Столько лет прошло с тех пор, как я держала Паркера за руку. Внезапно я паникую, вспоминая, что моя ладонь все еще потная.
- Ты серьезно? - Говорю, когда Паркер тянет меня обратно к воротам.
Не существовало такого места в «ФанЛэнд», которого я бы не видела. А на данный момент, не было и дюйма в «ФанЛэнд», который я бы не отскребала, чистила или изучала на предмет мусора.
- У меня смена в девять.
- Просто доверься мне, - отвечает он.
И правда, я не особо сильно то и хотела сопротивляться. Его рука прекрасно ощущалась: такая знакомая, и в то же время совершенно новая, словно песня, которую смутно помнишь.
Мы огибаем «Лагуну», оставляя позади «Врата Ада», металлические шпили которого вырастают на безопасном расстоянии над широкими аллеями деревянных палаток, шатров и темных деревьев, будто далеким городом. Теперь, с Паркером рядом, я не могу вспомнить, почему мне было страшно. Здесь нет приведений. Ни здесь, ни где-то еще; никого в парке, кроме нас двоих.
Паркер ведет меня к бассейну с волнами, искусственный пляж которого сделан из бетонных камней. Вода, гладкая и неподвижная, выглядит как одна длинная тень.
- Хорошо, - произношу я. - Что теперь?
- Жди здесь.
Паркер выпускает мою руку, но ощущение от его прикосновения - теплота, трепетное чувство - остается еще на секунду, прежде чем исчезнуть.
- Паркер...
- Я тебя просил довериться мне. - Он уже отвернулся, трусцой убегая от меня. - Разве я обманывал тебя когда-то? Не отвечай, - добавляет быстро, прежде чем я успеваю отреагировать.
Затем он исчезает, слившись с темнотой. Я подхожу к кромке воды, ступая прямо в кроссовках в мелководье, немного раздраженная тем, что Паркер оставил меня одну здесь после смены, но испытывая облегчение от того, что снова всё нормально, и что Паркер может снова раздражать меня.
Неожиданно рев мотора нарушает тишину. Я отпрыгиваю назад, взвизгивая, когда воду освещает подсветка снизу: неоново-оранжевая, желтая, фиолетовая, голубая, - вода переливается всеми цветами. Волны поднимаются на дальней стороне бассейна и медленно подкатывают ко мне, перемешивая все цвета. Я отступаю, когда волна добирается до моих ног, разбиваясь в розовые брызги.
- Видишь? Говорил тебе, что волноваться не о чем.
Паркер вновь появляется, прыгающим силуэтом на фоне сумасшедшей подсветки бассейна.
- Ты выиграл, - отвечаю.
Я никогда не видела бассейн таким; даже не знала, что так может быть. Лучи света, мерцающие и прозрачные, поднимаются прямо к небу, и у меня внезапно возникает парящее чувство счастья, словно я тоже луч света.
Мы с Паркером сбрасываем обувь, закатываем джинсы и почти до колен опускаем ноги в воду, наблюдая, как движутся волны, изменяя цвет. Думаю, что Даре это понравилось бы, и чувство вины из-за это накатывает на меня. Паркер откидывается на локти, и его лицо практически скрывается в тени.
- Помнишь последний бал в День основания? Когда мы ворвались в бассейн, и ты подбила меня прыгнуть с вышки?
- А ты попробовал затащить меня в воду прямо в платье, - продолжаю я.
Разряд боли проносится в моей голове. Машина Паркера. Запотевшее лобовое стекло. Лицо Дары. Я зажмуриваю глаза, словно могу заставить картинку исчезнуть.
- Эй, - он садиться, чуть задевая моё колено. - Ты в порядке?
- Да.
Я снова открываю глаза. Очередная волна, на этот раз зеленого цвета, окатывает мои ноги. Подтягиваю колени к груди и обнимаю их.
- Завтра день рождения Дары.
Лицо Паркера меняется, счастливое выражение исчезает.
- Черт. - Он смотрит в сторону, потирая глаза. - Я забыл. Не могу поверить.
- Да, - я царапаю искусственную гальку ногтем.
Так много хочется сказать, хочется спросить о том, о чем никогда не спрашивала его. Чувствую себя так, словно в груди шар, который может взорваться в любую секунду.
- Я словно почти...потеряла её.
Он поворачивается ко мне, его лицо искажается от горя.
- Да, - говорит он. - Да, я знаю.
А потом шар взрывается.
- Ты все еще любишь её? - Испытываю странное облечение от того, что спросила его об этом.
Паркер на долю секунды выглядит удивленным, потом, почти сразу, выражение его лица меняется.
- Почему ты спрашиваешь меня об этом?
- Забудь, - говорю я, поднимаюсь на ноги.
Краски потеряли свою магию. Это просто лучи света, глупые лучи света с глупым светофильтром внутри, - зрелище для людей слишком тупых, чтобы понимать разницу. Как костюм русалки, сделанный из дешевых блесток и клея.
- Я устала, хорошо? Я просто хочу домой.
Паркер тоже встает, кладет руку мне на плечо, когда я разворачиваюсь в направлении парковки.
- Подожди.
Я стряхиваю его руку.
- Перестань, Паркер. Забудь об этом.
- Подожди. - На этот раз его голос останавливает меня; глубоко вдохнув, он продолжает, - Я любил Дару, хорошо? И я все еще люблю. Но...
- Но что? - Я обхватываю себя руками за талию, сжавшись от ощущения, что меня может вырвать.
Какая мне разница? Паркер может любить, кого хочет. Он может любить даже мою сестру. Почему бы ему не любить её? Как и всем остальным.
- Я никогда не был влюблен в неё, - говорит он немного тише. - Я...не думаю, что я когда-нибудь влюблялся.
Последовала долгая пауза. Он смотрел на меня, словно ожидая, что я хоть что-то скажу, - прощу или поздравлю его, а может и то и другое. Что-то происходило между нами, какое-то безмолвное сообщение, которое я не могла расшифровать. Внезапно я осознала, что мы стоим близко друг к другу, так близко, что даже в темноте я могу разглядеть щетину на его подбородке, и красное пятнышко в углу его левого глаза, словно отметку ручкой.
- Хорошо, - наконец произношу я.
Паркер выглядит окончательно разочарованным.
- Хорошо, - как эхо повторяет он.
Я жду около воды, а Паркер выключает волны в бассейне. Затем мы возвращаемся на парковку в полной тишине. Я пытаюсь услышать голос, распевный шепот призрака в темноте, может быть зовущего кого-то, а может, просто желающий быть услышанным хоть кем-то. Но ничего не слышу, кроме наших шагов и ветра, и сверчков, прячущихся в полной темноте и поющих без всякой причины.
28 июля: Сообщение от Паркера Даре
«Привет. Я не знаю, зачем пишу тебе. На самом деле, я знаю зачем. Я действительно скучаю по тебе, Дара».
28 июля: Дара
До того, как мы родились, спальня была внизу, совмещенная с ванной, в которой было огромное джакузи и отвратительные золотые светильники. Спальня потом была переделана под гостиную, а затем в кладовку, где мы хранили разное дерьмо, из которого выросли: измельчители бумаги, сломанные факсы, разбитые айпады, старые телефонные кабели, кукольный домик Ники, которым она грезила ровно пять секунд, прежде чем решила, что куклы - это для «желторотиков».
Но ванная все еще была там. Джакузи перестал работать, когда мне было пять, и родители не побеспокоились, чтобы заменить его, хотя вода, льющаяся потоком из всех четырех кранов, своим громоподобным шумом создавала тот еще эффект. Мыльница была в форме зубчатой раковины. Еще была выемка, куда можно было положить ноги. Около десяти лет мама хранила один и тот же флакон соли для ванны с лимоном и вербеной, с перекошенной от пара и воды этикеткой, на которой давно невозможно было что-то прочесть.
Когда мы с Ники были маленькими, то использовали ванну, чтобы складывать туда купальники или плавали там вместе, притворяясь, что мы русалки в своей лагуне. Каким-то образом тот факт, что мы были одеты в купальники, а иногда и в очки для плавания, делало наше общение жестами и подмигиваниями через пузырьки еще более веселым. Мы были настолько маленькими, что могли легко вытянуться рядом друг с другом, валетом, словно две сардинки в банке.
Сегодня я вновь полностью исполнила ритуал: включила все четыре крана, добавила полторы ложечки соли для ванны, дождалась, пока вода станет настолько горячей, чтобы кожа порозовела, и по очереди выключила краны. Затем сделала глубокий вдох и погрузилась под воду. Боль почти мгновенно испарилась. Мое разбитое тело парило в невесомости, волосы развивались позади, задевая плечи и руки, словно усики. Я прислушиваюсь, но все, что слышу - это биение сердца, которое звучит одновременно и громко и будто издалека. Но потом к первому ритму присоединяется второй.
Бум. Бум. Бум.
