- Кока-кола, - кивнула Настя.
Он нетерпеливо открутил крышку и сходу выпил почти все содержимое.
"Боже... Что за вкус?!" - с отвращением подумал он, чувствуя, как в организм, вместо Коки, проникла натуральная дрянь. То ли газировка застоялась, то ли ее вообще не умеют делать в Эстонии, только эта дрянь специфического вкуса нагло сползла по горлу в желудок и устроилась там как-то поперек.
- Где ты ее купила? - Вадик с кислой физиономией уставился на этикетку.
- В ларьке. - Настя пожала плечами, - Я тоже пила - вроде, ничего.
- Это «ничего»?!
Он посмотрел в окно: тьма несусветная, - потом на часы: восемь вечера! - Сколько же я спал? 3а две ночи отсыпался, что ли?
- Что с твоей рукой?
Он уставился на руку. Повязка была сорвана, вся ладонь - в крови, словно ее облили краской.
- Похоже на кетчуп, - сказал он.
- Это кровь, дурак!
- Вижу, не слепой.
- Я принесу бинт.
Настя поднялась о кровати, влезла в тапки и вышла из номера.
- Ага, принеси бинт, - согласился Вадим ей вслед.
Едва дверь за Настей закрылась, он вскочил с места, перелетел номер и открыл выдвижной ящик. Сумка лежала на месте, от сердца отлегло. Убедившись, что деньги в полной сохранности, он спокойно вернулся на кровать дожидаться Настю.
Она вернулась и молча перевязала ему руку. Она делала это не хуже Кобры. Еe грудь касалась его плеча. Затаив дыхание, Вадим следил за ее ловкими, быстрыми пальцами, вдыхал аромат распущенных волос…
После перевязки, он отправился в ванную комнату бриться. То, что Настя в очередной раз не воспользовалась его сном и не нагрела на сумку с деньгами, доставляло невыразимую радость, он брился с огромным удовольствием.
- Рассказать тебе про первую любовь? - донеслось из комнаты.
Он выглянул. Настя полулежала в кресле, закинув ноги на подлокотники, и играла с позолоченные кулончиком, который ей сегодня купили.
- Да! - ответил он, возвращаясь к зеркалу. - Это интересно. Счастливая любовь?
- Наоборот. Полный геморрой.
- А что так?
- Мы ездили в Польшу...
- Ты влюбилась в поляка?
- Нет.
- Медовое турне?
- Ну, не перебивай! Что ты там хихикаешь?
- Я нет. Я молчу.
- Три года назад всех наших отличников со школы на неделю вывезли в Польшу. Поскольку я была отличницей, я тоже поехала.
- С этим мужиком?
- Он учился в параллельном классе - никакой он не мужик - мальчик.
- Вам было по пятнадцать лет?
- Да, где-то около того.
- Ромео и Джульетта? Классно в Польше?
- Может быть и классно, но я из-за этой дурацкой любви так нечего и не увидела.
- А как звали твоего Ромео?
- Зачем тебе?
- Это тайна?
- Ну, Саша Прдуев.
- Га-га-га-га-га! - не выдержал Вадим: - Га-га-га-га!
- Дурак! - надулась Настя. - Больше ничего тебе не расскажу.
- Ну, прости. - Вадим выглянул из ванной. - Я не нарочно. Настена!… Я больше не буду. Прдуев знал, что ты его любишь?
- Дурак, - повторила Настя, не желая продолжать разговор. - По-моему, если люди вместе, они должны хорошо узнать друг друга. А что я о тебе знаю? Наврал в три короба, увез меня к черту на кулички и "га-га-га-га-га-га!" - передразнила она.
- Я же сказал, что случайно, любовь моя, прости. - Хочешь, я тоже расскажу о первой любви? Ну, Настена, не обижайся! Можешь смеяться, можешь плакать, но я любил ее больше, чем самого себя… - Вадим вернулся к зеркалу брить щеки. - Свою первую любовь. А давно это было! Ой! В старшей группе детского сада.
- Ты прикалываешься надо мной?
- Почему? У нас было все по понятиям: дарили друг другу подарки, говорили комплименты. Она подарила мне танк, реальный такой танк. Я был очень благодарен, везде таскал его за собой на веревочке, мне все завидовали. Вот. Потом его сперли. Из шкафчика для одежды. Какая-то сволочь - я так и не вычислил кто. Вычислил бы - за уши б подвесил! Несколько дней не мог успокоиться. Поднялась температура, я не мог есть, пить, курить, делать бизнес... А фамилия у нее была очень домашняя, располагающая такая: Сковородкина. Мария Сковородкина, моя первая любовь.
Настя затаилась.
- Тебе не интересно? - спросил Вадим.
- ... Ты хоть и врешь, да как-то складно, - вздохнула она.
- Я вру?! Да чтоб мне провалиться, если я не любил эту Сковородкину больше своей жизни! Правда, потом, как пошел в школу, сразу охладел, встретил другую - девочка моей мечты. По имени Катя. Передовая тоже, вся из себя, воображала бог знает что. Из-за этой Катюши я настрадался в пух и прах. И нос, блин, мне расквасили тоже из-за нее. Первая неплатоническая любовь, первая страсть, первый-третий класс. Она считалась у нас самой авторитетной девчонкой в классе, ну, а мне казалась красавицей из красавиц. Короче, в школе я страдал от любви, а по вечерам отводил душу во дворе с компанией. У меня была классная компания, мы постоянно что-то строили, играли в войну: друг Петька - он обожал животных, дома у него жил целый зверинец - и подружка Светка - в доску своя девчонка. Мы здорово ладили со Светкой, родители постоянно нас ругали за то, что мы поздно возвращаемся домой, вечно приходим грязные. Причем, Светка, если мы играли в войну, всегда воевала на моей стороне. Верный боец. А после третьего класса я свалил в другую школу и всех, к черту, забыл: и Петьку, и Катьку, и Светку. Самое интересное произошло потом, лет через десять, когда я покопался в старых фотографиях. Прикинь, что обнаружилось через десять лет, абзац полный! Короче, Светка, этот друг, соратник и до макушки своя девчонка, оказывается, была просто воплощенным ангелочком!
- Та, которая за тебя воевала?
- Ну да! Таких красавиц встречаешь не часто - пальчики, оближешь - в нее можно втрескаться хоть сейчас, если ты не дятел, конечно. А Катя - воображала, самая передовая, любовь моя, мечта моя и рана, - это всего лишь такое, понимаешь, пухленькое, неказистое личико было, хоть вой! Вот так можно всю жизнь прожить и не заметить, что настоящая любовь…
Вадим внезапно смолк. В животе, куда сползла отвратительная жидкость под видом Кока-колы, пронесся настоящий ураган. Он судорожно согнулся пополам, схватил руками живот, а губами - кран, из которого лилась теплая вода, и начал взахлеб глотать жидкость... Но это не помогало. Он с трудом выпрямился и прижался щекой к зеркалу. Отражение, которое он увидел, было искажено гримасой ужаса.
- Э!… - простонал Вадим. - Что я выпил? Что ты мне дала?
- Что-что? - пролепетала Настя из комнаты.
В животе чавкнуло, забродило и он, вновь в согнувшись над раковиной, стал выплескивать из себя все, что в нем было.
- Ты... ты в порядке? - в дверях появилась напуганная Настя.
- Я... я плохо... себя чувствую, - прохрипел Вадик, не поднимая голову из раковины. - Что за гадость я выпил?
- Кока-кола.
- Это не кока-кола. - Отвалив от умывальника, он зигзагами добрался до комнаты. - Это цыганка. Кобра. Она забрала у меня все. Она тащится, когда ей отдают последнее…
Он открыл выдвижной ящик, вытащил сумку, запустил руку на дно и выудил револьвер.
- Какая цыганка? - Настя приклеилась спиной к стене и смотрела на подыхающего парня глазами, полными кошмара.
- Змея! Вадим стоял на карачках с револьвером в руке и явно бредил: - Преследует меня по пятам. С ней еще две близняшки, такие маленькие нимфы... Они отняли у меня дом, семью, а теперь хотят забрать тебя... О-о-о-о!! Что это?! - Он завалился на бок, прижимая пушку к животу: - Она тебе подсунула эту гадость, да? О-о-о-о!!... О-о-о-о!!!... Вы не могли сделать так, чтобы без боли, стервы?!! Я же люблю тебя, дура! А-а-а-а-а!!!
- Что... что... я не могла?
У Насти зуб на зуб не попадал от страха.
"Он же все вытравил!! - поняла она. - Ему мало!!"
То есть, все, что она намешала в бутылку колы.
«Все вытравил! Катастрофа!» - Настя дрожала, прижимаясь лопатками к стене. Он мог пальнуть из этой фигни, которую сжимал в руке, в любую секунду. Но что-то медлил.
Вадим вновь вернулся к черной хозяйственной сумке, матюгаясь и охая, вывалил на пол содержимое: баксы, баксы, рубли, рубли... Его глазища бегали как у сумасшедшего.
- На! - прокряхтел он, - это твое. Чего тебе еще? Я боюсь боли. Зачем ты сделала мне так больно?... На!! - Он швырнул револьвер к ногам девушки: - Держи, я сказал! Стреляй, змея! Потом почистишь пушку тряпкой, положишь мне в руку, скажешь, застрелился... Что не ясно?! - взвыл он. - О-о-о-о-! Деньги твои, ты этого хотела. А я... я.... я спать хочу, дура.
С последними словам его лицо упало на палас.
Он спал.
Четвертое декабря, восемь-двадцать вечера...
Настя едва дышала и не могла поверить в успех предприятия. В какой-то момент ей показалось, что он будет целую ночь ползать по коврику на четвереньках, вопить и угрожать пистолетом. Но нет, обошлось.
Оклемавшись, она надела тапки, вышла из номера и спустилась на первый этаж к портье.
Хозяин гостиницы, он же портье, увидев Настю, широко улыбнулся. Этот добряк был всегда рад ее видеть.
