Изогнутые пушистые ресницы мягко опустились: да.
– Хорошо. Тогда попросите охрану удалиться или хотя бы не подслушивать.
Хозяйка позвала охранника:
– Андрей, у меня конфиденциальный разговор.
Тот молча кивнул и закрыл дверь.
Элеонора приготовилась слушать, слегка ироничным голосом напомнив гостю, на чем он остановился:
– Вас зовут Сергеем, вы бывший военный.
– Такие детали... – не остался в долгу Марковцев. – Вы столько знаете обо мне. А еще я нахожусь в розыске за терроризм, заказные убийства и организацию преступного сообщества.
– Ко мне это имеет какое-то отношение? – спокойно спросила девушка.
– Как ни странно, да, – отозвался Марк. – Сейчас моя голова занята именно вашими проблемами. Поговорим про Бориса Леонидовича? – предложил он. – В одной из мастерских ФСБ полным ходом идет отлив большой свинцовой пули для вашего...
– Мужа, – подсказала Элеонора. – Перед отъездом из Франции я обвенчалась с Борисом Леонидовичем.
– Примите мои соболезнования, – Сергей слегка наклонил голову. Если девушка играет в светскую даму, подумал он, то это получается у нее здорово: невозмутимость, хладнокровие, осанка, жесты, чем-то напоминающие манеры актрисы Аллы Демидовой.
Сам же Сергей внешне походил на певца Николая Носкова: тот же возраст, мрачноватый взгляд, крупные зубы и вечный отпечаток усталости на лице. Марк усмехался, вспоминая строчки из песни своего “двойника”: “В этом мире я гость непрошеный”.
– Итак, зачем вы пришли?
– Я хочу заработать денег, и мне по большому счету плевать, кто мне заплатит. Причем без поправки – больше или меньше. Лишние пару миллионов для меня погоды не сделают.
– Вы пили сегодня?
– Ни грамма. Рассчитывал угоститься у вас. Я знаю, о чем вы думаете, потому что сам думаю о том же. Нет, к фирме “Заря” я не имею никакого отношения и в новогодние праздники Дедом Морозом не подрабатываю.
– Вы из лечебницы – в это я поверила. Совершили побег и пришли шантажировать меня?
Марк удивился.
– А вы посмотрите на меня еще раз. По-вашему, именно так выглядят шантажисты?.. Ей-богу, я повторяюсь. И года не прошло с тех пор, когда я говорил то же самое одному полковнику ФСБ. Только он перепутал меня с идиотом. Или болваном, уже точно не помню.
– Зачем вы пришли? Говорите и уходите.
– Я пришел напомнить вам одну мудрость: “Лучше всего дорогу к стаду знают волки”.
– Отождествляете себя с хищником?
Элеонора прикурила. “Если она все же играла, – повторился в мыслях Сергей, – то вот сейчас чуточку переиграла. Или недоиграла”. По ее лицу, жестам Марк понял: ей вовсе не хотелось избавляться от гостя. Который, может быть, своей развязностью разбавил ее неважное настроение, резко контрастируя с ее вышколенными телохранителями. Сергей добился цели, которую перед собой и не ставил: расположил к себе эту красивую женщину, которой от чистого сердца выразил свои соболезнования.
– Вы отлично придумали, – нарушила молчание Элеонора. – Вы знаете, что мне нужно. Вы знаете меня лучше меня самой. Браво!
– Я бы добавил...
– Не надо, посидите молча. Пьете водку?
“Да, – мысленно продолжил Сергей, оценивая стройность фигуры девушки, подошедшей к горке, – я пью водку, запросто остаюсь на ночь в чужой квартире”.
– Интересная поговорка. – Элеонора подала гостю рюмку. – Мне кажется, я не впервые слышу ее. Откуда она, из фильма, книги?
– Эта “поговорка” из соборного послания святого апостола...
Савицкая звонко рассмеялась, на полуслове перебив собеседника:
– А что еще интересного сказал святой апостол?
– Еще святой апостол Павел сказал: “Те, которые не имея закона согрешили, вне закона и погибнут. Но исполнители закона оправданы будут”. Эти слова напрямую касаются и бизнесмена Кесарева, и одного полковника с Лубянки.
Элеонора отметила, как в устах странного гостя логично, не режа слух, сочетается глубокая мудрость святого писания и сухость современных фамилий и должностей. Откуда этот дар у Марковцева, она намеревалась выяснить чуть позже.
– Как вы узнали мой адрес?
– От одного журналиста, который атаковал вас в Шереметьево. Я прилетел за час до вас, рейсом Афины – Москва. Журналист этот работает на “контору”, а сейчас и на меня тоже. Правда, он рискует поменять работу в столице на каторгу в северо-российском бюро своего телеканала. А скорее, если мы перешли на поговорки, он устроится “под лежачим камнем” с сопроводительной надписью: “Здесь покоится тело раба божьего...”
– Приходите завтра, хорошо? – предложила Элеонора.
– Хотите навести кое-какие справки? Мой вам совет: не привлекайте к этому ваших адвокатов, просто попросите принести пару газет за шестнадцатое августа и шестое октября сего года. Это круглые даты в моей биографии. Шестнадцатого августа я захватил самолет и взял пассажиров в заложники. Потом обменял их на пять миллионов долларов и освободил из тюрьмы чеченского полевого командира. Шестого октября я взорвал его на краю парка имени 1 Мая. В газетах наверняка есть моя фотография, сличите ее с оригиналом.
Марк снял темные очки и улыбнулся, показывая свои фирменные крупные зубы.
3 декабря, понедельник
Поджидая Марковцева, Алексей слепо смотрел телевизор. Его обычное телеменю – новости. Сейчас же в “ящике” вживую пела, плясала, играла на гитаре звезда российской эстрады. И Щедрин пришел к выводу: медведь не только наступил ей на ухо, но еще и прошелся по пальцам, отдавил ноги.
Он вообще не помнил себя в подобном состоянии. Вставал обычно со свежими идеями, с ними же умывался, завтракал, ехал на работу. Любое начинание, которым могло оказаться прочтение новой книги, всегда взбадривало его, как чашка крепкого кофе, как ледяной душ. Он записывал любую понравившуюся ему мысль, интересное словосочетание, словоформу и строил на них то, что впоследствии становилось либо статьей, либо рассказом.
А сейчас в голову ничего не шло. Разве что сама собой развилась тема про вредного медведя. Записать? Лень. Потом. Такое не забудется.
Лень даже кивком поприветствовать Марка, шагнувшего наконец-то в комнату. С мороза, а на его лице нет ни следа от румянца. Словно надел маску. Может, долго стоял в теплом подъезде?
– Привет, Алексей! Один? Даже клизму некому поставить?
Вот и к шуткам гостя привык. Перед тем как отправиться к Савицкой, он распорядился доставить его на Тушинский рынок. Легко, как ведро картошки, купил там “вальтер” с 7,65-миллиметровыми патронами, пару магазинов и глушитель к нему. И велел отвезти все это домой. А если бы менты тормознули? “Здравствуйте, Алексей Сергеевич! Поменяли профиль работы?”
Нет, не лень обуяла Щедрина, а апатия. Жить в одиночестве не хотелось; пришел Сергей и растормошил, принес с собой глоток свежего воздуха, прошел к окну, запахнул шторы и встал рядом с телевизором. Помахал, как Леонид Ильич, у лица открытой ладонью.
– Не бойся, в обиду я тебя не дам. Запомни следующую вещь: при любой нестандартной ситуации делай ноги. Самое безопасное место считаю у Савицкой. Там тебя никто не найдет.
Его монолог был прерван телефонным звонком.
“Долго жить будет”, – подумал Сергей, принимая от обалдевшего репортера трубку и знакомое словесное сопровождение:
– Тебя. Савицкая. Откуда она?..
Марк приложил палец к губам и ответил на приветствие:
– Здравствуйте еще раз, Нора...
“Нора, – повторил про себя журналист. – Очень даже неплохое начало”.
– Слушайте адрес...
– Ты с ума сошел! – запротестовал Щедрин, втянутый в очередную аферу, на этот раз подполковником ГРУ.
– Савицкая – наш клиент, – возразил Марковцев, когда трубка легла на место. – Не знаю, как ты, а я привык играть с клиентами в открытую. В случае чего я сменю место жительства.
– А я?
– У тебя возникнут проблемы, – прямо ответил Марк.
– Надо побриться, – вдруг засуетился журналист, отчетливо представляя себе образ Элеоноры.
Сергей усмехнулся:
– Да, мой ультрамариновый друг, постарайся произвести на помощника Кесарева неотразимое впечатление.
– На какого помощника? – Щедрин тряхнул своей лохматой головой.
– Виктора Христова, если я правильно разобрал. Христову, шагнувшему за порог квартиры Щедрина, впору было предупредить: “Здесь я инкогнито”. Брезгливо миновав прихожую, доверенное лицо Бориса Кесарева с тем же видом прошло... хотелось сказать: в так называемый зал. Где стояла так называемая мебель, лежал так называемый линолеум. И только Марковцева не касалось это определение. Он не выглядел вальяжным, наоборот, сидел в кресле с располагающей улыбкой – опять-таки не напускной, курил, чему некурящий Христов не обрадовался, становясь пассивным курильщиком. Пассивным – оттого что, по собственному представлению, отчасти терял инициативу.
А Марк ухватился за нить разговора сразу, бесцеремонно отослав журналиста:
