой за зеркалом, прозрачным с обратной стороны. Делай то, чего никто не ожидает, и при этом так, чтобы это сбивало людей с толку, но не вызывало повышенной бдительности.
Никогда не полагайся на других.
Для него все это было само собой разумеющимся.
Майкл О’Коннел доплелся до своего дома и поднялся по лестнице. В коридоре, как обычно, звенело кошачье мяуканье и завывание. Соседка, как всегда, выставила сюда миски с едой и питьем для своих подопечных. О’Коннел остановился и посмотрел на них. Некоторые, наиболее смышленые, бросились наутек. Они ощущали угрозу, хотя и не понимали, в чем именно она заключается. Другие, менее сообразительные, крутились поблизости. Он нагнулся и протянул руку, пока одна из доверчивых кошек не приблизилась настолько, что ее можно было погладить по голове. Быстрым и отработанным движением он схватил ее за загривок и понес в свою квартиру.
Кошка дернулась, пытаясь изогнуться и пустить в дело когти, но О’Коннел держал ее крепко. Пройдя в кухню, он вытащил большую сумку на молнии. Эта тварь присоединится к четырем другим в морозильной камере холодильника. Когда их наберется полдюжины, он выкинет их в какой-нибудь мусорный бак подальше от дома и начнет отсчет сначала. Вряд ли старуха способна уследить за каждым из своих питомцев. И разве он пару раз не просил ее уменьшить их количество? Именно ее упрямство служило причиной их гибели, а О’Коннел был лишь орудием судьбы.
Чем дольше Скотт слушал свою бывшую жену, тем сильнее он раздражался. И дело было не в том, что пренебрежительно отнеслись к его интуиции, которая оказалась права. Его злило то, как рассудительно и хладнокровно говорит Салли. Но препираться с ней не имело смысла.
— Я полагаю, — сказала Салли, — и Эшли со мной согласна, что было бы целесообразно, если бы ты приехал в Бостон и, возможно, отвез ее на пару дней к себе домой, где она могла бы спокойно обдумать, какую угрозу может представлять этот молодой человек.
— Хорошо, — ответил Скотт. — Поеду завтра же.
— На расстоянии обычно легче найти правильную точку зрения.
— Это уж тебе виднее, — съязвил Скотт. — И какова же твоя точка зрения?
Салли тоже хотела съязвить в ответ, но передумала:
— Короче, Скотт, ты можешь взять Эшли к себе? Я сама съездила бы за ней, но…
— Но у тебя слушание в суде или какое-нибудь другое дело, которое невозможно отложить.
— Да, так и есть.
— Я съезжу за Эшли. Это, помимо всего прочего, позволит мне наконец толком выяснить у нее, что к чему, и, может быть, мы выработаем какой-нибудь план. Или, по крайней мере, придумаем что-то более конструктивное, нежели бегство из города на два дня. Возможно, мне надо просто поговорить с этим парнем, и больше ничего не потребуется.
