Все это заняло довольно много времени, а у нас его не было, и мы чувствовали себя виноватыми, что занялись игрой при таких трагических обстоятельствах.
Мы оба думали, что, решив загадку «Грин Мен» — «рэнджмен» и выяснив, что Мэри Эллен использовала анаграмму, мы быстро справимся с головоломкой.
Но теперь нам уже казалось, что никакой головоломки не существовало, порядок букв произволен и они ничего не означают. Поэтому, решив придерживаться полицейской пословицы, мы двинулись дальше.
Паспорт.
Основные факты о нем я уже знал. Одна длительная поездка в Старую Страну, или домой, как наверняка говорила миссис Грин, потом по Европе. Боб внимательно вникал во все детали.
— Голландия, — сказал он.
— И Бельгия и Франция тоже.
— Нам известно, куда и зачем?
— У Мэри Эллен был брат, погибший в первую мировую в битве на реке Сомме.
— Во время войны погибло больше полумиллиона человек. Чей-то брат, сын, дядя. Но вряд ли кто-то ездил на Сомму через Голландию.
— А как бы поехал ты?
— Через Кале или, возможно, Булонь. А здесь, — он показал на небольшую пачку бумаг, — Антверпен.
— Где? Я не видел.
— Счет из ресторана. Кафе «Антуан» в Антверпене. Поищи-ка карту, Джон. Там на полке стоит атлас.
Мне приходилось бывать несколько раз в Европе, практически каждый год, с тех пор как мог себе это позволить, но эти земли я не посещал ни разу. Толстым пальцем Боб водил по маршруту: Амстердам, Антверпен, Сомма, Париж, Казн.
— Очень странная поездка для тех дней. В чем ты видишь загадку?
— Могу понять, почему она отправилась во Фландрию, — посетить могилу брата. И в Париж — расходы невелики, а Париж — это Париж! В обеих войнах пострадал Казн, Антверпен сильно бомбили и Амстердам тоже... — Голос Боба следовал за его пальцем, что в общем-то для него нехарактерно.
— Давай дальше.
— Листки и обрывки бумаги, — сказал Боб, складывая все в стопку. — Отметки о прививке оспы, желтой лихорадки. Счет из ресторана. Знаешь, чего не хватает?
— Нет.
— Эта страница незаполненная.
Заголовок «Обмен валюты для нужд путешествия»... чья-то надпись красными чернилами «Основная норма». И все.
— В те годы позволяли вывезти из Британии только пятьдесят фунтов стерлингов. Контроль был очень строгий.
— Для австралийцев тоже?
— Она была англичанкой.
— Но Грин не был англичанином. Что ты пытаешься понять?
— Это действительно идея, — задумчиво сказал Боб. — Я воевал в тех местах в 1945-м, поэтому, может быть, я скорее пойму. Что, по-твоему, общего у этих мест?
Я задумался.
— Каэн и Сомма, — сказал я. — И там и там шли бои, только во время разных войн.
— Еще?
— Амстердам, Антверпен и Париж — это столицы.
— Неправильно. Париж — да. Столица Голландии — Гаага, столица Бельгии — Брюссель.
— Итак?
— Старею, — сказал Боб Коллинз, — и становлюсь тупым.
— Расскажи, о чем ты?!
— Не имею никакого желания выглядеть дураком. — Он покачал головой.
— Никогда не понимал твоего тщеславия.
Боб уставился на меня. Я почти видел, как у него в голове ворочались мысли.
— Боб?
Он игнорировал мое присутствие, поэтому, не допущенный к его мыслительному процессу, я отправился к книжным полкам. Открыв том энциклопедии, я нашел Амстердам и Антверпен. Оба — порты, оба — крупные торговые города с длинной историей, красивыми домами, отличными галереями искусств и музеями. Несколько слов в описаниях этих городов были одинаковыми: «крупный коммерческий центр» и «огромные океанские лайнеры», но не они вдруг привлекли мое внимание. Было еще одно слово. Я неуверенно прошептал:
— Алмазы?
Боб, стоявший в противоположном конце комнаты, поднял голову и посмотрел на меня. Он по-прежнему щурился, его разум, как, впрочем, и мой, пытался осмыслить новые возможности.
Боб медленно произнес:
— Стринджер находится от Аргайла вовсе не в миллионе миль.
Я кивнул. Аргайл-Филд — новый вклад Западной Австралии в мировые запасы алмазов. И довольно большой вклад. Нет, не большой — огромный. Долгое время считалось, что в Австралии нет алмазных месторождений. Но они, оказывается, есть. Даже больше, чем в Южной Африке. Месторождение было обнаружено сравнительно недавно на севере штата.
Прошло, может быть, около минуты. Боб шумно выдохнул и резко вышел из своего транса.
— Не может быть! Это просто чертово совпадение! — сказал он с присущей ему обычной практичностью.
— Объясняет, откуда деньги, — заметил я.
— Тоже верно!
— И то, почему кто-то так отчаянно...
— И почему старуха была так хитра со своим посланием, — словно прочитав мои мысли, добавил Боб. Потом помолчал и сказал: — Но...
— Что «но»?
— Есть два вида месторождений: россыпь — когда алмазы находятся на дне реки или пересохших водоемов; и алмазная «трубка» — цилиндрическая масса вулканического агломерата, в котором встречаются алмазы. Нигде поблизости от Стринджер Стейшн россыпных месторождений нет, поэтому оно может быть только алмазной «трубкой». Старуха и ее муж не бродили вдоль берегов рек и водоемов, собирая пустячную гальку. Это мог быть только рудник. Такой, как Аргайл.
— Ты неплохо информирован.
— Я полицейский, хоть и бывший. Алмазы — большая ценность, сам понимаешь.
— Но ты сомневаешься, потому что в этом случае слишком многое стало бы ясно.
— Идем дальше, — сказал он.
— Подожди. Что, если?..
— Что, если это пустая трата времени? Пошли дальше. Я хотел бы узнать немного больше о Джоне Джозефе Грине. Что нам известно?
— Не так уж и много. Родился в Пиктоне, Новый Южный Уэльс. Приехал в Стринджер на верблюде, по-моему, в тысяча девятьсот тридцать каком-то. По другой версии, его, полуживого, нашел в пустыне и принес на ферму отец Билли. Мэри Эллен выходила его, и, женившись на ней, он остался на ферме до конца жизни.
— Жизнь, полная разнообразия, — с иронией сказал Боб. — Это все? Думаю, верблюд нам кое-что дает. Можно считать, он путешествовал по пустыне.
— Мы не знаем, где он путешествовал. Есть еще одно, — сказал я. — Билли Одна Шляпа, житель Стринджер Стейшн, абориген, работающий там управляющим, сказал, что Грин обычно ходил прогуливаться.
— Он что-нибудь объяснил?
Я покачал головой.
— Сказал только, что тот уходил раз в год после сезона дождей и отсутствовал примерно месяц. И так, пока не состарился.
— На чем?
— Что ты имеешь в виду?
— На чем уезжал? Всегда на верблюде?
— Билли сказал, и на муле тоже.
— Что-нибудь еще?
— Его жена в письмах называла Грина — Джака.
— Джака. — Боб произнес имя несколько раз, как бы пробуя на вкус, как дегустатор вина. — Уменьшительное от Джаккеро, может быть, так?
— Возможно. Но я никогда не слышал такое уменьшительное.
Боб состроил гримасу.
— Ты молод. Был в свое время один Джэкер, капитан английской крикетной команды. Еще Стенли Джексон. Сэр Стенли Джексон.
— И все-таки, — сказал я и направился к телефону.
На этот раз Том Кендрик оказался дома и мягко выговорил мне:
— Я пытался дозвониться тебе в офис, молодой Джон Клоуз, а тебя не только не было там, но сотрудники даже не могли сказать, когда тебя ожидают и где тебя можно найти.
— Знаю, — ответил я. — Все объяснить сейчас очень сложно, но...
— Я выполнил твою просьбу в отношении Джона Джозефа Грина. Провел пару расследований. — Он замолчал.
— Это крайне важно, сэр.
— Да? Ну ладно. Говорит ли тебе что-нибудь фамилия Ласситер?
Я знал двух Ласситеров, один из которых — киногерой. Конечно, это не он.
— Ласситер с рудной жилы? Этот? — спросил я.
— Верно.
— Он, Грин, был связан с Ласситером? — Я буквально запищал от удивления, потом сказал своим обычным голосом: — Несомненно, это было очень давно?
— Не явно связан, нет.
Я любил Тома Кендрика и обычно получал удовольствие от его легкой педантичности, но сейчас я был готов его задушить.
— Пожалуйста, — попросил я. — Мне крайне необходимо это знать.
— Ох уж это нетерпение! Или у тебя нечто большее, чем простая нетерпеливость?
— Немного больше. Я не могу вам сейчас всего объяснить, сэр, мы...
— Все, что у меня есть, это просто вырезки из газет, — сказал Кендрик. — Я сделал с них копии. Хочешь, вышлю их тебе по почте?
— Я сам тотчас же приеду за ними, сэр.
— Поторопись, пожалуйста. Я собираюсь на прогулку.
Боб сказал, что лучше поехать ему, потому что кто-нибудь может следить за мной, и если это так, то мы окажем Кендрику медвежью услугу. Кроме того, если кто-нибудь, достаточно глупый, решит следовать за Бобом по улицам Перта, он легко сможет вычислить «хвост» и оторваться. Уже почти в дверях Боб резко обернулся:
— Что мы еще не обговорили? У тебя есть, что мне сказать?
— Тысячу вещей, — мы были слишком заняты.
— Говори главное. Я внезапно почему-то почувствовал, что ты знаешь что-то очень важное.
