— Ох, Иди…
— И, пожалуй, несколько долларов на продукты.
Увидев, как страховой агент вытаскивает бумажник, Иди несколько подобрела.
— Хороший мальчик. — Она поцеловала Фреда в шею, завершив поцелуй легким укусом, просто так, чтобы подбодрить его.
— Ты меня напугала.
— Успокойся, дорогой, все будет хорошо. — Забрав две бумажки по двадцать долларов, Иди проводила его до машины.
По дороге в морг Августин и Бонни услышали в новостях сообщение о сетчатом питоне длиной около четырнадцати футов, который заполз в столовую предприятия по выпуску замороженных продуктов в Перрине.
— Один из ваших? — спросила Бонни.
— Мне тоже хотелось бы это знать. — Невозможно было выяснить, принадлежала ли эта змея покойному дяде Августина, потому что в составленной от руки Феликсом Моджаком описи отсутствовали какие-либо детали. — У него было два крупных питона, но я же, черт побери, не измерял их.
— Надеюсь, что они не убили его.
— Я тоже надеюсь. — Августину понравилось то, что Бонни проявила заботу о питоне. Не все женщины поступили бы так же.
— Они могут отдать его в зоопарк, — предположила Бонни.
— Или напустить на администрацию графства.
— Злая шутка.
— Я знаю. — Будучи юридически владельцем зверинца, Августин чувствовал себя виноватым в несчастьях, обрушившихся на Бонни Лам. Ведь если бы ее муж не пустился в погоню за обезьяной, он, возможно, и не пропал бы. А вполне вероятно, что это была одна из обезьян дяди Феликса. Но, может быть, и нет.
— А что вы будете делать, если кто-то из ваших животных убьет человека? — без обиняков задала вопрос Бонни.
— Молиться, чтобы это оказался кто-нибудь, кто заслужил это.
Бонни ужаснулась от этих слов, но Августин тут же добавил:
— Я просто не знаю, что еще можно сделать, не устраивать же охоту на них. Вы знаете, какую огромную площадь занимает Эверглейдс?
Некоторое время они ехали молча, потом Бонни снова заговорила:
— Вы правы. Сейчас они свободны, а так и должно быть.
— Я не знаю, как должно быть, но я знаю, как есть на самом деле. Черт побери, ягуары могут сейчас быть уже в Ки-Ларго.
Бонни печально улыбнулась.
— Я бы тоже хотела там оказаться.
Прежде чем войти в холодную прозекторскую, Бонни надела мешковатый лыжный свитер, который Августин прихватил с собой на всякий случай. На этот раз никаких предварительных разговоров перед осмотром трупа не было. Тот же самый молодой коронер провел их прямо в прозекторскую, где в данный момент центром внимания был новый труп неизвестного мужчины. Возле трупа толпились детективы, полицейские в форме и не проявлявшие особого энтузиазма студенты-медики из университета Майами. При появлении Августина и Бонни Лам они расступились.
Румяный, седовласый мужчина в медицинском халате стоял у изголовья железного стола. Он приветливо кивнул и сделал шаг назад. Затаив дыхание Бонни взглянула на труп. Мужчина на столе был толстопузый и лысый, его кожа оливкового цвета от плеч и до кончиков ног была покрыта редкими блестящими черными волосками. В центре груди зияла рана малинового цвета, шея была покрыта цепочкой кровоподтеков, очень напоминавших багровые отпечатки пальцев.
— Это не мой муж, — вымолвила Бонни Лам.
Августин вывел ее из прозекторской. За ними последовал высокий темнокожий полицейский.
— Миссис Лам?
Бонни не остановилась, продолжая двигаться, словно на автопилоте.
— Миссис Лам, мне надо поговорить с вами.
Бонни обернулась. Полицейский был широкоплечим, мускулистым, он шел, слегка прихрамывая на правую ногу. На нем была форма патрульной службы штата, в огромных ладонях полицейский сжимал шляпу «стетсон». Похоже, он, как и Бонни с Августином, был рад покинуть прозекторскую.
Августин поинтересовался, что у него за проблема, и полицейский предложил пойти куда-нибудь поговорить.
— О чем? — спросила Бонни.
— Об исчезновении вашего мужа. Просто у меня есть кое-какие соображения, вот и все. — Его манера поведения была явно нетипична для полицейского в форме. — Всего несколько вопросов, я обещаю.
Августину было непонятно, с какой это стати патрульная служба интересуется пропавшими людьми.
— Она уже говорила с агентами ФБР.
— Это не займет много времени.
— Если у вас есть какие-то новости, то я хотела бы их услышать, — согласилась Бонни.
— Я знаю отличный итальянский ресторанчик, — предложил патрульный.
Августин понял, что Бонни уже приняла решение.
— Это будет официальный разговор? — все же поинтересовался он.
— Совершенно неофициальный. — Джим Тайл надел шляпу. — Давайте просто поедим.
* * *
В середине 70-х годов человек по имени Клинтон Тайри вступил в борьбу за пост губернатора Флориды. По всем параметрам он казался идеальным кандидатом, этакой свежей и чистой струей в эпоху цинизма. Местный уроженец, симпатичный, статный, бывшая звезда футбольной команды колледжа, награжденный орденами и медалями ветеран вьетнамской войны. В ходе избирательной компании он мог вести заумные разговоры в Палм-Бич или изображать из себя простачка в Панхэндле. Средства массовой информации расхваливали его, потому что он говорил законченными фразами, без подготовки и без бумажки. Но самое замечательное состояло в том, что его прошлая личная жизнь не была запятнана сомнительными сделками, до которых так были охочи журналисты и читатели.
Репутацию Клинтона Тайри как политика портил только тот факт, что он в течение пяти лет работал профессором английской литературы во Флоридском университете, а исторически считалось — такой кандидат слишком умен, слишком образован и слишком вольнодумен, чтобы занимать пост губернатора штата. Однако, как это ни удивительно, избиратели простили Клинтону Тайри его образованность и выбрали его губернатором.
Таллахасское общество по наивности с восторгом встретило приход нового главы исполнительной власти. Аукционисты, сутенеры и непостоянные артисты, контролировавшие законодательную власть, решили, что Клинтон Тайри, как и большинство его предшественников, просто обязан будет действовать с ними заодно. Ведь он, прежде всего, свой парень, и наверняка поймет, что к чему.
Но под губернаторской улыбкой кинозвезды скрывался дух бунтаря. Он принес с собой в столицу штата такую глубокую преданность делу и честность, что все политики ужаснулись и быстренько решили, что Клинтон Тайри просто сумасшедший. В своем первом после выборов интервью «Нью-Йорк таймс» губернатор заявил, что Флорида гибнет от необузданного и чрезмерного роста промышленности, перенаселенности, загрязнения окружающей среды, а корнем этого зла является алчность. Позже Тайри выступил по радио и обратился с настойчивой просьбой к туристам и будущим жителям в течение нескольких лет не приезжать в Солнечный штат, «а мы за это время наберемся ума-разума». Губернатор объявил борьбу с загрязнением окружающей среды и пообещал значительные налоговые льготы тем графствам, которые сумеют значительно снизить плотность населения. Даже если бы Тайри призвал детей возлюбить Сатану, это вызвало бы меньшую бурю возмущения.
Мнение о полоумии губернатора усугублялось еще и тем фактом, что он отказывался от взяток. И что еще более удивительно, он делился деталями подобных незаконных подношений с агентами ФБР. В результате чего один из наиболее богатых и влиятельных владельцев фирм-застройщиков попал за решетку по обвинению в коррупции. Совершенно ясно, что Клинтон Тайри был сумасшедшим.
Ни один из предыдущих губернаторов не осмеливался посягнуть на строительный бизнес во Флориде. В течение славных семидесяти лет штат находился в руках тех, кто беззастенчиво грабил его природные ресурсы. И вдруг этот безрассудный молодой выскочка стал возмутителем спокойствия, не хуже чертовых коммунистов. Спасем реки. Спасем побережья. Спасем кипарисы. Да когда же это кончится? Журнал «Тайм» поместил фотографию губернатора на обложку. Дэвид Бринкли назвал его «новым популистом». Общество экологов наградило губернатора какой-то медалькой…
В один из вечеров в отдельном кабинете ресторана «Серебряная туфелька» был заключен пакт с целью остановить это безумие. Поскольку героическое вьетнамское прошлое губернатора не позволяло подорвать его репутацию традиционными способами, единственной безопасной тактикой было нейтрализовать его как политика. Был разработан четкий план: законодательное собрание штата должно блокировать любые начинания губернатора, результаты голосования обеспечивались значительными суммами, поступавшими от банкиров, строительных подрядчиков, брокеров с биржи недвижимости, владельцев отелей, союзов фермеров и других глубоко заинтересованных групп, чьи взгляды не совпадали со взглядами Клинтона Тайри.
Подобная тактика увенчалась успехом. Даже друзья-демократы, напутанные реформами губернатора, отвернулись от него без всякого сожаления. И когда Клинтону Тайри стало ясно, что надвигается буря, он начал потихоньку сдавать свои позиции. Каждое поражение в законодательном собрании было для него ударом, его публичные выступления теперь сопровождались скандалами и руганью. Губернатор похудел и перестал стричься, на одной из пресс-конференций появился без рубашки. Тайри писал критические письма в государственные инстанции, раздавал интервью, во время которых цитировал Карла Джанга, Генри Торо и Дэвида Кросби. Однажды ночью патрульный, назначенный в охрану губернатора, нашел его ползающим по кладбищу. Клинтон Тайри объяснил, что намеревался выкопать останки покойного Наполеона Бонапарта Броварда — губернатора, который первым предложил план осушения Эверглейдс. Он собирался раздавать кости Броварда посетителям резиденции губернатора в качестве сувениров.
