— Вы не сомневаетесь, что у вас с девушкой не возникло ссоры перед ее уходом отсюда?
Фокнер рассмеялся хрипло и беззаботно.
— Если органы власти считают, что я потерял голову от маленькой дешевенькой шлюшки, ломанул ей шею мощным ударом каратэ, сволок ее по лестнице, полной соседей, на собственных плечах из-за того, что она отвергла меня, то они глубоко ошибаются. И на черта тогда нам подобные органы?! Вздумай я трахнуть ее, она бы согласилась раньше, чем я бы успел предложить, и не за десять фунтов. На червонец таких, как она, можно иметь десяток, или я ни черта не понимаю в проститутках.
— Насколько нам известно, ее тело нашли у Доб Керт, сержант? — отозвался Морган, старательно пряча глаза.
— Да.
— И у вас на самом деле могли зародиться подозрения, что мистер Фокнер мог тут убить несчастную девушку, вынести ее по парадной и единственной лестнице и оттащить так далеко? Советовал бы обратить внимание, что у Бруно нет машины.
— Вот кретины, — снисходительно усмехнулся Фокнер, — в прошлом году отобрали у меня водительские права. Видите ли, человек перебрал за рулем…
— Ну, а когда мисс Пакард вышла из вашей квартиры, вы тоже покинули помещение? — упрямо спросил Миллер.
Фокнер поглядел на него с сожалением и не стал спорить.
— Я, правда, тысячу раз… Да. Я отправился в бар на Риджент Плейс, по дороге даже поздоровался с дежурным полицейским. У нас в семье никогда не поощрялись классовые предрассудки. Мы всегда первыми здоровались с представителями низших слоев.
— Именно этот представитель сообщил нам об этом. А через несколько минут он наткнулся на труп Грейс Пакард. Да, вы еще оставили на стойке перчатки невесты, мисс Хартман. Хозяин бара, Джоанна, просил, чтобы я передал тебе твою потерю и огромный привет.
Он вытащил из кармана дерматиновое чудо, переливающееся всеми цветами радуги, и протянул их актрисе.
— Но это же не мои! — негодующе воскликнула она.
— Это вещица Грейс Пакард, — снисходительно заявил Фокнер. — Они вывалились у меня из кармана, когда я нашаривал мелочь. И вам, господин полицейский, это отлично известно.
— Хозяин заведения это подтверждает, о чем и вам отлично известно, господин ваятель. Вот разве что он твердит, что вы упоминали, что перчатки принадлежат Джоанне.
Возмущению девушки, казалось, не было границ. Она вспыхнула и приготовилась к гневной тираде. Фокнер же по-прежнему был далек от смущения.
— Но, дружище, он-то хорошо знает Джоанну — мы заскакиваем к нему со старушкой промочить горлышко. Подумайте сами, сержант, следовало ли мне говорить Харри, что это барахло принадлежит другой женщине? И потом, я же упоминал в разговоре с вами, что это не его собачье дело!
— Звучит весьма убедительно, — оттаяв, произнесла девушка.
Миллер, уже не таясь, внимательно поглядел на нее.
— В самом деле?
— Не понимаю, что ты имеешь в виду?
Морган, который все это время вслушивался в каждое слово, торопливо отозвался:
— Речь о другом, да?
— Возможно, — уклончиво признал Миллер.
Все увидели, что Фокнер уже зол и взведен. Он сбросил с лица маску добропорядочной сдержанности и резко поинтересовался:
— Это следующее убийство Любовника Дождя? Да или нет? Мне порядком надоели ваши расспросы…
— Судя по признакам, да, — услужливо ответил Ник.
— Тем легче, — подхватил Морган. — Не может же вам стукнуть в голову, что Фокнер убил также и четырех предыдущих… гм-гм… дам?
— Чем вы можете это доказать?
— Нет ничего проще. Начнем с того, что уж предпоследней жертвы я точно не мог грохнуть, — вмешался Бруно. — Об этом и говорить-то смешно! Два дня назад здесь стояли три статуи, сейчас — четыре. Каждому, кто хоть немного знаком с гипсом и глиной, станет яснее ясного, насколько я был занят. Я с четверга не высовывал и носа на улицу!
— Кроме того, ответьте на мой вопрос, — напал Морган с другой стороны. — Эти перчатки… Что за ними скрывается? Что?..
— Когда дело заходит о маниакальных убийствах подобного рода, — сухо уведомил Миллер, — то есть подробности, которые не попали в прессу. Не только потому, что они не слишком щадят нервы читателей, но еще и потому, что, стань они достоянием гласности, это во многом затруднило бы ведение полицейского расследования.
Ник отчетливо осознавал, что сейчас балансирует на грани дозволенного, что любой неосторожный шажок может быть началом катастрофы. И если что случится, то помощи ждать неоткуда, Маллори первый спустит всех псов. Как бы то ни было, но он зашел слишком далеко, чтобы отступить и выйти из игры.
— Подобный тип убийц становится заложником, рабом собственного безумия. Он не только вынужден убивать, но не может делать это по-другому, как не может перестать дышать. И именно это приводит его к гибели.
— Фантастика! — воодушевленно воскликнул Фокнер. — Сравнить только: Джек Потрошитель выбирал только проституток и делал им хирургические операции. Душитель из Бостона сперва насиловал свою жертву, а потом душил нейлоновым чулком. А что новенького придумал Любовник Дождя?
— В выборе жертвы нет каких-то определенных правил. Самой старшей было пятьдесят, а самой молодой стала Грейс Пакард. Отсутствуют сексуальные мотивы преступления, не обнаружено также и следов извращенного насилия. Работа чистая и гладкая: шея всегда сломана одним точным ударом. Этот человек — мастер своего дела.
— Возможно, разочарую вас, но вовсе не нужно быть каратистом, чтобы перебить женские позвонки, хватит и не особо сильного удара.
— Согласен. Ну, у Дождевого маньяка есть еще одна примета: он всегда забирает с трупа какую-то вещицу.
— Что-то вроде сувенира на память? Забавно, — протянул Фокнер. — Что-то определенное?
— Всякий раз другой предмет. Сначала сумочка, потом головной платок, нейлоновый чулок и, наконец, туфля.
— А в случае с Грейс Пакард пара перчаток, да? — подхватил Бруно. — Ответьте, сержант, на такой вопрос: если в предыдущих случаях я удовольствовался всего одной туфлей и единственным чулком, что вдруг заставило меня роскошествовать с целыми двумя перчатками? Это же брешь в шаблоне, не так ли?
— Согласен, — признал Миллер.
— И вот еще что, — глаза Джоанны вспыхнули язвительным блеском, — куда запропастился десятифунтовый банкнот? Похоже, в вашей логической цепочке не хватает уже двух звеньев?
— К сожалению, полиция не располагает никакими доказательствами, что этот банкнот вообще существовал. Конечно, кроме заявления мистера Фокнера.
Над гостиной повисла гнетущая тишина. Морган не знал, что ответить, а Джоанна Хартман застыла в испуганном недоумении.
Миллер решил, что наступил такой психологический момент, когда следует слегка разрядить обстановку. Он улыбнулся.
— Пожалуй, я позвоню на службу, узнаю, как там обстоят дела.
Фокнер великодушно указал на телефон.
— Прошу.
— Благодарю, я спущусь к рации в машине. Отдохнем друг от друга пять минут.
Он вышел из комнаты, осторожно закрыв дверь.
Фокнер первым нарушил тишину. Его смешок прозвучал глухо и неестественно.
— Не слишком все красиво, не так ли?
Харолду Филлипсу было не по себе, он обильно потел. Едкий дым от дюжины выкуренных сигарет плавал под потолком грязно-серыми полосами. Глаза слезились от его изобилия. Нелегкий разговор со старшим инспектором Маллори был уже позади. Харолд украдкой поглядывал на дежурного полицейского, с каменным лицом застывшего у двери.
— Долго еще? — он судорожно облизнул губы.
— Это решает мистер Маллори, сэр, — учтиво отрапортовал страж порядка.
Почти сразу же, как по заказу, в дверях появился Маллори и следом за ним Брейди.
— Ну, как дела? Попили чайку? — весело спросил вошедший.
— Не дали мне чая! — злорадно пожаловался Харолд.
— Нехорошо, очень нехорошо, — поскучнел Маллори и с укором посмотрел на дежурного. — Принесите немедленно для господина Филлипса крепкого чая из буфета.
Инспектор перевел взгляд на Харолда, дружелюбно улыбнулся, сел за стол и раскрыл папку с рапортами. Он что-то внимательно пробежал глазами, перечел и сосредоточился на набивании трубки.
— Тут стоит подумать, — буркнул он.
В комнате стало тихо, только тиканье часов и далекие глухие раскаты грома нарушали тишину.
— Похоже, приближается гроза, — первым не выдержал Харолд.
Маллори поднял к нему посуровевшее лицо, его темные глаза грозно сверкали. Он заговорил резко и требовательно. В голосе не было и следа прежней добродушности, только злость.
— Вы изволили лгать, юноша. Я понапрасну терял с вами время.
Контраст между его беспощадным тоном и только что звучавшей благосклонной любезностью был столь разительным, что Харолда охватил страх. Он вздрогнул в предчувствии беды.
