— Тогда еще ничего.
— Не следует доверять Фридерику Чилтону или кому-либо еще из этой больницы, — предупредил Кроуфорд. — Узнает Чилтон — узнают все. Конечно, Чилтон будет в курсе о вашем визите, но запомните: вы помогаете балтиморской полиции закрыть дело Клауса — и никакого отношения к Буйволу-Биллу.
— И я занимаюсь этим среди ночи?
— Это единственное возможное время. Кстати, информация о насекомом в Западной Вирджинии появится в утренних газетах. Медэксперт из Цинциннати проболтался. Так что теперь это уже не секрет. Можете тоже «проговориться» об этом Лектеру. Если он не будет знать, что такую же куколку мы нашли в горле у Клауса, никакого значения это не имеет.
— Что еще мы можем ему предложить?
— Я как раз думаю об этом, — ответил Кроуфорд и снова повернулся к телефону.
Большая ванная, выложенная белоснежным кафелем. Яркие светильники под застекленным потолком. Витые металлические полочки в итальянском стиле на декоративной кирпичной стене. Среди зелени вьющихся растений — изящный несессер, наполненный косметикой. Огромное зеркало, запотевшее от струящейся из душа горячей воды. Из-под душа неестественно высокий голос напевает мелодию из старого мьюзикла. В основном звучит лишь мотив, но иногда вспоминаются и некоторые слова. Снаружи в дверь ванной скребется маленькая собачка.
Под душем стоит Джеймс Гамб, белый мужчина, тридцать четыре года, рост сто восемьдесят три сантиметра, вес девяносто три килограмма, каштановые волосы, голубые глаза, никаких особых примет. Свое имя сам Джеймс произносит без буквы «с»: Джейм. И требует, чтобы все остальные тоже называли его именно так.
Хорошенько смочив тело, Гамб намыливает грудь и бедра руками, а те части тела, которых ему неприятно касаться — мочалкой. Ноги, пожалуй, немного волосаты, но ничего.
Гамб тщательно вытирается и смазывает кожу смягчающим кремом. Большое, в полный рост зеркало скрыто от него шторкой душа.
Гамб мочалкой запихивает свои мужские достоинства между ног, отдергивает шторку и предстает перед зеркалом в позе порнозвезды, поигрывая бедрами.
— Сделай же что-нибудь со мной, мой милый. Побыстрее, я вся горю.
Он пытается говорить очень высоким голосом и отмечает, что сегодня это получается уже гораздо лучше. Конечно, гормоны, которые он принимал, не очень-то изменили голос, но зато на чуть увеличившихся грудях выпали почти все волосы. После многочисленных электропроцедур перестали расти усы и борода — и все же он не очень похож на женщину. Он все еще мужчина, способный защитить себя не только ногтями, но и кулаками.
Являет ли его поведение действительную попытку превратиться в женщину, или это всего лишь шутка — трудно сказать при беглом знакомстве. А беглые знакомства — единственные, которые он заводит.
— Что ты собираешься со мной делать?
На звук его голоса в дверь ванной снова скребется собачка. Гамб надевает халат и впускает ее внутрь. Маленький абрикосовый пудель тут же прыгает ему на руки. Гамб нежно целует его в нос.
— О-о-о! Наверное, проголодалась, Красотка? Я тоже.
Он пересаживает собачку с одной руки на другую и открывает дверь в спальню. Пудель пытается спрыгнуть.
— Секундочку, моя радость, сейчас. — Свободной рукой он поднимает с пола лежащий у кровати карабин «Мини-14» и кладет его на подушку. — Ну вот. Теперь прыгай. А через минуту будем ужинать.
Он опускает собачку на пол и облачается в пижаму. Пудель радостно спускается за ним вниз в кухню.
Джеймс Гамб достает из микроволновой печи три готовых обеда. Два «Хангри Мэн» для себя, и один «Лин Казин» для Красотки.
Собачка быстро съедает мясо и десерт, не тронув овощи. Джеймс Гамб оставляет на своей тарелке только кости.
Он выпускает пуделя через заднюю дверь и с улыбкой наблюдает, как пес носится по двору.
— Ну-ну, девочка моя, ты еще не сделала дело номер два. Ну хорошо, я не буду смотреть. — Он закрывает лицо ладонями, но продолжает подсматривать. — Ах ты, озорница. Прямо настоящая леди, да? Ну, пойдем, пора ложиться спать.
Мистер Гамб любит ложиться спать и делает это по нескольку раз за ночь. Любит он и вставать, чтобы потом подолгу сидеть без света в одной из многочисленных комнат своего дома, или немного поработать, если вдруг придет вдохновение.
Он собирается выключить свет, но замечает оставшиеся после ужина тарелки, собирает их и вытирает стол. Затем выходит из кухни, включает свет в подвале и спускается вниз, неся в руке тарелки. Запертая в кухне Красотка скулит и царапается в дверь.
— Ну хорошо, крошка. — Он возвращается, берет пуделя на руки и несет вниз. Тот пытается дотянуться до тарелок. — Нет, малышка, нельзя, ты уже и так съела слишком много.
Он ставит собаку на пол, и она бежит за ним по лабиринтам подвальных помещений. В комнате прямо под кухней находится глубокий сухой колодец. Его край, отделанный кирпичным кольцом, почти на метр возвышается над песчаным полом. Колодец закрыт тяжелой деревянной крышкой с отверстием, вырезанным под размер ведра. Джеймс Гамб высыпает туда остатки пищи из тарелок.
Кости и недоеденные овощи исчезают в темноте колодца. Пудель садится на пол и тихонько скулит, выпрашивая кусочек.
— Нет-нет, видишь, уже ничего не осталось, — улыбается Гамб. — Хватит, и так ты у меня слишком толстая.
Он поднимается наверх, на ходу играя с собакой и не обращая внимания на громкий жалобный крик, доносящийся из темной дыры колодца:
— Пожа-а-алуйста…
В начале одиннадцатого вечера Кларис Старлинг вошла в балтиморскую Государственную клинику для душевнобольных преступников. Она была одна. Кларис надеялась, что в такой поздний час доктора Фредерика Чилтона не будет, но он ожидал ее в своем кабинете.
На Чилтоне был спортивный пиджак английского покроя и белоснежная рубашка. На шее красовался шелковый платок. Кларис с ужасом подумала, что он вырядился так специально для встречи с ней.
Кроме привинченного к полу стула перед письменным столом доктора, в кабинете не было никакой мебели. Кларис прошла в комнату, поздоровалась и остановилась возле стула.
Доктор Чилтон закончил, наконец, осмотр своей коллекции крошечных моделей локомотивов и поднял глаза на девушку.
— Хотите чашечку кофе?
— Нет, спасибо. Простите, что побеспокоила вас в такой поздний час.
— Все еще хотите раскопать что-нибудь новенького в деле с этой головой?
— Да. Окружной прокурор Балтимора сказал, что договорился с вами, доктор Чилтон.
— О, да. Я, знаете ли, всегда тесно сотрудничаю с властями. Кстати, вы пишите какую-нибудь статью или, может, диссертацию?
— Нет.
— А вы когда-нибудь уже публиковались в специализированных научных журналах?
— Нет, никогда. Это всего лишь услуга, которую прокуратура попросила меня оказать балтиморской окружной полиции, в частности отделу расследования убийств. Мы ведь фактически сами подбросили им это нераскрытое дело, так что сейчас пытаемся хоть как-то помочь связать концы с концами. — Кларис чувствовала, что неприязнь к Чилтону помогает ей врать легко и свободно, что называется «без запинки».
— Вы подключены, мисс Старлинг?
— Я что?
— У вас есть микрофон, чтобы записывать, что скажет доктор Лектер? Вообще «подключены» — это полицейский термин. Я думал, вы знаете.
— Нет.
Доктор Чилтон вытащил из ящика маленький диктофон и вставил кассету.
— Положите это к себе в сумочку. А потом я прослушаю и дам вам копию. Пригодится, когда будете писать отчет.
— Нет, доктор Чилтон, я не могу это взять.
— Но почему? Власти Балтимора постоянно просят от меня анализа всего, что говорит Лектер по поводу дела этого Клауса.
Постарайтесь не ссориться с Чилтоном, вспомнились слова Кроуфорда. Мы, конечно, можем заставить его повиноваться через суд, но Лектер сразу же это учует. Ему достаточно одного взгляда на Чилтона, чтобы узнать все, что он думает.
В прокуратуре Соединенных Штатов считают, что вначале нужно попробовать способ обычного разговора. Если я тайно запишу нашу беседу, а он каким-то образом узнает, это будет означать… это сразу положит конец всей той рабочей атмосфере, которой мы уже достигли.
— Но каким же образом он узнает?
Да прочтет в газете вместе со всей остальной информацией, которая станет тебе известна, старый козел.
— Доктор, если нам нужно будет записать разговор с Лектером для представления в суд в качестве свидетельских показаний или еще по какой-либо причине, вы будете первым, кто услышит эту запись. К тому же вас обязательно пригласят в суд засвидетельствовать ее подлинность. А сейчас я бы хотела провести просто, так сказать, предварительную беседу.
