— И что с ним было дальше?
— Он проехался по Флориде. Кого-то убил в Таллахасси, еще кого-то в Орландо, Лейкленде, Тампе. Так он доехал до Майами. Он убил школьницу, это вы уже знаете. Еще он убил двух туристов, одну официантку и многих других. Вся беда в том, что, оказавшись в большом городе, этот человек проявил неосторожность и его схватила полиция. С поличным. На месте очередного кровавого преступления. Вы догадываетесь, кого я имею в виду?
— Почти. Продолжайте.
— После процесса, длившегося два года, этот человек оказался здесь, у нас. И что же он узнал, попав сюда! Да он чуть не помер со смеху, узнав, что в соседней камере сидит человек, приговоренный к смерти за убийство, которое совершил он сам. За убийство, которое он уже почти забыл, так как убил стольких людей, что они уже слились в его памяти в кровавую массу. Он чуть не лопнул от смеха. Только вот человеку из соседней камеры было совсем не смешно.
— Вы хотите сказать, что…
— Совершенно верно, мистер Кауэрт. Убийца Джоанны Шрайвер сидит сейчас здесь, в нашей тюрьме. Вы что-нибудь слышали о Блэре Салливане?
— Конечно! — У Кауэрта перехватило дыхание.
— Да-да, мистер репортер, все знают Блэра Салливана, правда?
— Правда…
— Так вот, это он ее убил.
— Откуда вы знаете?! — Кауэрт задыхался от волнения. Ему ужасно хотелось снять галстук, расстегнуть воротник рубашки и высунуть голову в окно, на свежий воздух.
— Он сам мне в этом признался. Он считает, наша встреча здесь очень забавное недоразумение.
— Что именно он вам рассказал?
— Его перевели к нам и вскоре посадили в соседнюю камеру. Салливан не совсем в своем уме — без причины смеется или плачет, разговаривает сам с собой или с Господом Богом. У него очень странный голос, — кажется, он не говорит, а шипит как змея. По-моему, он совершенно спятил, но при этом очень хитрый и изворотливый… Как бы то ни было, через пару недель у нас завязался разговор, и, конечно, он захотел узнать, за что меня сюда посадили. Я сказал ему правду. Я сказал, что меня приговорили к смерти за преступление, которое я не совершал. Он усмехнулся и спросил, что это за преступление. Я рассказал ему все об этой девочке из Пачулы. «Такая белобрысая девчонка с полным ртом брекетов?» — спросил он меня. Я ответил, что да, и он стал хохотать. «Это было в начале мая?» — спросил он меня потом. «Ну да», — ответил я. «Ее всю исполосовали ножом, а труп утопили в болоте?» — «Точно. Но откуда ты все это знаешь?» Все это ему показалось так смешно, что он хохотал, пока не охрип. «Да, — сказал наконец он, — ты действительно не убивал ее. Потому что убил ее я. Ну ты и лох!» Он снова расхохотался, и мне захотелось прикончить его на месте. Я заорал и попытался вцепиться в него сквозь решетку. Тут же примчались охранники в бронежилетах, с дубинками и в касках с пластиковыми забралами. Они избили меня и бросили в изолятор. Знаете, что такое местный изолятор? Это малюсенькая комнатушка без окон, с ведром для испражнений и цементными нарами. Вас раздевают догола, кидают туда и держат там до тех пор, пока вы не вспоминаете о хороших манерах… Когда меня выпустили из изолятора, Салливана уже перевели в другую часть тюрьмы. Нас выводят на прогулку в разное время, и я его никогда не вижу. Говорят, он совсем спятил. Иногда по ночам я слышу, как он откуда-то меня громко зовет. «Фергюсон! — завывает он. — Роберт Эрл Фергюсон, поговори же со мной!» Я не отвечаю ему, и он хохочет, как гиена…
Кауэрт содрогнулся. Ему очень хотелось побыть сейчас одному и обдумать только что услышанное, но на это не было времени. Кроме того, слова Роберта Эрла Фергюсона практически пригвоздили его к стулу.
— Как я смогу это доказать?
— Откуда мне знать! Доказывать — ваша работа, а не моя!
— Кто мне все это подтвердит?
— Спросите хоть сержанта Роджерса. Он подтвердит, что мы с Салливаном сидели в соседних камерах, а потом его вдруг перевели. Только сержант не знает, почему его перевели. Об этом знают только три человека на свете — я, вы и сам Салливан.
— Но я же не могу!..
— Ничего не желаю знать о том, что вы можете или не можете, мистер репортер! Всю жизнь я только и слышу: «не могу», «нельзя»! Нельзя то, нельзя это, нельзя вообще ничего даже хотеть!!! Ничего не желаю больше слышать об этом!
— Ну ладно, — пробормотал Кауэрт, — я проверю…
— Вот именно! — Фергюсон подался вперед на стуле и яростно засверкал глазами. — Проверьте! Идите и проверяйте, черт возьми!
Он резко встал, оттолкнувшись обеими руками от стола.
— Теперь вы все знаете! — прошипел он. — Так идите и проверяйте. Идите и задавайте ваши вопросы. Только поторопитесь, а то меня посадят на электрический стул, пока вы их будете задавать!
Подойдя к двери, заключенный замолотил в нее кулаками. В маленьком помещении раздался оглушительный грохот.
— Всё! — закричал Фергюсон. — Мы поговорили! Сержант Роджерс! Сержант, открывайте, черт вас возьми!
Дверь дрожала под его кулаками. Когда один из охранников отпер ее, Фергюсон покосился на Кауэрта и заявил:
— Отведите меня в камеру. Я больше ни с кем не хочу разговаривать.
Он вытянул вперед руки, и на них защелкнулись наручники. Фергюсон вновь взглянул на журналиста — в глазах заключенного сверкали злость, негодование и приказ немедленно действовать. Когда его вывели за дверь, Кауэрт попытался прийти в себя и отогнать ощущение, будто бы он сам балансирует на краю бездны.
Направляясь к выходу из тюрьмы, журналист спросил у сержанта Роджерса:
— А где Блэр Салливан?
— Старина Салли? — хмыкнул тот. — Салли сидит в крыле «Q». Он не выходит из камеры. Сидит там целый день, читает Библию и пишет письма психиатрам и родным тех, кого сам убил. Он в непристойных выражениях описывает, в какой извращенной форме издевался над своими жертвами. Мы не отправляем эти письма. Мы не говорим Салливану об этом, но мне кажется, он все равно об этом знает, — покачал головой сержант Роджерс. — Блэр Салливан не в своем уме. Его почему-то очень интересует Роберт Эрл Фергюсон. По ночам он иногда громко его зовет. А Фергюсон говорил вам, что он пытался убить Салливана, когда они сидели в соседних камерах? Очень странная история. Поначалу у них вроде сложились нормальные отношения, они подолгу о чем-то разговаривали сквозь решетку. Потом Фергюсон словно с цепи сорвался — заорал и попытался вцепиться в Салливана. Пришлось ненадолго посадить Фергюсона в изолятор. Теперь их встречи с Салливаном исключены. Мы стараемся следить за тем, чтобы наши подопечные не поубивали друг друга, прежде чем их всех пересажают на электрический стул.
— А я могу поговорить с Салливаном?
— Видите ли, мистер Кауэрт, — покачал головой Роджерс, — Салливан действительно не очень приятная личность. Он пугает даже меня, а уж я насмотрелся здесь на извращенцев и моральных уродов.
— Почему он вас пугает?
— У нас тут достаточно людей, которые, не задумываясь, убили бы вас в любой момент, потому что лишить человека жизни им ничего не стоит. У нас сидят сумасшедшие, сексуальные маньяки, психопаты, профессиональные убийцы, гангстеры и те, кому просто очень нравится убивать. Но Салливан не похож ни на кого из них. Не знаю точно, чем он от них отличается, но он не попадает ни в одну из категорий. Такое впечатление, словно он все время меняет свой цвет, как эта ящерица… как ее?
— Хамелеон?
— Точно. Кажется, в Салливане есть понемногу от них всех. Он действительно страшный человек. Не могу сказать, что мне нравится участвовать в смертной казни, но я без малейших колебаний пристегнул бы Салливана к электрическому стулу. Надеюсь, он сядет на него очень скоро.
— Почему? Он же у вас совсем недавно, год с небольшим.
— Верно, но он отказался от услуг адвокатов, как тот убийца в штате Юта несколько лет назад. Теперь Салливан может только подать ходатайство о помиловании в Верховный суд. Когда оно будет отклонено, Салливану придет конец. А он только этого и ждет. Он говорит, что торопится в ад, потому что там его примут с распростертыми объятиями.
— По-вашему, он не передумает?
— Я же говорю вам, что он не такой, как другие. Кажется, жить или умереть — ему все едино. По-моему, когда его посадят на электрический стул, он будет, как обычно, хохотать, как гиена.
— Мне нужно с ним поговорить.
— Никому не посоветовал бы говорить с Блэром Салливаном.
— Мне это обязательно нужно. Вы можете это устроить?
— Это касается Фергюсона? — остановившись, спросил Роджерс.
— В том числе.
— Что ж… — пожал плечами сержант. — Все, что я могу сделать, — это спросить самого Салливана. Если он согласится, я устрою вашу встречу. Если он откажется, я ничем не смогу вам помочь.
— Хорошо.
— Имейте в виду, что вы не сможете общаться с Салливаном в таких же комфортных условиях, как с Фергюсоном. Ваш разговор состоится в клетке.
