— Мне не следовало поддаваться на провокацию, — признал Лео, пожимая плечами. — Боюсь, играть дальше теперь нет смысла.
Он видел, что она не была уверена, радоваться ей или сердиться.
— Вы очень прилично играете, фрау Акерманн, — Лео положил своего короля. — Ваш отец был достойным учителем.
— Благодарю. Может быть, мы продолжим нашу игру, — она посмотрела ему в глаза. — Если вам повезет.
Повезет. Слово пронзило его. Он точно знал, на что она намекает. И это не имело никакого отношения к шахматам.
— Надеюсь, так и будет, — сказал он.
— И может быть, в следующий раз я обыграю вас по-настоящему, — в ее голосе прозвучало предостережение, а глаза смотрели с понимающей улыбкой. — Пожалуйста, вызовите роттенфюрера, — обратилась фрау Акерманн к охраннику у двери. — Нашему гостю пора идти. Пожалуйста, возьмете вот это с собой, — она завернула в салфетку два сахарных пирожных и яблоко. — Примите мою благодарность. Здесь все это только добавит лишний вес моему мужу.
— Благодарю вас, фрау Акерманн, — Лео поднялся и принял угощение. Когда их ладони соприкоснулись, по его рукам пробежали мурашки.
— Разрешите? — попросил Лео, указывая на крупную сливу, имевшую для него особое значение. С того самого рокового дня, когда они остановились у киоска с фруктами, он не видел ни одной сливы.
— Да, пожалуйста. Проследите, чтобы он добрался обратно без неприятностей, ефрейтор, — обратилась она к Ланге, который как раз вошел в гостиную. — И донес мои гостинцы. Я вас прошу.
— Я прослежу, фрау Акерманн, — Лео видел, как у Ланге ходили желваки под кожей от еле сдерживаемого раздражения. Ему претило провожать Лео с его дарами обратно в барак.
Фрау встала.
— В следующий раз, герр Волчек, вам придется потрудиться за угощение, — она посмотрела на Лео и слегка улыбнулась. — Так просто вы его не получите. Вы поняли меня?
— Да, — Лео опустил голову и улыбнулся в ответ. — Я вас понял.
В следующий раз… Повторял про себя Лео, возвращаясь в лагерь. Это были самые прекрасные слова, произнесенные в его адрес, с тех пор как он попал в это богом оставленное место.
Ему уже казалось, что все не так уж плохо. Несмотря на присутствие подгонявшего его Ланге.
У Лео появился покровитель.
Глава 20
На следующей неделе фрау опять послала за ним. Потом еще раз, несколько дней спустя.
То же повторилось через неделю.
Роттенфюрер Ланге приходил в барак за Лео ближе к вечеру, пока ее муж был на службе. Каждый раз они останавливались в душевых, и Лео мылся. И с каждым разом раздражение охранника, недовольного этим заданием, нарастало.
Они повторяли все тот же маршрут: мимо черной стены, через главные ворота, вдоль железнодорожной платформы, куда прибывали новые заключенные, к кирпичным домам, где в палисадниках уже распускались цветы. На третий раз при появлении Ланге и Лео охранники на воротах лишь качали головами и закатывали глаза. А молодой рядовой СС неизменно наблюдал от дверей гостиной за тем, как Лео и жена заместителя начальника лагеря играли в шахматы. Но больше Лео не поддавался.
Он возвращался в барак и приносил завернутые в салфетку угощения: пирожные, фрукты, даже шоколад, стоивший сотни сигарет. Волчек охотно делился своими трофеями с товарищами по бараку, хотя некоторые из них поговаривали, что он «ловко устроился». Многие называли ее Королевой милосердия — они надеялись, что пока идет игра, ее протекция распространяется не только на Лео, но и на них. Как в сказке про Шахерезаду. Не давай ей заскучать, умоляли они, «пока ты играешь, мы в безопасности».
Но кое-кто считал Лео нацистским прихвостнем. Как мог он хлебать эту мерзость? Она была ничем не лучше их! «Она делит постель с тем самым подонком, который отвечает за ежедневное уничтожение людей!»
— Меня совершенно устраивает то, что приходится делать, — защищался Лео. — Особенно если это на лишний день продлит мою жизнь. И тебе бы следовало поступить так же, Драбик, если бы у тебя хватило ума.
Во время второго матча Лео уже чувствовал себя более расковано. Фрау Акерманн применила одну из традиционных защит, с которой Лео справился без труда. По правде говоря, он мог бы закончить партию в двадцать ходов, но ему нравилось находиться в этом доме — под чарами прекрасной женщины. К тому же подобной привилегии не удостаивался прежде ни один еврей. Ему не хотелось торопить события. Он разменял пару фигур, что привело к борьбе за территорию в финале партии, которую он с легкостью выиграл.
Фрау Акерманн тоже с каждой партией все больше расслаблялась. Она даже перестала обращаться к нему официально по фамилии и называла его просто Лео. По ходу игры она поинтересовалась, где он научился так играть. Рассказала, что сама родилась в Бремене, на севере, там, где традиционно были все самые крупные пивоварни.
— Вы любите пиво, Лео? — спросила фрау. Он был уверен, что она слегка заигрывает с ним. — Пожалуй, вы слишком молоды. Вы, должно быть, никогда и не пробовали хорошего пива.
— Я пил пиво, — ответил Волчек, стараясь выглядеть старше своих лет. На самом деле, он лишь однажды выпил несколько глотков на дне рождения своего отца, незадолго перед тем, как тот погиб. Лео тогда было одиннадцать лет.
У нее были красивые большие глаза. Если она была чем-то довольна, например, когда Лео хвалил ее за удачный ход, или ей удавалось угадать его замысел и она грамотно парировала, ее лицо озарялось улыбкой. Но он не мог не заметить, что она была печальна. Эта молодая женщина напоминала птицу, привыкшую жить в клетке, но мечтавшую о свободе. Или кого-то, чья жизнь не оправдала ожиданий. Он представлял себе, что при других обстоятельствах она могла быть очаровательной, остроумной и кокетливой. Воображение рисовало ее на вечеринке с бокалом шампанского в красном струящемся платье. К четвертому визиту он начал осознавать, что именно его прихода фрау Акерманн ждала более всего — игра освобождала ее от того ужаса, частью которого она являлась.
В пятый раз они встретились теплым летним днем, она была без кофты, воротничок платья был расстегнут на пуговицу ниже, чем обычно, и соблазнительно скользил по ее груди. Между ходами Лео мысленно пытался проникнуть дальше, вглубь едва обозначенной ложбинки. Но когда Лео наклонился чуть ближе, она перехватила его взгляд.
— Ваш ход, герр Волчек, — произнесла она с легким укором.
— Да. Конечно, — он прочистил горло. — Прошу прощения.
Ему было неловко от внезапно возникавшего напряжения, которое он ощущал в штанах. Это происходило во время игры и по ночам в бараке. Но она была женой заместителя начальника лагеря. В ее глазах он был не более чем ничтожным евреем, и жить ему оставалось недолго. Лео всего лишь развлекал ее. Он знал, что после его ухода она приказывала горничной протирать фигуры, которых он касался.
И все же в их пятую встречу он увидел, что фрау рада ему. Она, должно быть, подготовилась, потому что попыталась разыграть новый дебют — вариант сицилианской защиты. Это было такое пассивное начало, которое легко переходило в затяжную игру и не укладывалось в рамки его обычной испанской партии. Лео удержался от быстрого обмена пешками и конями, что привело бы к скорому финалу.
В какой-то момент она спросила, откуда он родом.
— Из Лодзи, — и он поднял на нее глаза. — Это в центральной Польше. У нас там тоже варят пиво, — он улыбнулся и отвел взгляд.
— Говорите, польское пиво? Никогда не слышала. Как такое может быть? — Они сделали еще несколько ходов. — А ваш отец? Чем он занимается? — Лео посмотрел на нее. — Если позволите спросить.
— Он был адвокатом, фрау Акерманн. Он представлял интересы людей в небольших сделках.
— А сейчас он?.. — по ее неуверенному тону он понял: она предполагала, что отец либо умер, либо, что еще хуже, находится в лагере.
— Нет, мадам, он умер еще до войны, — Лео сделал ход ладьей, напав на ее коня. Затем добавил: — Думаю, к счастью.
