– Мне кажется, что, если бы мне пришлось провести еще один год в университете или даже только рядом с ним, я бы застрелился.
– Да, это не каждому подходит, – не очень охотно согласился Джеффри. – Как и работа на правительство.
– Верно.
– Слушай, а ты не видел Энни после того, как вернулся?
– Нет. – Кит открыл следующую банку.
Джеффри внимательно посмотрел на своего старого приятеля и одноклассника – Кит чувствовал, что тот его изучает. Наконец Джеффри спросил:
– Тебе эта тема не очень неприятна, а?
– Нет.
– А я с ней сталкивался несколько раз. И всегда задавал ей вопрос, не получала ли она от тебя каких-нибудь вестей, а она всегда отвечала, что нет. Странно, мы все были так близки тогда… и нам казалось, что это будет продолжаться вечно…
– Но мы же понимали, что всему когда-то наступает конец.
Джеффри кивнул.
– Я несколько раз приглашал ее зайти, посидеть со мной и с Гейл, выпить чего-нибудь, – проговорил он, – но она всякий раз отказывалась. Поначалу меня это задевало, но потом я узнал кое-что насчет ее мужа. Он самый настоящий фюрер… тебе это известно? Только малость недоделанный. Я как-то встретил их обоих на благотворительном базаре в Элкс-Лодж. Его проводил местный госпиталь, и Энни была очаровательна, ну, ты знаешь, какой она может быть, а этот ее муж – не муж, а самый настоящий нацист – смотрел на нее так, будто проводил облаву на торговцев наркотиками, а она была главным подозреваемым… понимаешь, что я хочу сказать? Этот неандерталец весь извелся из-за того, что она разговаривала с другими мужчинами – Господи, с женатыми мужчинами, с врачами, юристами, кто еще там был… Ничем другим, кроме разговоров, она там не занималась – он должен был бы радоваться, что его половина приковывает к себе всеобщее внимание… видит Бог, ему больше, чем кому бы то ни было, необходимо хорошее о нем мнение. Так вот, он хватает ее за руку, и они уезжают. Так-то вот. Возможно, я и социалист, и сторонник всеобщего равенства, но я еще и гребаный сноб, и когда я вижу, как хорошо воспитанная, образованная женщина мирится с этим дерьмом… ты куда?
– В ванную.
Кит прошел в ванную и умылся. Он посмотрел на себя в зеркало. Да, ему повезло, гены ему достались что надо, он и сейчас еще не сильно отличается от собственного изображения на фотографиях студенческих лет. А Джеффри, наоборот, с трудом можно узнать. Интересно, подумал Кит, как теперь выглядит Энни? Джеффри, конечно, знает, но расспрашивать его Кит не собирался. Да и какая разница, как она теперь выглядит. Он вернулся на веранду и сел на прежнее место.
– А как ты узнал, что я вернулся?
– Э-э… Гейл от кого-то услышала. Не помню, от кого. – Джеффри снова вернулся к прежней теме. – Она хорошо выглядит.
– Гейл?
– Энни. – Джеффри усмехнулся. – Я бы посоветовал тебе, Кит, попробовать снова к ней подъехать, но ведь этот подлец тебя убьет. – Помолчав немного, он добавил: – Он знает, что ему здорово повезло, и не захочет ее потерять.
– Так, значит, вы осели в Антиохии, в этой обители всех тех, кто разделяет правильные политические взгляды? Да, самое подходящее для вас обоих место.
– Да… можно сказать и так. Мы с Гейл прожили там чудесные годы. Организовывали протесты, забастовки, устраивали пикеты и демонстрации перед городским призывным пунктом, трясли его постоянно. Прекрасные годы.
Кит расхохотался:
– Просто потрясающе. Я себе места не нахожу от страха. А тот, кто должен был меня сменить, совсем перетрухал и теперь не приедет.
Джеффри тоже рассмеялся:
– Такое тогда было время. Жаль, что тебя с нами не было. Господи, мы в те годы выкурили столько травки, что, наверное, ею можно было бы уморить целое стадо слонов. Переспали с половиной студенток и преподавательниц на факультете, мы…
– Ты хочешь сказать, что вы трахались с другими?
– Разумеется. Ты все пропустил, здесь все спали со всеми, прямо как в джунглях.
– Но… слушай, я, конечно, всего лишь деревенский парень… но разве вы все уже не были женаты?
– Н-ну, в определенном смысле. Понимаешь, мы должны были жениться по массе причин: университетские квартиры, дополнительные выплаты семейным и тому подобное. Мы не желали играть ни в какие игры и хотели только откупиться, от всего и от всех, по минимуму – помнишь это выражение? Но мы верили в свободную любовь. Гейл продолжает утверждать, что это именно она придумала лозунг «занимайтесь не войной, а любовью».[18] Якобы еще в 1964 году. Говорит, что эти слова пришли к ней во сне. Наверное, после того, как она обкурилась.
– Ей надо заявить свои авторские права.
– Пожалуй. Ну, в общем, мы отвергали все представления и ценности буржуазных средних классов, отвернулись от религии, от патриотизма, родителей и все такое. – Он подался вперед, чуть наклонившись в сторону Кита. – В общем-то нас всех обманули; но мы были счастливы, и мы верили. Не все, конечно, но достаточно многие. И мы по-настоящему ненавидели эту войну. Честное слово.
– Да. Мне она тоже не особенно нравилась.
– Брось, Кит. Не ври самому себе.
– Для меня война не была чем-то связанным с политикой. Просто приключение в духе Гекльберри Финна, только с автоматами и пушками.
– Там ведь погибали люди.
– Да, Джеффри, погибали. Я до сих пор по ним скорблю. А ты?
– Я нет. Но я никогда и не хотел, чтобы там кто-то погибал. – Он тронул Кита за рукав. – Знаешь, давай прекратим этот разговор. Теперь все это никого совершенно не волнует.
– Это верно.
Каждый взял еще по банке пива. Они сидели и покачивались в своих креслах. Неужели же, подумал Кит, и через двадцать лет они будут так же вот сидеть, только укрыв ноги одеялами, попивать яблочный сок, говорить о здоровье, вспоминать детство. И неужели же все те годы, что вместятся у них между началом и окончанием жизни, – годы секса, страстей, женщин, политики и борьбы, – все они покроются туманной пеленой и будут почти позабыты. Он хотел надеяться, что этого все же не случится.
– А сколько нас, из Спенсервиля, училось в Боулинг-грине? – проговорил Кит. – Я, ты, Энни, этот странный парень, который был старше нас… Джейк, верно?
– Верно. Он потом подался в Калифорнию. И больше я о нем ничего не слышал. Да, еще эта девушка, Барбара Эванс, довольно симпатичная. Она уехала в Нью-Йорк и вышла там замуж за какого-то типа с деньгами. Я ее видел на двадцатилетии нашего выпуска.
– Выпуска из школы или из Боулинг-грина?
– Боулинг-грина. На годовщинах школьных выпусков я не был ни разу. А ты?
– Нет.
– В этом году они собирались совсем недавно. Слушай, если на следующий год ты пойдешь, то и я тоже.
– Договорились.
– А в Боулинг-грине был еще один парень из нашей школы, – продолжал Джеффри. – Джед Пауэлл, на два года младше нас. Помнишь его?
– Конечно. У его родителей была в городе мелочная лавка. Как он там?
– Его во Вьетнаме ранило в голову. Вернулся, несколько лет промучился и умер. Наши родители были в очень хороших отношениях. Мы с Гейл ходили на похороны, раздавали там антивоенную литературу. Зря мы это делали, гнусность это.
– Пожалуй.
– Ты что, впадаешь в меланхолию или уже набрался?
– И то и другое.
– И я тоже, – сказал Джеффри.
Они посидели еще немного, вспоминая о своих семьях, о родственниках, потом поговорили о жизни тут, в Спенсервиле, и в Боулинг-грине. Откуда-то из глубины времен в их памяти всплывали происходившие с ними истории, имена прежних друзей.
На улице между тем темнело, продолжал лить дождь.
– Почти все, кого я знаю, хоть раз да посидели на этой веранде, – проговорил Кит.
– Знаешь, Кит, мы ведь с тобой еще даже не пожилые люди, а у меня уже такое ощущение, словно нас окружают одни привидения.
– Да, я тебя понимаю. Наверное, не стоило нам сюда возвращаться, Джеффри. А почему ты вернулся?
– Не знаю. Жизнь здесь дешевле, чем в Антиохии. А мы несколько стеснены в финансовом отношении. Слишком рьяно отдавались тому, чтобы воспитывать молодых радикалов, и забыли, что надо делать деньги. – Он рассмеялся. – Надо было купить акции какой-нибудь оружейной корпорации.
– По нынешним временам это не очень удачное вложение. Ты сейчас работаешь?
– Занимаюсь репетиторством со старшими школьниками. И Гейл тоже. А еще она – член городского совета, работает там за один доллар в год.
– Серьезно? Как это тут проголосовали за коммунячку?
– Ее соперника застигли в мужском туалете.
– Ну и выбор кандидатов в Спенсервиле, – улыбнулся Кит.
– Да. В ноябре ее срок кончается. Бакстер мою жену терпеть не может.
– Неудивительно.
– Послушай, Кит, будь осторожен с этим типом. Он опасен.
– Я не нарушаю закон.
– Не важно, дружище. Этот тип – ненормальный.
