– Натали говорила, где стояла, когда это случилось?
Я покачал головой:
– Я что, должен был просить ее нарисовать план? Вы меня простите, но мне кажется, что это ваша работа, а не моя.
Шарвийфор постучала мыском туфли по полу.
– Я сегодня говорила с Ги Воденом. Я так понимаю, ваша жена звонила его супруге и была в расстроенных чувствах. Переживала, что вы с мадам Дракс… ну, довольно близки.
Я замер в ужасе. С какой стати Ги рассказал ей об этом?
– Не беспокойтесь, доктор Даннаше. Я никого не осуждаю.
Меня прошиб пот.
– Я бы не сказал, что мы с ней особенно близки, – пробормотал я.
– Может, и так. Но, по крайней мере, вы с ней дружите, лечите ее сына. Я надеялась, у вас будут какие-то полезные соображения.
– Нет, – твердо ответил я. – Вряд ли.
Шарвийфор задумалась.
– Я попрошу вас быть внимательней и ни от чего не отмахиваться, – медленно проговорила она. – Если Натали скажет что-нибудь странное, необычное или такое, что противоречит ее прежним показаниям, – позвоните мне. Например, что за история с конфетами?
– А что такого?
– Как можно поссориться из-за пакетика конфет? Вас это не удивляет?
– Когда человек на взводе, он может сорваться по любому поводу. Очень много семейных ссор происходит из-за пустяков, – холодно ответил я.
– А вам известно, что Пьер Дракс – не родной отец Луи? – медленно произнесла Шарвийфор и в упор посмотрела на меня. Моим первым порывом было сказать, что я не в курсе. Сам не знаю почему; временами я сам себя не постигаю.
– Да, мне это известно, – наконец сказал я. Голос тихий и далекий; громадный, прожорливый червь тревоги ворочался во мне. Шарвийфор неотрывно смотрела на меня – изучала мою реакцию. Даже не трудилась это скрывать. Осталось только вытащить лупу и сунуть ее мне в лицо. – И кто же его настоящий отец? – спросил я как можно безразличнее.
Детектив улыбнулась:
– Ведь это вы дружите с мадам Дракс. Спросите у нее сами.
– Вы хотите, чтобы я за ней следил? – Меня вдруг охватил гнев. – Чтобы я делал за вас вашу работу?
– Нет. Но это же вы у меня выспрашиваете. – Я это проглотил. – Раз она призналась вам, что Пьер – не родной отец Луи, она еще, должно быть, рассказала, что, когда Луи был грудным, она чуть не отдала его на усыновление, а потом передумала.
Я скрестил руки на груди и тут же пожалел, что тем самым выдал себя окончательно.
– Нет, я этого не знал. Но неудивительно, что она не сказала. Это же очень личное, правда?
– Да, несомненно.
– А этот психолог, Перес. Я бы хотел с ним пообщаться.
– Это пожалуйста, – сказала Шарвийфор. – Позвоните к нам в участок, мы дадим его телефон. Но он может отказаться разговаривать с вами.
– Почему?
– Перес нынче не в лучшей форме. Он не смог вылечить Луи. Вначале все вроде бы шло хорошо. Но мадам Дракс была недовольна и в итоге отказалась от его услуг. После трагедии она приехала к Пересу и обвинила во всем его. Он тяжело это воспринял и вообще перестал практиковать.
– И чем он сейчас занимается?
– Пьет.
О боже, подумал я. Чем дальше, тем хуже. Сославшись на занятость, я поспешил удалиться. Я вышел из палаты, чувствуя на себе взгляд Шарвийфор – она буравила меня глазами, словно лазером.
Когда я вернулся в кабинет, Ноэль доложила, что приходил Жорж Наварра. Ему требовались образцы почерка всех, кто контактировал с Луи, включая медсестер и даже Карин, хотя та видела Луи лишь однажды. Ноэль отксерила для инспектора мое деловое письмо и новогоднюю открытку от Филиппа Мёнье. Все образцы почерков отправятся на графологическую экспертизу в Лион. Что ж, подумал я, нужно отдать Шарвийфор должное: она старается. Я подумал о Софи. Наверняка уже приехала в Монпелье. Завтракает с девочками в их любимом ресторанчике на берегу моря. Я представил, как они втроем сидят за столом, и перед ними их любимое блюдо – раки, большая тарелка, месиво из панцирей, клешней и долек лимона. Будет белое вино, сплетни, а главное – смех. Солнце на лицах. Интересно, когда Софи им расскажет – и сколько? Пожалуй, всё. У них нет секретов.
Днем я решил посидеть дома за докладом. Без Софи можно спокойно сосредоточиться на работе – получается лучше, чем в больнице. Но то была не единственная причина. Я отправился домой самой длинной дорогой, через деревню. На центральной площади подошел к доске объявлений у здания мэрии-. Воздух звенел от жары и полнился мерцающими миражами. На плакате «В розыске» я увидел лицо мужчины, которого Натали любила и за которого вышла замуж. Темноволосый мужчина лет сорока с лишним, со следами исчезнувшей красоты: крепкие скулы, высокий лоб, глубоко посаженные глаза. В лице Пьера Дракса чувствовалась внутренняя сила – сила, которой я не предвидел. Сердце мое сжалось. Пьер невозмутимо смотрел на меня в упор. На миг я почувствовал укол зависти, а потом – явного неприятия. Нет, даже скорее отвращения. Я ненавидел этого человека: он пытался убить собственного сына, а теперь угрожал и мне. Не исключено, что в этот самый момент он следит за Натали, или строит козни против Луи, или и то и другое. Этот человек знал, кто я такой и – отчасти – как я отношусь к его жене. Он хотел отнять у меня Натали. Я вспотел и отвернулся, устыдившись страха, что внезапно окатил меня.
Натали снова ночевала в больнице, и мы договорились, что я загляну к ней после вечернего обхода. Сегодня она снова уложила волосы в узел – это подчеркивало ясный, тонкий овал лица. Губы накрашены той же темной помадой, и еще Натали надела зеленое платье из китайского шелка. Она уставилась на меня настороженно, будто слегка смутившись, и беспокойно улыбнулась. В глубине души я понимал, что, похоже, Натали нарядилась ради меня, но мне было не до этого, не льстило, и не привлекало. Я был не в своей тарелке. Из-за того, что она не сказала мне, – и даже из-за того, что сказала. Меня мучило воспоминание о лице Пьера Дракса, которое, видимо, поселилось у меня в голове. И еще я злился; злился на Натали (хотя при чем тут она?) за то, что Софи позвонила Даниэль, вследствие чего, как это ни болезненно, теперь все знают, что я влюблен. Я понимал, что неадекватен, но ничего не мог с собой поделать. Я не умею скрывать эмоций, и вся буря чувств наверняка была написана на моем лице. Натали предложила мне стул, а сама устроилась на кровати. Заговорила быстро, нервно и виновато:
– Простите меня, Паскаль. Я должна была многое рассказать вам, я понимаю. Просто… Это было очень тяжелое время.
– И кто же настоящий отец Луи? – Вопрос вылетел, груженый такой тупой злобой, что удивились мы оба. Натали отвела взгляд, сцепив пальцы на ожерелье. Снова накладные ногти. А ожерелье – стеклянное, зеленые бусинки, в тон платью. Зачем она нарядилась для меня? Это сбивало с толку и раздражало, как неприступный кроссворд.
– Он был моим бойфрендом, – сказала Натали. Кажется, голос дрогнул. – Я называла имя. Жан-Люк. Мы расстались, и я хотела про него забыть, но он…
Она умолкла и отвернулась. Господи, какая худенькая, какая беззащитная. Зачем я так поступаю с ней, зачем злюсь? Она не обязана рассказывать мне про свое прошлое, если оно причинило ей столько боли. Сердце мое смягчилось.
– Поделитесь со мною, и вам станет легче, – сказал я.
– Не станет. Просто поверьте мне.
– Но если другие знают…
– Никто не знает, – резко оборвала она. – И тому есть причина.
– Но я врач вашего сына, – робко возразил я, – и, надеюсь, ваш друг…
– Слушайте, обязательно все называть своими именами? – огрызнулась она и повернулась ко мне. Какой обожженный взгляд.
– Да, – просто ответил я. – Может, и обязательно. Покраснев, она резко вдохнула.
– Меня изнасиловали, ясно? Теперь вы довольны? – хрипло прошептала она и опустила голову. Плечи беспомощно задрожали. Какой же я бесчувственный дурак, почему сразу не догадался? Своею хрупкостью она способна разбудить в мужчине не только самое возвышенное, но и самое низменное.
– Простите меня, пожалуйста. – Я сжал ее ладонь.
– Теперь вы понимаете, почему я не хотела говорить. Я не сразу поняла, что беременна. – Она говорила сухо, не поднимая глаз. – Или, может, догадывалась, но старалась об этом не думать. А когда убедилась, было уже поздно делать аборт.
– И вы не сообщили в полицию?
– Какой смысл? Нет смысла, если это знакомый, и я ведь его даже любила, по крайней мере, мне так казалось. Я хотела просто жить дальше, вот и все. Я переехала в Лион и там родила Луи. Совсем одна. Мать в Гваделупе, а сестра не желала меня знать.
– Это было очень храбро – не отказаться от ребенка, – мягко произнес я. – После того, как… – Но я не смог подобрать нужных слов. Она поежилась и тяжело выдохнула, словно обессилела.
– Кто вам об этом сказал?
– Детектив Шарвийфор.
– Она не имела права.
Я видел, как давят на нее эти воспоминания. Натали сидела совершенно потерянная, волосы выбились и упали на лицо, а голые руки покрылись мурашками. Я с содроганием посмотрел на синяк, который уже потихоньку светлел.
