Глава тринадцатая
– Сколько убитых? – вопрос Ободе прозвучал как рев слона.
– Тринадцать, – ответил Уйльям Форсайт Батлер.
– Но ты же сказал, что тех было только двое!
– Да, только двое.
– Должно быть, это какие-то особенные люди?
– Да, господин президент… Один с Востока, другой – американец. Лони поговаривают, что легенда начинает сбываться.
Ободе тяжело опустился в обитое бархатом кресло большого президентского кабинета.
– Значит, эти двое явились сюда чтобы вернуть власть лони и стереть в порошок злодея? – ухмыльнулся он.
– Так говорится в легенде, – подтвердил Батлер.
– Я слишком долго терпел лони и их легенды. Я ошибался, Батлер, когда послушал тебя и ввел лони в правительство. Теперь Дада намерен сделать то, что ему давно нужно было сделать. Я сотру с лица земли это проклятое племя.
Батлер опустил глаза, чтобы Ободе не заметил вспыхнувшего в них торжества. Пусть он думает, что Батлер отвернулся, чтобы скрыть свое несогласие. Но теперь, когда этот чертов желтый и этот проклятый американец избежали ловушки, такое решение его вполне устраивало. Пусть Ободе погоняется за ними; пусть Ободе убьет их; вот тогда-то Батлер и займется им самим. Его люди уже занимали многие влиятельные посты в правительстве; они окажут ему полную поддержку. Лони восславят его как человека, который воплотил легенду в жизнь, и, опираясь на всенародное единство, Батлер вернет Бусати ее былые мощь и величие.
– Мобилизовать армию? – спросил Батлер.
– Армию? Против лони? И еще двоих?
– Эти двое только что убили тринадцать человек, – напомнил Батлер.
– Да, но им еще не приходилось иметь дело с Большим Папочкой. И с тобой, Батлер. Так что мы вдвоем и взвод солдат. Этого будет вполне достаточно, чтобы раз и навсегда разделаться и с лони, и с их легендой.
– Вы же и раньше пытались уничтожить лони.
– Да. До того, как ты сюда приехал. Они разбегались и прятались от нас, как жуки перед жарой. Потом я перестал их преследовать, потому что послушался тебя. Но на этот раз я не остановлюсь. Хотя не думаю, что лони теперь побегут: разве спасители из легенды не с ними? – И Ободе, довольный собой, широко осклабился.
– Да, они в это верят, – подтвердил Батлер.
– Ладно, Батлер, там будет видно.
Батлер отдал честь, повернулся и направился к двери. Он уже коснулся ручки двери, когда его остановил голос Ободе.
– Генерал, в твоем докладе отсутствует одна деталь.
Батлер повернулся.
– Да?
– Твои женщины. Что случилось с ними?
– Они мертвы, – сказал Батлер. – Все до одной.
– Это хорошо, – сказал Ободе. – Потому что если бы они были живы, они могли бы говорить. Ну, а если бы они заговорили, мне пришлось бы преподать тебе хороший урок. Пока что мы не можем не считаться с американским правительством.
Батлер знал это, и прежде всего поэтому-то и солгал. Скоро сам Ободе будет мертв, и тогда все можно будет свалить на него.
– Мертвы, – повторил Батлер. – Все мертвы.
– Не переживай так, – сказал Ободе. – Когда мы покончим с этими проклятыми лони, я куплю тебе новый бордель.
Ободе засмеялся, затем его мысли снова вернулись к тринадцати солдатам, погибшим от рук американца и азиата, и он сказал:
– Да, Батлер, вот еще что: пусть будет не один, а два взвода.
Вытирая руки маленьким носовым платком, из хижины вышла принцесса Саффа.
– Она заснула, – сообщила она Римо.
– Очень хорошо.
– С ней плохо обращались. На ее теле много синяков.
– Я знаю.
– Кто?
– Генерал Ободе.
Саффа в сердцах плюнула на землю.
– Хаусская свинья. Я счастлива, что ты и Старейший с нами, и мы скоро освободимся от тяжкого ярма.
– Каким это образом? – спросил Римо. – Мы сидим здесь в горах. Он сидит там, в столице. Когда же две половинки сойдутся вместе?
– Спроси лучше Старейшего. Он знает все. – Услышав за своей спиной донесшийся из хижины легкий стон, она молча повернулась и ушла, чтобы помочь своей пациентке, а Римо отправился на поиски Чиуна.
Хижина Чиуна, сооруженная под защитой огромной каменной глыбы, была пуста. Римо нашел его на центральной площади.
На Чиуне было голубое кимоно, которое, как было известно Римо, он надевал лишь по случаю ритуальных церемоний. Старик наблюдал, как мужчины складывали дрова и сучья в яму, вырытую сегодня утром. Она была двадцати футов в длину и пяти футов в ширину. На всю свою футовую глубину яма была до краев наполнена дровами, но, внимательно приглядевшись, Римо увидел, что дно ее покрыто слоем округлых белых камней величиной с гусиное яйцо.
Пока он это рассматривал, один из лони поджег дрова, пламя ярко вспыхнуло, и вскоре вся яма была охвачена огнем.
Несколько мгновений Чиун смотрел на костер, потом сказал:
– Хорошо. Но не забывайте подкармливать огонь. Следите, чтобы пламя не ослабевало.
После этого он повернулся к Римо и вопросительно посмотрел на него.
– Чиун, нам надо поговорить.
– Я что – пишу мемуары? Или смотрю свои чудесные истории? Говори.
– Эта легенда, – сказал Римо. – Может, в ней все-таки говорится, что я должен прикончить эту сволочь?
– В легенде говорится, что человек с Запада, который однажды умер, сотрет в пыль человека, который поработит лони. Разве по-английски это звучит неточно?
– Хорошо, – сказал Римо. – Я просто хотел внести ясность – прикончить Ободе должен я.
– А почему тебя это так волнует? – спросил Чиун. – В конце концов, это долг Дома Синанджу, а не твой.
– Для меня очень важно, Чиун, чтобы Ободе достался мне. Ты не видел, что он сделал с теми девушками. Я убью его.
– А почему ты думаешь, что твой генерал Ободе имеет отношение к легенде? – сказал Чиун и медленно пошел от костра. Римо знал: догонять его и спрашивать, что он имея в виду, бесполезно – Чиун разговаривал только тогда, когда у него появлялась настоятельная потребность что-нибудь сказать.
Римо оглянулся на пылающую яму. Пик горения уже прошел, и огненная шапка костра стала ниже. Лони суетились вокруг костра, подбрасывая в него дрова, и сквозь шум, который они производили, Римо слышал, как от страшного жара трескались и рассыпались камни в яме. Случайное дуновение ветерка в сторону – и раскаленный воздух обжег его легкие.
Его наблюдения прервал крик с вершины холма, разнесшийся по всей деревне. Римо повернулся и посмотрел вниз.
– Тембо! Тембо! Тембо! Тембо! – кричал часовой. Его вытянутая рука указывала на покрытую редкими деревьями равнину, простирающуюся в направлении к столице Бусати.
Римо подошел к краю плато, взобрался на камень повыше и взглянул туда, куда указывал часовой.
По равнине, примерно милях в десяти от деревни, медленно перемещался в сторону гор пыльный хвост внушительных размеров. Заставив глаза работать усерднее, Римо смог различить отдельные предметы. Это были джипы, набитые солдатами, а вдоль дороги, не отставая от медленно катящихся машин, важно шествовали три слона с солдатами на спинах.
Римо почувствовал, как кто-то подошел к нему. Взглянув вниз, он увидел принцессу Саффу. Протянув руку, он помог ей забраться на камень. Часовой все продолжал кричать:
– Тембо! Тембо!
– Чего он так всех переполошил? – спросил Римо.
– «Тембо» означает «слон». В религии лони слоны считаются творением дьявола.
– Эка невидаль! – сказал Римо. – Пара орешков – и они твои; пара мышат – и их как ветром сдуло.
– Много-много лет назад лони задумались, что такое добро, и что такое зло, – начала свой рассказ Саффа. – Это было очень давно, тогда еще не было науки, они считали: каждое животное олицетворяет добро или зло. А так как зла было очень много, они решили, что только тембо, слон, может вместить в себя все зло на земле. Поэтому лони очень боятся слонов. Не верю, что Ободе сам догадался захватить слонов.
– Ты думаешь, там сам Ободе? – вдруг заинтересовался Римо.
– Это не может быть никто другой. Его время подходит. Старейший уже разжег очистительный огонь.
– Ну, не слишком-то рассчитывай на Старейшего. Ободе принадлежит мне.
– Будет так, как скажет Старейший, – ответила Саффа.
Она соскочила с камня и ушла, а Римо, глядя ей вслед, продолжал ворчать:
– «Как скажет Старейший», «Да, Старейший. Нет Старейший». Ободе – мой.
«После этого, – подумал он, – его задание будет выполнено. Останется только доставить девушку в Америку, доложить Смиту, что случилось, сообщить, что пропавший Липпинкотт мертв, и забыть об этой забытой Богом стране.»
Ободе и его солдаты расположились лагерем у подножия гор, на которых обосновались лони, и весь день среди обитателей деревушки чувствовалось нервное напряжение.
Римо сидел с Чиуном в его хижине и всячески старался завязать разговор.
– Эти люди бесхребетны, как черви, – сказал он.
Чиун хмыкнул и продолжал взирать на огненную яму, источавшую жар и дым на другом конце деревенской площади.
