Ночное небо в горах, оно совершенно особое, не такое, как на равнине. Будто накрыли горные кручи огромной чашей черного стекла, изукрашенной узорами созвездий. Плывут по гладкой черноте купола неведомо куда сверкающие огоньки далеких звезд, перемигиваются между собой, будто знают какую-то очень важную тайну, настолько важную, что нет ничего более сокровенного, скрытого от людей в устройстве мироздания. Узнай ее, и станешь властелином жизни и смерти, самым могущественным и богатым, победишь старость и болезни, изобретешь вечный двигатель и машину времени, дашь счастье всем обитателям маленького шарика, плывущего в холодной пустоте, того самого, что носит смешное и трогательное название Земля. Много о чем мечтается под усыпанным звездами горным небом, много чего видится в его бездонной черноте…
— Петрович, давай со своими, только осторожно, на цыпочках!
— Принял, командир, сделаем.
Искаженный треском помех шепот из портативной рации бесповоротно ломает все очарование ночи. Рация вовсе даже не военного вида, куплена Кэпом еще дома на собственные деньги. В некоторых ситуациях связь внутри группы просто необходима, а у родного армейского начальства, как всегда, снега зимой не выпросишь, не то, что дополнительного нештатного оборудования. Шепот контрактника, долетевший с другой стороны лагеря, пронзая радиоволнами равнодушный эфир, громом ударил по и так натянутым нервам, Шварцман весь подобрался. Вот оно началось! Завозился, поправляя снаряжение, щелкнул предохранителем автомата.
— Ты чего? — недовольно прошипел рядом Кэп. — Блохи закусали? Чего вертишься?
— Так это… — не понял вопроса Шварцман. — Пора же, пойдем сейчас…
— Уймись, никто никуда не идет, — цыкнул на него Кэп. — Точнее идет, но не мы с тобой и вообще не здесь.
— Не понял…
— Нечего понимать. Сейчас Петрович, Цыпа и Шнур сползают аккуратно, заложат взрывчатку, под дом с боевиками, да заминируют ихний склад. Вот и все. А ты куда собрался, вояка?
Шварцман был так удивлен словами командира, что даже пропустил мимо ушей обидного «вояку».
— Так мы что же? Просто возьмем их и взорвем? А разведданные? А «языки», полевой допрос?
— Блин, ну и нудный же ты тип, Черный, — мотнул головой Кэп. — Тебе же русским языком сказано, взорвем только хибару с чеченцами. Они-то тебе на кой? Что ты хочешь от них узнать? Они же просто мясо, мясо и не более того. А вот арабов, конечно, попробуем спеленать живьем. Это и впрямь ценные типсоны. Много интересного в штабе рассказать могут. Все, теперь не отвлекай меня, смотри лучше, наши уже двинулись.
Повинуясь приказу старшего группы, Шварцман припал к ночному прицелу. Мир тут же залился призрачным бледно-зеленым светом, растеряв все свои краски. Зато он теперь отчетливо видел, растворившийся было в опустившейся на землю темноте бандитский лагерь. Там мало что изменилось, свет в домиках давно не горел, умаявшиеся за долгий учебный день боевики спали крепким сном. Часовой все так же сидел на ступеньках крыльца, не то был полностью погружен в какие-то одному ему известные думы, не то просто дремал. С замиранием сердца Шварцман пытался отыскать ползущих к лагерю подрывников, но как ни старался в неверных светло-зеленых тенях ничего разобрать не удавалось. Минуты тянулись цепляясь одна за другую, вытягиваясь будто резина до невероятной длины, в лагере ничего не происходило. Да где эти саперы? Когда же они доберутся до своих целей? Заснули что ли по дороге?
— Кэп, это Петрович, — всхрапнула рация в командирской разгрузке.
— Ответил, — тщетно пытаясь скрыть дрожь волнения в голосе, выдохнул Кэп.
— Подарки под елкой. Можно начинать праздник.
— Понял тебя, работаешь по моей команде.
— Принял, жду.
Шварцман вопросительно покосился на командира. Тот подтверждающе кивнул. Все. Заряды заложены, можно начинать.
— Когда? — одними губами шепнул лейтенант.
Кэп молча показал в ответ два растопыренных пальца. Ага! Значит в два часа, во время пересменки часовых. Специально для того, чтобы единственный готовый к бою защитник лагеря тоже оказался внутри обреченного здания. Что ж, разумно, слов нет. Вот только ждать еще целую вечность, а в крови приливной волной бушует адреналин, и каждая минута превращается по субъективному внутреннему отсчету времени едва ли не в час.
Без пятнадцати два, когда истомившийся в ожидании Шварцман, уже всерьез стал считать, глядя на замершую стрелку наручных часов, что они неведомым образом провалились в некую дыру в иные измерения, где время попросту кончилось, уступив место вечности, Кэп шепотом позвал:
— Пейджер! Ходи сюда дорогой!
— Прибыл!
В окружающей тьме бесшумно соткался более черный, чем ночь сгусток, постепенно превратившийся в расплывчатую фигуру в мешковатом маскхалате. Пейджером в группе звали радиста, огненно рыжего, веснушчатого паренька откуда-то с Валдая.
— Давай связь со штабом.
— Есть, — кивнул головой радист, опускаясь на колени и аккуратно снимая с плеч, массивную штатную рацию. — Только на обычный штырь не возьмет, надо антенну бегущей волны разворачивать.
— Ну так давай разворачивай, только швыдче, швыдче, хлопец, не томи!
Наконец все приготовления были закончены и радист, нахлобучив на голову огромные наушники, сделавшие его разом похожим на инопланетянина из фантастического фильма, шепотом забубнил в гарнитуру: «Молот десять, я Муфта двадцать один, прием… Молот десять, я Муфта двадцать один, прием…» «Кто только выдумывает такие дурацкие позывные, — удивленно качнул головой Шварцман. — То ли дело у чичей: барсы, волки, ангелы, а тут на тебе, молот с муфтой!
Вскоре Молот отозвался сонным голосом дежурного радиста и Пейджер протянул гарнитуру с наушниками Кэпу:
— Есть связь, тащ капитан, ответил Молот.
— Ответил? — хитро улыбнулся Кэп, пряча руки за спину. — Тогда передай ему: «Обнаружен охраной лагеря, веду огневой бой, требуется срочная эвакуация воздухом, нахожусь в квадрате сорок восемь, по улитке девятка, ближе к тройке», понял?
— Но… — заикнулся за его спиной пораженный Шварцман.
— Молчать! — грозным шепотом рявкнул на него Севастьянов, и вновь повернувшись к радисту, ласково продолжил:
— Давай, Пейджер, передавай. А то засиделись мы тут чего-то… Давно домой пора…
Радист, расплывшись в понимающей улыбке, склонился над гарнитурой.
Едва закончилась передача, Кэп злорадно улыбнулся, представляя, какой переполох сейчас царит на Ханкале и тихим свистом дал команду штурмовой группе спускаться. Обнаружить себя разведчики не боялись, единственный часовой в этот момент как раз был занят тем, что прилагая титанические усилия, пытался разбудить своего сменщика.
К домам подошли метров на пятьдесят. К немалому удивлению Шварцмана все роли оказались уже заранее расписаны, и сейчас Кэп только коротко уточнил диспозицию.
— Снайпера, на прикрытие, и внимательнее там, чтоб ни один не выскочил. Фахрутдинов, ты со своей тройкой к казарме, проконтролируете работу подрывников. Трак и Каша, оба с нами в дом инструкторов. Вперед не лезть, эти перцы нужны живыми. Маньяк, ты с пулеметом на тот конец лощины, прикроешь, мало ли… Колумбийца с собой возьми, если что, поможет… Все? Всем все ясно? Ну, тогда с Богом, славяне, натянем глаз на черную задницу!
Вытянув из кармана разгрузки черную коробочку портативной рации, Кэп вжал большим пальцем тангенту.
— Петрович, это Кэп.
— Ответил.
— Давай, давай, родной!
И Петрович дал. Грохнуло вначале за задним углом дома, использовавшегося бандитами под казарму. Яркий столб пламени взметнулся, казалось, до самого неба. Строение, жалобно скрипнув, перекосилось набок, однако все-таки устояло. Но тут ударило сзади в землянке, да так, что первый взрыв показался детской хлопушкой. У разведчиков даже на расстоянии почти в сотню метров заложило уши, взрывная волна тяжелой кувалдой пихнула в грудь и пронеслась дальше вдоль лощины, ломая на своем пути древесные стволы. Склад боеприпасов и взрывчатки детонировал на славу, уже после основного самого мощного взрыва последовала еще целая россыпь более тихих, глухо хлопавших то тут, то там, видно рвались раскиданные ударной волной боеприпасы. Взрыв в палатке доконал искалеченное строение, с тяжким всхлипом деревянная кровля осела вниз, погребая под собой сложившиеся карточным домиком стены, кое-где в обломках уже мелькали язычки пламени — занимался пожар. Сквозь треск расходящегося огня и гулкое уханье рвущихся боеприпасов то и дело пробивались отчаянные вопли заживо погребенных под рухнувшим домом боевиков.
— Не стоять, не стоять, уроды!
Перекошенное гневом, зло оскаленное лицо Кэпа неожиданно оказалось прямо перед Шварцманом. Сильные пальцы рванули его за рукав.
