— Я вообще люблю воду. У меня домик на Виньярд, — ответила я, вспомнив, как Хойт говорил о соседнем Нантакете. Когда я была помолвлена с Адамом Найманом, он любил катать меня на своем шлюпе. — Иногда я ходила под парусом.
— Когда все это закончится, — сказал Хойт, имея в виду процесс, — я поговорю с Дженной, и мы вместе отправимся куда-нибудь на острова. По Карибам сейчас бродит несколько ураганов, будем надеяться, они не создадут проблем у нас на севере.
— Да, сейчас для них самый сезон. А здесь есть модель вашего парусника?
Хойт подвел меня к дальней стене, где под лепным балконом стояла черного цвета яхта, вероятно, стоившая не меньше двух миллионов долларов.
— «Пират»? — спросила я.
Не самое оригинальное название, к тому же синоним слова «корсар».
— Дж. П. Морган — мой любимый герой.
— Барон-разбойник как образец для подражания? Поэтому вы им восхищаетесь? — спросила я с улыбкой.
— Нет, нет. Он величайший коллекционер всех времен. За это я и люблю его. За страсть, которую люди или разделяют, или не понимают.
— Я нечто подобное испытываю к редким книгам. Только бюджет у меня другой.
В библиотеке Моргана хранится одна из лучших коллекций в мире.
— Он собирал картины и скульптуры, манускрипты, фортепьяно «Стейнвей», лиможские эмали, китайский фарфор, табакерки, готические изделия из слоновой кости. Представьте, что вы можете исполнить любую вашу фантазию.
— А вы? — спросила я. — Что коллекционируете вы?
— Разные вещицы. Всякую всячину. Современное искусство, часы, средневековые гравюры, почтовые марки. То, что мне по карману. Кстати, я уверен, что, когда вы решите покинуть прокуратуру, многие юридические фирмы будут счастливы взять вас к себе и платить вам гонорары, которых вы заслуживаете. Интересно, как вам удается содержать домик на Виньярде на прокурорское жалованье?
— Мне помогает семья.
Этот вопрос меня сразу отрезвил. Терпеть не могу, когда меня спрашивают о таких вещах. Я прекрасно понимаю, как мне повезло с отцом и с его открытием, принесшим столь невероятные дивиденды. Мне хотелось поинтересоваться у Хойта, как он умудрился заработать столько денег на заурядной юридической практике и паре удачных сделок, но потом я решила, что время для этого неподходящее.
— Не знаю, как, но Батталье по-прежнему удается привлекать самых умных и талантливых сотрудников. Мой отец говорил: «Если платить людям крохи, у вас останутся одни цыплята».
Я не стала отвечать на этот двусмысленный комплимент. Молодые адвокаты, с которыми я плечом к плечу работала в прокуратуре и которые, подобно мне, выбрали государственную службу, не рассчитывали на солидное вознаграждение. Их начальный оклад составлял не больше четверти от суммы, которую зарабатывали их коллеги в частных фирмах, и единственным, чем они компенсировали разницу, было удовлетворение от работы. Они не нуждались в яхтах или дорогих коллекциях, чтобы чувствовать себя счастливыми.
Я остановилась перед живописным полотном, на котором был изображен высокий темнокожий мужчина в набедренной повязке. В руке он держал флаг Нью-Йоркского яхт-клуба на длинном древке. Меньше всего он походил на члена этого заведения.
— Вас заинтересовал этот нубиец? — спросил Хойт.
— Он бросается в глаза.
— Джеймс Гордон Беннет, издатель «Нью-Йорк Геральд», финансировал экспедицию одного из своих репортеров, Генри Стэнли, который отправился в Африку на поиски пропавшего доктора Ливингстона. В середине девятнадцатого века Беннет был нашим президентом. Когда Стэнли выезжал верхом на муле из джунглей, первым появился именно этот парень, с эмблемой нашего клуба в руках. Похоже, у Стэнли была отличная команда.
— Живая история, — сказала я, разглядывая картины и мемориальные дощечки, покрывавшие стену от пола до потолка. — Спасибо, что назначили мне здесь встречу. Надеюсь, Питера Робелона не арестуют до окончания процесса? Мне бы очень не хотелось, чтобы суд отменили из-за отставки адвоката.
— Ни в коем случае. Все пока на самой ранней стадии расследования и сбора информации.
— У вас есть сведения, которые я могла бы предложить Батталье в качестве трубки мира? Он ждет не дождется, когда я избавлюсь от дела Триппинга.
— Вы хотите сказать, есть ли у меня что-нибудь, что еще не известно его собственному следователю Джеку Клайгеру? — спросил Хойт.
— Это было бы хорошее начало.
Он сунул руки в карманы брюк и зазвенел монетами. Я улыбнулась и заверила его, что все факты, которые он сообщит, помогут нам завоевать поддержку Баттальи для осуществления наших планов.
— Помните, что произошло с компанией «Им-Клон» несколько лет назад? Сэм Уэксел начал сбрасывать ее акции, узнав, что УКПЛ[10] не одобрит их новое лекарство.
— Да. Это был типичный случай торговли информацией. В деле оказались замешаны даже его отец и дочь, не говоря уже о роли Марты Стюарт.
— Передайте вашему шефу, что Робелон участвовал в такой же махинации. Комиссия по ценным бумагам засекла с помощью компьютерной системы фирму его брата. Акции небольшой компании, стоившие не больше пятисот тысяч, за день взлетели до трех миллионов. В это время сотовый Питера работал без передышки, как 101-я воздушно-десантная дивизия в операции «Шок и трепет».
— И Джек Клайгер не знал?..
— Он затронул только верхушку айсберга, Алекс. — Хойт дал задний ход, почувствовав, что я готова надавить на него. — Я позвоню вам в понедельник, перед судом.
Я свернула на 44-ю улицу и поднялась по 5-й авеню. Стоял чудесный теплый осенний вечер, но, несмотря на ясную погоду, я позвонила сторожу в Виньярд и попросила закрыть в доме ставни. Если Хойт не ошибся насчет приближающегося урагана, это разумный шаг.
В половине пятого я удобно устроилась в кресле парикмахерского салона, предоставив своей знакомой, Эльзе, освежить мою прическу, а Нане — придать ей дополнительный лоск для вечернего похода в театр.
Я вернулась домой около половины шестого и не обнаружила ни звонков, ни сообщений. Вскоре появился Джейк, после пробежки в парке.
— Какие у нас планы? — спросил он.
— Около восьми встречаемся с Джоан и Джимом в театре. Постарайся не забыть билеты. — Я кивнула на ящик тумбочки, достала из шкафа черное шелковое платье и начала одеваться. — Поужинаем в девять, после спектакля. Потерпишь?
— Да. Я заглянул на работу, просмотреть кое-какие материалы. Заодно и перекусил.
Мы взяли такси и подъехали к театру «Бэрримор», где под шатровым входом нас ждали друзья. Ральф Файнс играл в «Отелло», лондонская пресса превозносила постановку до небес. Заняв свои места, мы стали обмениваться новостями, пока в зале не погасили свет и не поднялся занавес. Я переключила сотовый на виброзвонок, убрала телефон в сумочку и положила ее на колени, рассчитывая быстро уйти в том случае, если в ближайшее время кто-нибудь свяжется со мной по поводу Даллеса.
После второго акта мы вчетвером решили размять ноги и что-нибудь выпить в вестибюле. Когда мы подошли к бару, я увидела, что у колонны стоит Майк Чэпмен. Он пил коктейль и листал программку.
В последнее время наши отношения с Джейком стали настолько напряженными, что я даже обрадовалась, подумав, что Майк прервет наше светское общение хорошими новостями о пропавшем мальчике. Но Джейк направился к Чэпмену вместе со мной, и я постаралась сделать вид, что не разочарована его присутствием.
— Быть или не быть, вот в чем вопрос.
— Это из другой пьесы, — сказала я. — Послушай, ты…
— Вот и ответ. Какие сны в том смертном сне приснятся, когда покров земного чувства снят,[11] — продекламировал Майк, сопровождая монолог Гамлета взмахами бокала с коктейлем. — Прости, Джейк, но следующий танец мой. У нас снова труп. Вечно эти трупы.
— Что? Майк, не морочь мне голову. Объясни, что произошло, — потребовала я.
— Еще одно убийство.
Он допил свой «буравчик» и заказал вторую порцию.
— Господи, это не Даллес?
Я прижала ладонь к губам и с облегчением увидела, как Майк, не отрываясь от бокала, качает головой.
— Для тебя это серьезный удар, Куп. Пойдем со мной, я как раз еду в участок. — Он взял меня за руку. — Убита Пэйдж Воллис.
В голове не укладывалось, что Пэйдж Воллис действительно мертва. Я не могла избавиться от мысли, что к ее смерти причастен Эндрю Триппинг.
Майк провел меня по лестнице на второй этаж, и мы вошли в общую комнату. Детективы поздоровались со мной. По их мрачным лицам было ясно, что они понимают, насколько меня потрясла смерть главной свидетельницы.
Я постоянно вспоминала слова судьи Моффета перед началом процесса над Эндрю Триппингом: «Убийство. Обвините ответчика в убийстве».
Он никого не убил, подумала я тогда. Насколько мне известно.
